«Ричард».
Пространство «Внутри».
Режиссер Андрей Маник, художники Маша Плавинская, Саша Дыхне, Варвара Иваник, композитор Георгий Мнацаканов.

Раньше большое скопление народа во дворах на улице Казакова было вполне обыкновенным явлением. Вспомнить хотя бы «Любимовку» 2019 года, когда люди толпились в фойе располагавшегося там в то время Театра. doc, висли на окнах и перилах второго этажа, шумной гурьбой курили во дворе и, продолжая обсуждения, растекалась по Нижнему Сусальному переулку по пути к метро.

М. Смольникова (Ричард).
Фото — архив театра.

В бережно сохраненном Олегом Карлсоном Пространстве «Внутри» до сих пор кипит жизнь. Хотя «кипит» — слово, подходящее скорее тому шумному времени «Любимовки». Теперь Пространство «Внутри» горит теплым огоньком на театральной карте Москвы и отогревает всякого, нашедшего туда дорогу: будь то зритель или режиссер и его независимая команда. И сейчас тут бывают толпы, например, на спектаклях «Дочерей СОСО» или на экзистенциальной драме Антона Федорова «Где ты был так долго, чувак?». В первые дни декабря с аншлагами в Пространстве «Внутри» встречали премьеру Андрея Маника «Ричард».

Спектакль начинался как учебный отрывок Маника на курсе Каменьковича — Крымова в ГИТИСе в 2016 году. По прошествии нескольких лет, претерпев несколько редакций и метаморфоз, кажется, он приобрел еще больше остроты и злободневности, не растеряв при этом задора. Перед началом действия режиссер представляется публике и признается, что этот ритуал стал обязательным после просьбы актеров тогда еще дипломного спектакля «выйти и посмотреть в глаза зрителю». Текст пьесы здесь изменен «из уважения к Шекспиру». Сохраняя фабулу «Ричарда III», авторы спектакля перерабатывают известный сюжет, объединяют шекспировскую эпоху и современность, смешивают жанры: тут и фарс с элементами трэша, и трагикомедия, и социальная драма.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Главный герой — одинокий неудачник Виктор (Георгий Токаев), который живет с мамой, мало зарабатывает и мучается от кризиса среднего возраста. В полутьме проявляется бытовое пространство квартиры, где себе под нос Виктор изливает обиды на жизнь, перемещаясь по стандартному маршруту: холодильник — телевизор — кресло. Но привычный алгоритм действий рушится, когда внезапно за неуплату отрубают электричество и герой оказывается наедине со своими мыслями в полной темноте. В этот момент из источающего яркий свет холодильника выбирается нечто, а именно Ричард III (Мария Смольникова), и как ни в чем не бывало идет заваривать чай. Смольникова существует в привычной для себя гротескной манере. Ее неказистый, мельтешащий Ричард в вычурном историческом костюме ничуть не смущается Виктора и обстоятельств своего появления и быстро становится собеседником, которого тому так не хватает. В метафизическом пространстве то ли сна, то ли галлюцинации главного героя режиссер сталкивает двух неудачников. Ричард — изгой, очаровательный аутсайдер и фрик, к которому поначалу вполне возможно проникнуться сочувствием. Он забалтывает Виктора и убеждает его стать сообщником в череде убийств и государственном перевороте.

Объектом внимания режиссера в этом спектакле становится стремительный путь расчеловечивания героя, чьими руками и осуществляются все злодеяния Ричарда. Виктор, он же Бэкингем, становится марионеткой в руках диктатора, пожелавшего во что бы то ни стало занять престол. Лихо обращаясь с фабулой шекспировской пьесы, авторы спектакля оправдывают уровень жестокости происходящего четко обозначенной театральной условностью. Отправляясь на убийство Кларенса (Владимир Комаров), Токаев в роли Виктора/Бэкингема свободно общается с залом, импровизирует и, пока только примеряя на себя роль убийцы, любезно предупреждает зрителей первых рядов, что для них приготовлен кусок полиэтилена, чтобы укрываться от брызг крови.

