Э. Гайдай «Третье путешествие Гулливера» (по мотивам книги Джонатана Свифта).
Балтийский дом.
Режиссёр Эдуард Гайдай, художник Александр Мохов
Первая сцена освежает в памяти самые свирепые штампы советского театра для детей. Перед нами огромная металлическая конструкция, по которой прыгают взрослые дяденьки и тётеньки, изображающие пиратов. Невольно вспоминаешь, что находишься не где-нибудь, а в зале Первого Ленинградского ТРАМа — зале, где легко мог бы взлететь вертолёт, если бы понадобился по ходу действия.
Вместо вертолёта над изображающей корабль конструкцией повисает едва ли не самое древнее НЛО в истории мировой литературы — измышленный Джонатаном Свифтом для третьей книги о Гулливере летающий остров Лапута. Для пущей фантастичности с колосников спускают совершенно отдельную от чего бы то ни было дверь, в которую и ныряет убегающий от пиратов главный герой.
На этом советский театр для детей заканчивается, чтобы больше ни разу на протяжении спектакля о себе не напомнить. Нам рассказывают не специально адаптированную (завитую и надушенную) историю приключений, а вполне себе кафкианскую притчу о живом человеке, попавшем в мир мёртвых схем и искусственных построений.
Тут можно изобретать, но нельзя воплощать свои изобретения в жизнь; тут лучше казаться умным, чем быть им на самом деле; тут люди настолько отвыкли общаться, что им требуются для этого специальные слуги (хлопальщики); настолько не умеют выражать свои чувства, что передоверяют это специально обученным профессионалам (певец-смех, певец-слёзы).
Можно сказать, что из Свифта в этом спектакле делают пророка современной техногенной катастрофы — всё более отдаляющей человека от природы, всё глубже погружающей его в виртуальный компьютерный мир. С какой тоской Гулливер вспоминает тут свои прошлые приключения: да, великаны издевались над ним, а лилипуты боялись и хотели убить — но это были нормальные человеческие эмоции нормальных живых людей.
Сцена из спектакля.
Фото — из архива театра
На Лапуте его воспринимают лишь как досадную помеху в веками отработанном ходе вещей — как вирус в компьютерной программе. А излечить этот вирус очень просто: сильный удар электрического тока в область головного мозга — и ты счастлив на всю оставшуюся жизнь (буквально как бревно, плывущее по течению, или овощ, растущий на грядке). Современная технократическая цивилизация — это ещё и мир тотального контроля над личностью — спектакль Эдуарда Гайдая и об этом тоже.
Только два человека на Лапуте принимают Гулливера (его играют в разных составах Андрей Архипов и Виталий Крылов) таким, какой он есть — смешной толстый мальчик Тю (Илья Борисов, Владимир Бойков), ещё не успевший стать «как все», и придворная дама Люлю (Ирина Дорошенко), без памяти полюбившая этого странного пришельца, так не похожего на холодных, напыщенных, зацикленных на себе лапутян. Именно они и помогают Гулливеру бежать с этого «острова счастья», оказавшегося на поверку самым настоящим «островом ужаса» (или того хуже — самым настоящим нашим с вами настоящим). В финале, правда, выясняется, что и сам Гулливер отнюдь не свободен от некоторых грехов «общества потребления». На вопрос трёх Волшебниц (они же Мойры, они же Парки): «Что тебе нужно для счастья?», — после довольно продолжительного размышления отвечает: «Хочу домой… и мешок денег!».
К счастью, эти конкретные Волшебницы дарят человеку не то, о чём он говорит, а то, о чём он действительно думает (эдакие макбетовские ведьмы наоборот!): вместо презренного металла перед Гулливером оказывается Люлю — самое ценное, что он обрёл в ходе своих бесчисленных странствий. Вдвоём они отравляются в Англию на корабле, «совершенно случайно проплывавшем мимо страны волшебниц — Глаббдобдриба» (ещё одна шекспировская аллюзия — на этот раз из «Бури»).
Все счастливы…
И вот тут-то откуда-то из-под колосников падает тот самый злополучный мешок денег!!!
«… внятно пересказал содержание популярной брошюры «Восстание на «Очакове»»…
Так как спектакль — хороший, не очень или, как всегда, УГ? Народ просит разъяснений.
