О фестивале «Фундамент» в Большом театре кукол

В холле Большого театра кукол на неделю зажегся красный свет — в течение шести дней во всех пространствах театра играли Дантов «Ад».

«Фундамент» — первый фестиваль проекта «Центр развития режиссуры», который должен стать основой для дальнейшего развития молодых режиссеров. Под руководством Руслана Кудашова и Яны Туминой актеры, режиссеры, драматурги и продюсеры прошли полный путь создания спектаклей. Результатом этого пути и стала первая часть «Божественной комедии» Данте. Одиннадцать режиссеров создали восемнадцать эскизов, в основе которых по одной главе из «Ада».

Произошло тотальное погружение в атмосферу ада. И ад во многом получился не средневеково-мистический, абстрактный, а скорее обыденно-близкий, привычный сегодняшнему дню. Данте снисходит до современного языка в интермедиях, которые разыгрывают студенты Р. Кудашова: после коротких зачинов актеры раскрывают сцену небольшого рождественского вертепа, где Данте и Вергилий кратко рассказывают, что ждет нас в следующей главе. Незамысловатый язык интермедий, юмор, искренность «дилетантской» интонации и неизменный песенный мотив «Данте-Дуранте» будут сопровождать зрителя во время всего путешествия по преисподней. Легкомысленная мультяшность, смешливая несерьезность ежедневных встреч Данте-Дуранте с чертями и грешниками в пространстве холла снимают внутреннее напряжение и сакральный трепет перед собственно адом на основной и малой сценах театра. Кукольная фигурка Данте запросто здоровается и прощается с подземными чудовищами и изуродованными грешниками, ад кажется совсем не страшным, а значит, из него можно будет выбраться. Но чтобы прийти к «Чистилищу» и «Раю» (которые тоже планируются к постановке), нужно обязательно пройти через «Ад» от начала и до конца.

Особенностью этого фестиваля стала его процессуальность. Перетекание из одного дня в другой, размышления над общей темой на протяжении недели, длительное погружение в материал становятся тяжелым путем, который зритель проходит совместно с участниками фестиваля. Этот путь я предлагаю пройти и читателю.

День первый. Погружение

«Вдох» Анатолия Гущина
Первый эскиз становится прологом повествования. Данте блуждает по сумрачному лесу и не может из него выбраться. Лес вокруг фриковатого Данте, которого играет сам Гущин, создают из практически подручных средств девушки-Беатриче. Набеленный, оголенный, татуированный и усатый Данте не выпускает из рук колокольчик и, зачитывая собственную поэму, продирается через целлофановые, картонные, пластмассовые, бархатные и прочие сценические дебри, чтобы наконец найти врата в преисподнюю.

«Изгнание из Ада» Дарьи Левингер
Из захламленного мира первого эскиза мы попадаем в предбанник сауны. Праздник — 35-летие Данте — уже прошел, остались вечное похмелье и невозможность уйти. Герои лимба, античные поэты и философы, оказываются заперты на входе в адскую парилку, куда медленно шествуют пустые ботинки грешников, а вместе с ними, неожиданно, и Гоголь. Слепой Гомер, …, …и бесконечно ищущий прикурить Вергилий (все в повязанных на античный манер банных полотенцах) принимают Колю в свои ряды, сочувствуют его матерной песни-исповеди и не хотят отпускать Данте со своей затянувшейся тусовки. Среди интеллектуально-пошловатых шуточек в контексте «Божественной комедии» проскальзывает цель пути — Вергилий напоминает своему другу: надо идти, ведь его «ждет баба». Идти вслед за колыбельной и мигающим светом диско-шара — в самое пекло.

«Никто из нас не дочитал листа» Ксении Павловой
На втором круге ада зрителей встречают сладострастники и, неожиданно, лекция о любви. Эскиз строится на конфронтации зова плоти и власти разума. Пытаясь рационально подойти к чувству, лектор повествует о духовной любви Данте, не имеющей физической подоплеки. В отличие от Франчески и Паоло, главных героев этого круга, которые существуют прежде всего телесно, пластически. Их тела передвигаются в вихре, они кажутся слепленными, неразделимыми. Сцена совместного перелистывания страниц книги, сподвигшей молодых на измену, сквозит эротичностью, в книгу же они впиваются поцелуем, в то время как вокруг парят, тоже в вихре, страницы другой книги — «Новой жизни» самого Данте.

