«E=mc2». В. Тетерин.
РГИСИ, Мастерская А. Праудина.
Режиссер Арина Полякова, художник Юлия Павленко.

Детально прорабатывая свои спектакли, мастер и студенты «чердачной» мастерской зачастую занимаются социально-психологическим театром. Они акцентируют внимание на проблемах, которые касаются нашей страны, как бы скальпелем вскрывая гниль на живом (а может, и полумертвом) теле социальщины. Они не стесняются в высказываниях, работают с пьесами современных (и не очень) драматургов, актуализируя материал. Как и учитель, Анатолий Праудин, студенты его Мастерской «играют» с текстом.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Кудрявцев.

Спектакли праудинцев пропитаны мыслью о неизбежном попадании в тенета иллюзорного счастливого будущего («Фантомные боли» Кристины Бардо, «Рыбешки» Марии Сердюковой, «В одиночестве хлопковых полей» Ивана Чигасова, Читка-диалог Дмитрия Мулькова). Студенты-актеры (или недавно выпустившиеся студенты), с которыми, в основном, работают режиссеры Мастерской, вкладывают в роли ощущение неизбежного краха, и может показаться, что проблема неверия в развитие социума — проблема исключительно нового поколения художников. Но работа Арины Поляковой — один из примеров, который разбивает этот тезис.

Виктор Тетерин — современный драматург, публикующий свои пьесы на сайте «Самиздат». Пьеса «E = mc2», которую сам Тетерин называет пьесой «о современных гениях и злодеях», вышла в июне 2011 года — время развивающегося застоя десятых-двадцатых. Идеально подходит под методы работы и истории студентов «чердачной» мастерской.

Дано (установлено). Молодая пара (Сергей и Маша) переезжает в Москву в поисках счастливой (читать «богатой») жизни. Случайно наткнувшись на объявление о сдаче на идеальных условиях комнаты физиком-ученым Зельдманом, пара заселяется. Физик параллельно занимается разработкой вечного двигателя и записывает все в тетрадь. Любопытство берет верх, и Сергей пытается заглянуть в тетрадь в тот момент, когда Зельдман уходит из квартиры. Но ученый возвращается. Между героями происходит перепалка, Сергей толкает Зельдмана, и тот, ударившись о табуретку, умирает. Сергей с Марией уезжают обратно в Тамбов в попытке скрыться. Но молодого человека находят и задерживают.

Пьеса отдает морализмом в духе «не лезь не в свое дело» или «стремись к развитию». Но это не вызывает чувства стыда — она написана понятным языком и воспринимается вполне реально.

Спектакль (но не пьеса!) строится по принципу ретроспекции. Первая сцена «суда» итожит то, что будет дальше, а последний монолог Зельдмана о незнании дублирует первый. Из-за этого работа Арины Поляковой воспринимается как протокольное описание предпосылок и самого убийства недопонятого тупыми «злодеями» «гения».

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Кудрявцев.

Режиссер словно вбрасывает нас в действие посреди какого-то события. Почему эти парень и девушка с момента входа зрителя в зал напряжены и не находят себе места? Что в руках у мужчины в свитере и в дедовских пластиковых квадратных очках на резинке: просто тетрадка, уголовное дело или реестр умерших? Где они находятся: за столом на кухне, в комнате допроса или в чистилище?

Вход в спектакль целиком состоит из неясностей, несмотря на то что в экспозиции артисты проговаривают, кого они играют, откуда их персонаж и как складывалась их жизнь до кульминационной сцены убийства. Пара молодых людей почему-то взволнована, а герой Сергея Шоколова спокоен, даже хладнокровен, но внимателен к словам своих собеседников. Предположений, кто этот мужчина в вязаном свитере, тапках и очках, может быть много: судья, свидетель, один из участников какого-то обсуждения, учитель и так далее. Он читает монолог о величии советского образования и развития науки как будто в пустоту. Герои существуют в параллельных реальностях, которые, по логике, не должны были соединиться. Не должны были, если бы не пересечение горизонтали бытового и вертикали идейного в точке материального.

Подсудимый: Сергей (Александр Игнатьев), 25 лет, охранник в супермаркете; уроженец Тамбова, в браке с Марией. Живет настоящим, как обычный провинциальный парень с пустыми амбициями, речью, состоящей из смеси гопнических фразочек с незамысловатым матом. Одет в спортивную олимпийку, джинсы-джоггеры, цветные носки и кожаные кеды. Собирательный и вполне стереотипный образ окраинного провинциала, обреченного на жизнь «школа — армия — свадьба — охранник „Пятерочки“ — тюрьма». Цель переезда в Москву — заработать. Обыватель. Жизнь состоит из унылой работы, пивка с друзьями и телевизора. Такая русская неосознанная быдловатая мечта.

Видимо, стремились к достоверности. Игнатьев копирует дыбенковского (или, например, провинциального) гопника. Так же нарочито сутулится, раздвигает плечи, искусственно пафосно передвигается. В диалогах судорожно перебирает руками, часто сопровождает дробление слов стуком пальца о стол. Актер ускоряет речь и из раза в раз добавляет усмешку или какую-то нелепо смешную фразочку. При всей внешней уверенности, Сергей — Игнатьев постоянно словно оправдывается, волнуется. И часть написанных герою монологов сокращает до ключевых фраз.