А что на сцене-то? На сцене-то? На сцене? И сразу по два исполнителя играют одну роль, что ли? Кого из них видел автор и был ли артист хорош? Какова режиссерская рука, крепка ли? Мы вообще в блоге профессионального журнала или где? Проблема детского театра — большая проблема, и как соотнесено с нею качество спектакля? Рядом живет Праудин, на большой сцене Балдома идет бог весть что, а анонимный автор рассказывает нам не относящийся к театру сюжет.
ребята, пожалуйста, запретите анне константиновой писать тексты в птж! ну стыдоба же… и найдите какого-нибудь адекватного редактора для блога!
Анне Ульяновой.
Сударыня, «ребята», это, простите, кто? К кому обращен Ваш фамильярный по форме и бестактный по содержанию пассаж? Не нравится творчество А. Константиновой — не читайте, перечитывайте Гете. Не нравится блог ПТЖ — не открывайте его.
«И сразу по два исполнителя играют одну роль, что ли?» вы в курсе что иногда в театре бывает два состава, и писать в рецензии только одного актера не красиво? Текст нормальный, я хоть наконец из рецензии понял о чем спектакль, а не то как там играет четвертый гриб во втором составе, знакомый автора. А вселенские проблемы театра тема отдельных статей, а не обзоров конкретных спектаклей
Анна! Стыдоба писать подобные анонимные комментарии. Ваш коммент — единственная стыдоба на весь большой блог Петербургскго театрального журнала
axxxl, я полагала, что автор видел какой-то один состав. Если видел два — в чем их разница? Знаете ли, когда-то написать, что у Эфроса Дон Жуан (М. Казаков, Н. Волков) и Сганарель (Л. Каневский, Л. Дуров) ведут спор, — значило уничтожить концепцию. Есть правила профессии, известные с первого курса, ставить списочный состав в скобках — неприлично, равно как и пересказывать содержание, не сказав ни слова о сценической реальности, которая и раскрывает, как я понимаю, «о чем спектакль».
Не в плане полемики, но в качестве поддержки права каждого на ИМХО и парафраза знаменитого вольтеровского афоризма…
Свое бессмертное произведение Джонатан Свифт, как известно, создавал не для театра и адресовал отнюдь не детям. Тем не менее, история адаптаций «Гулливера» с полным правом принадлежит истории театра, и в большей мере — театра детского (навскидку, немедленно приходят на ум и одна из самых впечатляющих сцен из «Отелло» Някрошюса, явно цитирующая иллюстрацию Густава Доре к литературному первоисточнику; и культовый спектакль Е. С. Деммени, по сей день идущий в петербургском театре марионеток, с куклами 1930х годов; и прославленный, заслуживший похвалы самого Чарли Чаплина первый советский довоенный анимационно-игровой фильм «Новый Гулливер»). На тюзовских и кукольных сценах фантастическая сатира Свифта трактовалась в самом широком диапазоне — от просоветского до общегуманистического. И появление еще одной авторской драматургической версии, на мой взгляд, вполне достойный повод для внимания театроведа (даже вне оценки проблем сценического воплощения).
Если же у кого-то в сознании не возникает по этому поводу обширного историко-театрального контекста (кроме весьма спорной ссылки на глубокоуважаемого А. Праудина), то, очевидно, ему следует принять какие-то меры по решению этой личной культурной проблемы. Не пеняя при этом на «зеркало» (т. е. на автора текста, сию проблему обнаружившего).
С благодарностью к коллегам и читателям — как за поддержку публикации, так и за повышение индекса цитирования имени театрального критика Анны Константиновой.
Спешу напомнить, что на последнем фестивале «Театры Санкт-Петербурга — детям» Эдуард Гайдай именно в связи с «Гулливером» получил приз в номинации «за расширение детского репертуара».
Замечательный спектакль, только что посмотрели с ребенком!
Правда, продавцам билетов в театоарльных кассах всё-таки следует оговаривать созрастной состав аудитории (чего они не делают) — спектакль не совсем рассчитан на совсем маленьких детей, а некоторых малышей может даже испугать — при нас малышку бабушке пришлось унести, они испугалась спецэффектов и расплакалась.