В. Комаров (Кларенс), И. Царегородцев (Могильщик).
Фото — архив театра.

Маник превращает сценическое действие в зрительский аттракцион, торжество игрового театра: пакетики с кровью лопаются нарочито открыто и часто, а когда и этого кажется мало, в ход идет целый таз красной жидкости; на убийство Кларенса Бэкингем приглашает смельчака из зала, который, конечно же, оказывается «подсадным» (Тарас Шевченко) и вскоре после убийства, снова передав роль протагониста Виктору/Бэкингему, перевоплощается в Офелию, пришедшую из соседней шекспировской пьесы вместе с могильщиками; могильщики перекидывают мешок с трупом прямо над головами зрителей, а Кларенс, следуя законам жанра, раз за разом воскресает и ходит за своим убийцей по пятам, заставляя убивать себя снова и снова. При этом режиссер сохраняет композиционную целостность, единство и четкость мысли.

Баланс смешного и жуткого сначала неочевиден, однако соблюден тонко и с холодной расчетливостью. Наблюдая, как безропотно выполняются его приказы, герцог Глостер с легкостью и безразличием, как о детской шалости, из раза в раз повторяет «убить!». Ричард Марии Смольниковой не шут, каким он мог показаться в начале. В немощном теле скрывается уязвленный, жадный до власти тиран. Под его покровительством и под давлением собственного эго герой Токаева постепенно превращается из «твари дрожащей» в уверенного и хладнокровного человека. В его успехе у леди Анны (в гомерически-смешном исполнении Александра Моровова), обворожить которую он отправляется вместо Глостера, не остается никаких сомнений.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Смеяться над страшным — навык, необходимый для выживания и сохранения рассудка. В спектакле Андрея Маника чем больше сгущается мрак и бесповоротнее становится кровопролитие, тем больше меняется природа зрительского смеха. В сцене коронации Ричарда раскрывается его подлинное лицемерие: готовясь взойти на престол на глазах у народа, он подговаривает Виктора/Бэкингема обеспечить себе шумные овации. В этот момент режиссер целиком включает зрителя в игру: пока герой Токаева уговаривает публику встретить тирана бурным рукоплесканием, титры на стене призывают не вестись на провокации жуликов. Одной из главных сцен спектакля становятся жалкие попытки Ричарда изобразить смущение, неожиданность, благодарность и при гробовом молчании зрителя взойти на трон. Теперь насилие и жестокость легитимизированы, и вполне закономерной кажется новая просьба Ричарда, маленькая деталь, упущенная из вида — в живых остался принц Уэльский и законный наследник престола. Готов ли Виктор/Бэкингем пойти на последнее преступление, приравнивающее его к злодею, может быть, даже большему, чем сам Ричард?

Под «Балладу морской воды» в пронзительном исполнении Александра Моровова герой Токаева решается на этот шаг. Ужас побеждает смех. В сцене с принцем — ребенком лет пяти, которого Бэкингем сам выводит за руку на сцену, — деликатно и остро выстроено драматическое напряжение. Режиссер отказывается от диалога между героями в пользу ситуации: зритель видит только убийцу с молотком в руке и беззащитную спину ребенка, который отвернулся к стене в попытках прочитать сказку, проецируемую на задник сцены. Уроки чтения по слогам тут — не что иное, как долгий и мучительный процесс принятия Бэкингемом финального решения. Несколько раз он замахивается молотком за спиной у ребенка и… не убивает. Свет гаснет, и герой вновь оказывается в полутьме своей забытой богом квартиры то ли без сознания, то ли во сне.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Используя инструменты игрового театра, освобождая актеров от лишнего психологизма и чередой перевоплощений рождая большое количество ярких ролей, хулиганский и жуткий спектакль Маника под флером шекспировских страстей становится глубоким высказыванием о природе зла и душевной гибели маленького человека.