День второй

«Чакко я есть» Романа Фурштатского
На третьем круге поселились безобидные чревоугодники, среди них выделился и отдельный персонаж — Чакко. Эскиз получился не про ад и не про грехи, а про нашу обычную, в общем-то, жизнь. Данте сочувствовал Чакко, мы же соотносим себя с автором стендап-концерта, находим общее между его историями и своим личным опытом: кто не вспомнит со смехом запах курочек-яичек и свисающие пятки в поездах дальнего следования?

«И да, и нет» Лидии Клириковой
В этом эскизе нас встречают четвертый и пятый круги. Лидия Клирикова решила сама стать Данте, и спектакль ее получился про саму себя, про свой внутренний мир. Ад внутри получился похожим на растрепанное кабаре с карикатурными персонажами-грешниками Скупцом, Унылой и Гневливым. Их маленькие музыкальные номера разваливаются, дурочка Фортуна бегает из угла в угол и больше похожа на миньона, чем на древнегреческую богиню, а одновременно грозный и обаятельный Плутос-Сатана, в белом костюмчике и с хвостиками, никак не может прийти в себя и ищет прикурить. Их милая нелепица не кажется пугающей, хотя Данте разрывают эти внутренние противоречия: вечно спорящие «да» или «нет» — Фортуна и Плутос, охотящиеся на поэтово перо Гневливый и Унылая. Когда Данте и Вергилий переправляются через озеро, помимо них в крохотной лодке собираются все субличности Данте — персонажи «Головоломки» на театральный манер.

«Ересь» Алексея Егорова
На шестом круге поселились еретики и лжеучителя, презирающие устройство мира. Мы наблюдаем за исповедью современного грешника в студии для записи подкаста. Мужчина и женщина зачитывают устройство рая, одновременно мечтают о нем и высмеивают его. Сперва его «фак» небесам и насмешка над «добродетелем рода человеческого» кажутся вполне резонными: современному человеку трудно поверить в божественное мироустройство, в то самое счастье, которое будет, но только «потом». Сегодняшний мир кажется лишенным гармонии. Тем не менее, он все равно уповает на свою Веру, женщину-фурию, рассуждает о боге, о бизнесе на чужой вере. Его мысль оборачивается неверием в самого человека, и постепенно еретик становится нам все менее близок и симпатичен.

День третий

«О бедный дух» Марины Хомутовой
На седьмом круге нас встречают насильники над собой и другими. Тема насилия явлена в форме перформанса: в небольшой фотостудии Любовь Яковлева проявляет фотографии людей. Их бесчисленный сонм звучит по велению автора, однако постепенно от созидания она переходит к уничтожению: случайно испортив свою работу, актриса так увлекается процессом уродования и истребления (то стреляя в фотографии из лука, то избивая стену железной цепью, то направляя в фотографии автоматную очередь), что уже не может остановиться и приходит к саморазрушению. Отчаянно пытаясь отмыть окровавленные руки, она опускает их в раствор для проявления фотографий, словно в кислоту, и окунает себя полностью в Дантов кровавый кипяток. В одной из сцен актриса отламывает ветвь от дерева — этот образ появляется в тринадцатой главе «Божественной комедии»: Данте отламывает сучок терновника и узнает, что это самоубийца. Героиня покончила с собой, но маленький Данте Миша Ложкин, путешествующий вместе со своей мамой-Беатриче Светланой Ложкиной по всем кругам ада БТК, бережно крепит веточку пластырем.

«Огненный дождь (Maestro)» Алены Волковой
Героем эскиза Алены Волковой становится учитель Данте Брунетто Латини. Утонченный и манерный маэстро, не без иронии над собой, с нежностью рассказывает о становлении маленького Данте, и его личная история оказывается прежде всего историей любви. Любви, которая почему-то оказывается порицаемой, грешной. Любви, которая становится насилием над естеством. И герой спектакля решает задать висящий в воздухе вопрос напрямую богу: за что я в аду, если ты сам создал меня таким и дал мне свободу выбора? Его страдания становятся личным выбором героя, он мучается и сгорает, как бумага, от своей любви, но не отказывается от нее.

