Об актрисе Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии Ольге Лозовой невозможно писать в прошедшем времени. Она не могла так рано уйти из жизни, которую так сильно любила, воплощением которой была и осталась в памяти сотен поклонников. Просто поспешила к Богу на бал.

Заглянув на ее страничку ВКонтакте, можно увидеть ее июньские фотографии, на которых она в кокетливых позах, сильно похудевшая, приветливо улыбается из Италии, гуляя по Венеции — городу, который, судя по всему, обожала, ибо он и не мог не соответствовать ее тонкой театральной душе. Впрочем, душа ее всегда немного тосковала по несбыточному, в глазах актрисы был не только огонек, но и всегда — капелька грусти. Те, кто умеет смешить и веселить до упаду и колик, обычно за пределами сцены оказываются полярно противоположными своим сценическим амплуа. Таковы клоуны Божьи. Во время единственного большого интервью, которое однажды посчастливилось взять у актрисы, ее звонкий, колокольчиковый, насквозь музыкальный голос звучал с богатыми обертонами, в которых нет-нет да норовили проскользнуть трагические полутона.

У нее было очень много ролей в любимом Театре музыкальной комедии, но ей всегда хотелось сыграть что-то большее. Счастьем стала для нее, например, роль Дорис в музыкальном спектакле «Снова и снова с тобой» С. Дэниэлса.

На Ольге Лозовой держался репертуар субреток-хохотушек, а мечталось ей о больших драматических ролях, одной из которых осталась так и не осуществленная мечта сыграть Элизу Дулитл в мюзикле «Моя прекрасная леди» (играла ее в 1990-е годы в Томском музыкальном театре, но очень хотела сыграть снова), ведь между Одри Хепбёрн и Ольгой Лозовой можно даже невооруженным глазом обнаружить немало общих черт. На нее можно было сочинять и ставить мюзикл, скажем, о жизни Эдит Пиаф, и «Кабаре» тоже можно было сочинять для нее. Когда она отплясывала головокружительные каскады, думалось: «Ну, вот еще немного это оттанцует и непременно сыграет Джульетту или Дездемону». А ведь она могла очень многое, ее актерский ресурс был богат и до конца, пожалуй, почти никем не раскрыт. Диапазон ее возможностей простирался от девочки до старушки.

Лозовая была во многом заложницей своего амплуа. Ее бесчисленные Мариэтты в «Баядере» Кальмана, Лизы в «Графине Марице» Кальмана, Хромовы в «Веселой вдове» Легара, Клариссы в «Баронессе Лили» Хуски, Белотты в «Мадам Помпадур» Фалля и многие другие давались ей с какой-то невероятной, умопомрачительной легкостью. Она так фирменно, подобно вспышке, умела залихватски, дразняще, в свойственной только ей манере подмигивать, словно фотографировать на память перед тем, как прыгнуть на шпагат, что зритель приходил на спектакли ради этого.

Ленинградский театр музыкальной комедии славился плеядой артистов, среди которых была, например, неотразимая Гликерия Богданова-Чеснокова, во многом приближавшаяся по таланту к Фаине Раневской, и которая была «эталоном» и для самой Ольги Лозовой. Эти имена создавали славу театра, определяли его лицо, породу, стиль. Ольга Лозовая была таким именем в уже Санкт-Петербургском театре музыкальной комедии. Возможно, в глубине души она и мечтала попробовать себя в каком-нибудь мюзикле, так активно внедрившемся в репертуар Музкомедии. Ей удалось искрометно показать себя лишь в роли Рокси в «Чикаго», который продержался на сцене музкомедии очень недолго. Зато  ее верность оперетте придавала этому жанру, который почему-то многие хотели бы отправить куда-то в неисправимое прошлое, огнеупорный азарт, непотопляемый задор и оглушительную современность. Изящное, гуттаперчевое, будто бескостное тельце с балетной выправкой, колоратурные трели монологов, песенок и куплетов давали понять недалеким скептикам, как жизнеспособна оперетта в руках, ногах и устах гения. Штучность выделки каждой роли, отточенность каждого слова, жеста и взгляда, сокрушительное обаяние женственности, балетная выправка, неиссякаемая способность импровизировать на ходу, животное чутье партнеров, среди которых многолетним был Иван Корытов, превращали все спектакли с ее участием в нечто большее, чем просто театр, становясь для зрителей источником вечного жизнелюбия, неиссякаемого юмора и лихого канканного вихря. Ее искусством восхищались даже такие мастера жанра, как артисты Будапештского театра оперетты и мюзикла. Ольга всегда держала марку любимого театра, но никогда не повторялась, находя каждый раз в куплетах, исполняемых в сотый раз, что-нибудь новенькое, остренькое.

В последние годы Ольга играла на разных не только петербургских, но и российских площадках даже Раису Захаровну в антрепризной постановке «Любовь и голуби», и это было очень вкусно и по-французски пикантно. Осенью этого года была запланирована очередная премьера, на которую певица уже пригласила автора этих строк. Одной из последних ролей Ольги Лозовой стала Анна Петровна Аблеухова в грандиозном русском мюзикле «Белый. Петербург» Г. Фиртича, поставленном Г. Тростянецким. В этом образе сомкнулись и гротеск, и пародия, и трагифарс, и беззащитная лирика. Героиня Ольги выходила в каком-то уморительном плюмажике, закутанная в лису. Бросившая своего мужа-сенатора Аполлона Аполлоновича, Анна Петровна умчалась в Италию, откуда могла и сладко, и больно ностальгировать по России. А вернувшись в Россию — выпускать пар из смеси языков на фоне стилизованной арии бельканто в адрес несчастного итальянишки, вновь влюбляясь в своего оставленного мужа, вызывая слезы и даря людям надежду на утраченное счастье.

Пишешь эти строки и думаешь: «Ну почему я не мог написать все то же самое, когда она была еще жива…» Ведь артистам никогда не бывает много добрых слов, продлевающих им жизнь.

Прощание состоится 5 июля в 11.00 в Большом зале театра.
Отпевание в церкви на Смоленском кладбище в 14.00.