Соучастница: Маша (Ксения Ольховская), 23 года, продавщица в супермаркете; уроженка Тамбова, в браке с Сергеем. Живет призрачным, идеалистичным и почти невозможным будущим. Типичная провинциальная пэтэушница, которая гонится за московским блеском. Москва и ток-шоу в глазах Марии — свет. Идеал — стать моделью или (хотя бы!) попасть на «Дом-2», потому что у нее «есть все данные». И вправду — внешне красива, но веет центральной Россией: одета во вкусе начала нулевых, жует жвачку, речь скупа. Она — олицетворение попытки выбраться из ямы-Тамбова. Такая русская идеальная мечта.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Кудрявцев.

Ксения Ольховская играет недалекую, но хитрую девушку. Играет неловкость, несдержанность и провинциальную простоту, которую выдают по-детски удивленные глаза, всматривающиеся в этот свет. Но в оценках всегда присутствует какая-то смущающаяся скептическая пауза, подразумевающая «наверное».

При этом актриса легко моментально перевоплощается. В спектакле помимо трех основных героев появляются два второстепенных: отец физика, роль которого исполняет Игнатьев, и его единственная любовь. Играя любимую Зельдмана, актриса становится элегантной кокеткой — уверенной, гордой и даже холодно-самовлюбленной. При этом Ксения Ольховская органична в обоих образах. Сменяемость деталей мимики и пластики (а у пэтэушницы и кокетки они все-таки разные) выполнена точно, выверенно и ненарочито.

Пострадавший: Зельдман (Сергей Шоколов), 60 лет, научный работник. Живет прошлым и идейным будущим. Зельдман стремится к созданию идеального мира, который он почти увидел (как ему казалось) в юности. В другой, развалившейся стране. Советский человек, отдающий себя коммунистической идеалистической идее имени превосходного развивающегося общества, обречен на бедность и несчастье: несостоявшаяся любовь, скоротечная смерть любимых родителей, крах дела жизни, буквально оборванский вид. Единственное, о чем с трепетом, азартом, детской наивностью говорит Зельдман, — физика и теплые воспоминания из прошлого. В его поведении даже остается некая детскость (равно «сумасшествие»): где-то на краю сцены герой аккуратненько поднимает маленький красный флажочек, тихо напевая гимн пионерии, с трепетом достает одежду единственно любимой девушки. Контраст в том, что все его воспоминания, вся его жизнь помещена в чемоданчики, а герой одержим развитием. Но если воспоминания — это то, за счет чего он до сих пор верит в науку и общество, то физика — та одержимость, ради которой он живет, ради которой готов пожертвовать возможностью личного счастья (закрыть чемоданчики).

Его мир — комната сумасшедшего, разрисованная формулами, видными только под инфракрасным светом. Первое появление такой комнаты вызывает восторг зрителя: абсолютно черное бездонное помещение превращается в храм с фресками-формулами-рисунками-графиками, в котором исповедуется физик. Но дело жизни обречено на развал, незавершенность. Зельдман не только пережиток Советского Союза, но и его олицетворение. Единственная тетрадь, которая станет основой нелепо выглядящего вечного двигателя из какого-то мусора, — надежда на счастливое будущее, — и та глупо сгорает. Такая русская слепая мечта.

Макет вечного двигателя и образ Зельдмана рифмуются с игрушечными мусорными животными и Виктором из праудинского «Сектора Газа». Та же одержимость, та же оборванская жизнь, та же попытка создать из ничего что-то, та же обреченность.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Кудрявцев.

Сергей Шоколов играет своего одногодку, но складывается ощущение, что ученому далеко за восемьдесят. Он еле передвигает ноги, горбится так, словно нет сил выпрямиться, руки часто полусогнуты, голова покрыта серебром. Речь замедлена, меланхолична. Но так только в пространстве бытовом. Когда же Шоколов играет Зельдмана, одержимого физикой, он молодеет лет на тридцать.

Место преступления. Арина Полякова работает с пространством небольшой аудитории как с содержанием спектакля. В декорациях режиссер в тандеме с художником (Юлия Павленко) держатся минимализма, выбирают черную мастерскую (а у праудинцев есть выбор между светлой и темной), создавая атмосферу страха и беспространственности (такой черный омут). С помощью треугольного черного стола, верхний угол которого направлен в стену, сужается пространство. Не только физическое, но и мысленное. Поэтому оно словно расширяется, когда актер уходит в угол мастерской.

Концепция воспоминаний, переданная через ретроспекцию, решается актерски точно. Каждую историю из жизни (этюд) они начинают в роли рассказчика, а позже, когда начинается взаимодействие с другим артистом (диалоговая часть), плавно входят в роль и перемещаются в прошлое. Каждый бормочет собственный монолог (читать «версию убийства»), который периодически перебивается другим оратором. Спектакль — это точки зрения на одно событие, конец которого — разбирательство (суд?). И в первую очередь между участниками события.

Приговоренный: Арина Полякова, режиссер 5 курса Мастерской А. А. Праудина. Арина Полякова делает спектакль объемным, с ярким актерским ансамблем, с простой, но действенной сценографией. Сделать просто — это по-студенчески важно, но важно и скрыть что-то сложное за простым. Режиссер, сталкивая раздутые амбиции и нереализованные планы, уничтоженные этими амбициями, приговаривает героев к попаданию в те самые тенета. Получается, что выходов из такой жизни только два: смерть или тюрьма.

…Аудитория темнеет, становится бездонной, и фрески-формулы, и блестящая Москва словно выключаются рубильником…