«Мухи» Владислава Тутака
Эскиз Владислава Тутака погружает нас в эстетику барочного хаоса и кружения. В выстроенном на авансцене балаганчике с барельефами и фигуркой дьявола, наблюдающей за театральным священнодейством сверху, существуют тростевые куклы Вергилия, Беатриче и Данте, они вместе проходят через картонные горы седьмого круга, чтобы пуститься в полет над бездной на острохвостом Герионе. Этот образ глобального движения создается с помощью перемещения колосников, сочетается с громоздко-витиеватыми конструкциями поэтического слога и разбавляется ироничными вставками с онлайн-трансляцией грешников в детских масках животных и с жабо, бегающих в скрытой от зрителей глубине сцены. Кукольная, намеренно «сделанная», но при этом пробуждающая воображение машинерия в сочетании с современным ироничным отстранением дает мистическую картинку путешествия на следующий круг ада, в котором мы проведем еще два дня.

День четвертый

«Юбилей» Романа Фурштатского
День начинается с неспешной прогулки по восьмому кругу, где мы встречаем актрису, мечтающую сыграть Данте и рассказывающую нам его биографию, совращенную Невесту, обличающую святокупство, и несчастную Гетеру, навечно прикованную к зловонной ванне, — в трех локациях. Истории эти оказываются мало связаны между собой, прежде всего привлекает судьба Гетеры. Восседая в небольшом медном тазу, она силится прочитать все конституции мира, чтобы доказать, что осуждена на адские муки безвинно, и просит пересмотреть свое дело: ведь она не совершала ничего преступного, лишь говорила своим клиентам то, что они желали слышать. Да, льстецам уготовано свое место в восьмом круге.

«Я силился увидеть, что внутри» Марины Хомутовой
Колдуны и прорицатели тоже находят себе место в аду. Предлагая зрителям погадать по «Божественной комедии», ясновидящая зачитывает данные ВЦИОМ, где сказано, что 71% россиян верят гороскопам. От реальной статистики мы переходим к вымышленным историям прорицателей, одна из которых, к примеру, посвящена Фаустини и Мефистофелини. Размышления героини о том, что гадание — лишь попытка успокоить людей и дать им надежду, пытаются оправдать этот грех, но истории героев доказывают: предсказание судьбы и следование суевериям скрадывают настоящую жизнь. И это страшно.

«Смоль» Алены Волковой
Хотя куда страшнее оказывается суд в кругу лицемеров. Алена Волкова показывает продажность правосудия со всей едкостью. Выныривающие из рвов гротескные судья, прокурор и адвокат решают устроить свой божественный суд над Данте, который действительно обвинялся во взяточничестве. Молчаливая фигурка Данте остается безразличной к чиновничьему цирку, а ведь каждый из героев пытается по-своему договориться с автором комедии, упекшим их в ад: и деньгами, и угрозами, и даже соблазнением. Данте может остаться в этом абсурдном ужасе навсегда, но «праведный» суд предлагает обвиняемому простое решение: перенести их имена в конец книжки, то есть забрать в «Рай». На эти смешные заявления Данте отвечает красноречиво — просто уходит безучастным.

День пятый

«Пепел» Арсения Бехтерева
Продолжая движение по восьмому кругу, мы оказываемся в кошмаре современной путешественницы. Ее личным адом становится Рим, а проводником — сам Данте. Через медитативное чтение поэмы на итальянском языке мир вокруг героини Любови Яковлевой искажается до дурного сна, главным образом которого становятся змеи. Раскладушки не то бедного хостела, не то лагеря беженцев изгибаются и уползают в кучу, клубки проводов обвивают тела актеров, гофрированные трубы вырастают словно из конечностей и то сжимаются, то растягиваются до огромных размеров, наползая на грудь спящей героини. Это реальность-сон, из которого хочется сбежать. Но Данте настаивает: надо сохранять стойкий дух и следовать дальше.

«От лукавого» Алексея Егорова
Героем следующего эскиза становится Одиссей, который угодил в ад как лукавый советчик, отправив своих друзей на смерть ради мнимой свободы странствий и подвигов. Сам Одиссей, вечный странник, оказывается прикован к одному месту огромной гирей, по сути же — к бутылке. Отчаянный пьяница отказывается вернуться домой, к брошенным жене и ребенку, и с каждой новой бутылкой все больше опускается до скотского состояния. Размах древнегреческого героя и его безрассудство оказываются зажаты в рамки морализаторства и переходят в антиалкогольную агитку.

