«Литургия». С. Ахунов.
Театр современного танца «Каннон Данс».
Хореограф Ольга Цветкова; вокальный ансамбль Intrada, художественный руководитель и дирижер Екатерина Антоненко; OpensoundOrchestra, дирижер Станислав Малышев; художник Сергей Илларионов.

«Литургия» — в сущности, живописный балет. Не в смысле «красивый» — а как бумажная архитектура. Есть тень произведения, уменьшенная модель, по которой мы можем представить, каким было бы целое. Постановку, на которую опирается свершившаяся премьера театра «Каннон Данс», Сергей Дягилев начал упоминать в письмах в ноябре 1914 года. Идет Первая мировая. Труппа застревает посреди воюющей Европы, но пока, видимо, нет ощущения, что простой затянется. Импресарио фонтанирует. «Зрелище святое, экстатическая обедня, шесть-семь коротких картин. Эпоха по жанру около Византии <…> Музыка — ряд хоров a cappella — чисто религиозных, может быть, вдохновленных григорианскими темами», — пишет он Стравинскому.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Задумка позже обрела еще более грандиозные очертания. Играть — в настоящем храме. Музыка — не нужна. Вместо нее — топот, шаркание, звук шагов. Оформление заказали Наталье Гончаровой, которая создала яркие, в духе настоящих византийских фресок, эскизы. На них — угловатые плоские фигуры, развернутые в профиль, в одеждах-конструкциях, жестких, как латы, и расписанных множеством орнаментов, как узорчатые блюда.

Мысль создать балет по мотивам христианского изобразительного искусства может сперва показаться странной для Дягилева — с чего бы? Однако если вспомнить, с чем работали сотрудники «Русского балета» в ранний период существования компании, все встает на свои места. Для невоцерковленного, скорее, Сергея Павловича, стопроцентного эстета едва ли имелась концептуальная разница между спектаклем о выдуманном славянском языческом ритуале и, вероятнее всего, оказавшейся бы такой же фантазийной церковной службой. Все это — древнее, манящее, непривычное визуально. «Литургию» легко представить между «Весной священной» и более поздними спектаклями «Русского балета» — «Полуночным солнцем», «Кикиморой», «Русскими сказками», — сплошные путешествия в художественное прошлое.

Нам от «Литургии» осталась художественная часть. Наталья Гончарова выполнила наброски. Молодой танцовщик Леонид Мясин, которому Дягилев поручил хореографию, не успел ею заняться — и как балет двигался бы, узнать невозможно. В том числе потому, что Мясин не помнил даже поставленные свои вещи.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Прежде чем обратиться к «Литургии» свершившейся, стоит вспомнить еще цепочку обстоятельств. Осенью 1914 года Леонид Мясин, не ставший хореографом «экстатического балета», — второй в истории «Русского балета» premier danseur. В компании он недавно, с прошлой зимы. Выпускник Московского балетного училища, скорее характерник. Стал премьером благодаря обстоятельствам. В 1913 году прежняя звезда труппы Вацлав Нижинский неожиданно женился во время турне компании по Южной Америке. Дягилев воспринял это как побег, выгнал взашей артиста и скоропалительно нашел нового юношу — из которого принялся лепить звезду. Поскольку исчезновение Нижинского застало труппу врасплох, первое время Леонид Мясин дотанцовывал то, что поставили на прежнего премьера. Включая новые постановки. Его первой большой партией стал Иосиф в «Легенде об Иосифе» Фокина, подготовленный для мятежного Вацлава, и даже в промофото видно, как образ Нижинского, томного, мягкого, феминного, натягивали на совершенно к этим краскам не склонного Мясина. Он сам проявился позже, в 1915 году. В репертуар вошли поставленные им спектакли с угловатым, экспрессионистским танцем, неуловимо-пугающие. Могла ли стать такой «Литургия» — неизвестно.

Спектакль, который сочинила Ольга Цветкова для труппы «Каннон Данс», впрочем, и не задает вопрос, каким реально мог бы быть первоисточник. Постановщица фантазирует на основании того, что известно доподлинно: антично-романтические балеты Фокина, «Весна священная» Нижинского, свободный танец, пластические практики начала века. Разброс — от «Фавна» до физкультпарадов. Может, то, что в «Литургию» среди прочих источников не прокралась, казалось бы, первоочередная и самоочевидная манера раннего Мясина-хореографа, угловатая резкая пластика, и справедливо. Если он какое-то время «дотанцовывал» за Нижинским, почему не представить, что очарованный новым местом юноша и поставил бы под прежнюю звезду.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

У «Литургии» Цветковой простой, четкий механизм. Два визуально разных «мира»: природно-языческий и упорядоченно-христический. В первом — много оммажей ранним «Сезонам», Фокину, Нижинскому. Персонажи, даже когда замирают в скульптурных построениях, живописно, «натурально» (так натурален английский пейзажный парк) разбросаны по сцене. Когда они двигаются — экстатически пляшут. Цветкова, которая уже не впервые работает с дягилевскими названиями — в 2021 году она поставила «Весну священную», — будто возвращается к знакомому материалу, заново его пересобирает. «Природные» сегменты «Литургии» напоминают призрачную, непоставленную, составленную из обрывочков «Весну» — какой ее мог бы сочинить Нижинский, продолжи он строго линию «Фавна». Ансамбль то и дело собирается в плотную группу, ритмично качается в приседах, вскидывает игольчатые руки в молении, перебирает «избранниц» и «избранников». Но если в «Весне» все завершалось таким же бурлящим языческим ритуалом жертвы, то в «Литургии» Цветковой меняется не только вид мира, но и целиком культурный регистр.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

На смену светлому, свободному приходит черное, скульптурное, укорененное не в авторские изыскания, а в устойчивые визуальные коды. Когда полуобнаженный «избранник» безвольной лентой из мышц стекает по темным, закрытым широкими полотнами коленям «ангелов», немедленно вспоминается поза, которую используют для пьеты, — и в спектакль будто бы проникает вся мировая художественная культура сразу. «Избранник» повисает на вытянутых руках, обессиленный и распластанный — такая же узнаваемая и внеавторская фигура. Даже то, как движется ансамбль — его Цветкова превратила в сложный конструктор, где каждый человек представляет собой отдельного обезличенного «ангела» с огромными крыльями-полотнищами, а все вместе они образуют тело архангела, над-существа, — заставляет вспомнить и фрески, и физкультпарады, жанры, где есть масса, легко считываемая форма, но нет индивидуальной мысли, которая стояла бы за ним. Так в «Литургии» возникают два концептуальных пространства. Светлые природные сцены используют материал из авторских произведений, темные ритуальные — из коллективистских. Это спектакль, который будто бы состоит из множества других, из возможности их соединить и получить новое. Настоящая церковная литургия — к буквальной стороне которой спектакль Цветковой имеет настолько же малое отношение, насколько и первомысль Дягилева, — заключает в себе, помимо прочего, идею «воспоминания».

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Спектакль, который Ольга Цветкова как хореограф, Сергей Ахунов как композитор и Сергей Илларионов как художник создали, тоже воспоминание. Об истории танцевального и вообще искусства, об искусстве как сущности, в которой все произошло, происходит и одновременно будет происходить. Литургия церковная вспоминает Христа; «Литургия» «Каннон Данс» — историю танца. И заодно фантазирует сегодня, каким мог бы быть танец прошлого. Как будто спустя 110 лет мы можем просто взять и заполнить художественную лакуну, сложив то, что знаем об исходнике, — в сущности, переписать историю своими руками.