«Злые щели» Ксении Павловой
А вот эскиз Ксении Павловой, наоборот, отходит от конкретного персонажа в сторону общей метафоры зачинщиков раздора и устроителей войн. Вывернутыми внутренностями грешников становятся разорванные рубашки. Зачинщиков вражды калечат, а когда их раны зарастают, наносят увечья вновь. Дьяволом и одновременно Создателем становится девушка на авансцене, которая в режиме реального времени работает за гончарным кругом и лепит из глины сосуд. Человечек, слепленный из глины, как произведение искусства, обретает очертания и неожиданно оказывается смят в бесформенный комок — эти трансформации пластически иллюстрируют глухие и слабослышащие танцоры: они то сбиваются телами в кучу, то выбрасывают вперед на Данте, ведущего онлайн-трансляцию, одно тело, искаженное в немой мольбе.

День шестой. Освобождение

«Гигантомахия» Дарьи Левингер
В колодце гигантов мы тоже встречаем субъективный взгляд Данте, в этот раз — ребенка. Три женщины, танцующие на пилонах и сюсюкающиеся с пупсом в красной одежке, кажутся ребенку действительно огромными, мы наблюдаем с экрана телевизора за перемещением их ног. Фрейдовские комплексы и детские травмы смешиваются с современным адом: у несчастной Антеи органы опеки отбирают ее маленького Данте, как бы она ни пыталась дозвониться богу из машины, чтобы тот увез их из маленького ада стрип-клуба где-то между восьмым и девятым кругами. Несчастная мать напевает колыбельную и перед разлукой дает Данте наказ, чтобы он не забывал носить шапочку. Образ возвышенной любви к Беатриче неожиданно сливается с образом потерянной любви матери. Женский ад как он есть: рабская сексуализированная работа, потерянный ребенок и повседневная несвобода.

«Круг девятый» Олега Пинжова
На девятом круге нас встречает главный предатель — Иуда. Его судьба оказывается историей нелюбви. Биография Иуды показана практически без слов, отдельными образами: испуганный, облитый водой Иуда просит подаяния с копилкой в руках; примеряет уготованную роль предателя — костюм и петлю; с надеждой гадает по лепесткам — любит его Христос или не любит; двигается вдоль пустого стола тайной вечери по кругу и принимает решение: «делай что должно». Чаша со святой водой, символизирующая Учителя, при поцелуе Иуды покрывается коркой льда. Его маленькое ледяное озеро девятого круга ада и немое одиночество.

«Выдох» Анатолия Гущина
Последним этапом становится встреча с Люцифером. Крошечные, размером с мизинец, фигурки Данте и Вергилия путешествуют по меховым складкам шкуры дьявола. Его тело с торчащими куриными лапами вмерзло в пенопластовый кусок льда, а вокруг — за стеклом-льдом — разыгрываются теневые сценки: путники встречают Иуду, Брута и других главных предателей человечества. На выходе Данте-Гущина, примерившего вместо лаврового венца шутовской колпак, встречает Беатриче и забирает с собой в чистилище, предощущение которого зритель может почувствовать в фойе на заключительной интермедии.

Неожиданные углы зрения и свободные режиссерские трактовки делают ад многоликим. И представляют, в общем-то, не ад Данте, а наш ад. Проект БТК не стремился к цельности, режиссерские языки оказались очень разными, пестрая общая картинка скорее напоминает коллаж, вариации на тему. И каждый может найти себе свое место в аду, круг по душе, будь то китчевые, на грани фола эскизы в эстетике любительского наива Анатолия Гущина, мрачная сатира над актуальной повесткой Алены Волковой или эстетское барочное кружение Владислава Тутака.

Единственная возможность выбраться — пройти этот мучительный путь целиком. Шестидневное паломничество в преисподнюю необходимо, чтобы в конце ощутить укол освобождения под коллективное пение «Прогулок по воде» «Наутилуса». Они законно выстраданы. В театре мы уже приблизились к чистилищу. Как скоро будет достигнута финальная точка падения?