«Измена». Л. Зорин.
Свердловский государственный академический театр драмы.
Режиссер-постановщик Владимир Панков, художник-постановщик Максим Обрезков.

Вот думаю, может быть, вообще не стоит читать пьесы перед спектаклем? По крайней мере, на премьере Свердловской драмы завидовала подруге, которой только здесь и сейчас открывался сюжет «Измены» Леонида Зорина. Он написал пьесу в 1979 году, и, конечно, она абсолютное дитя своего времени, но главное здесь лежит не в парадигме современное/архаичное. Эта камерная, уютная фантасмагория расположилась в области, как сейчас говорят, структуры чувств. Впрочем, фантасмагория — реальность, быль — небылица, ирония — лирика, смех — нежность, измена — верность. Этими трепетными колебаниями, перетеканиями, неожиданными взаимопроникновениями покоряет комедия Зорина прежде всего. Ключевое слово — неожиданность. А когда прочел — лишен этой радости, смотришь в режиме ожидания, и… по-разному бывает.

Сцена из спектакля.
Фото — Вадим Балакин.

На сцене, как, наверное, всегда у Владимира Панкова — космос. Огромная сцена освоена им вместе с художником Максимом Обрезковым и хореографом Полиной Мироновой полностью: здесь все интенсивно живет, дышит, музицирует, декламирует, танцует, поет, бегает под дождем, который, чуть не постоянно, нещадно льет в локальном пространстве сценического центра. Конечно, все погружено композитором Артемом Кимом и музыкальным трио Сергея Бондаренко, Ивана Даниленко и Виталия Корбесашвили в стихию звуков, мелодий, мотивов (когда еле слышно, как будто случайно начинают прорываться фрагменты песен «Наутилуса», этого достаточно, чтобы сердца екатеринбуржцев послушно трепетали в нужных местах). Хор Ночуева, которой только упоминается в пьесе, здесь обретает функции едва ли не античного — чудные, легкие девушки (Анастасия Каткова, Екатерина Остапенко, Анна Минцева, Екатерина Леонова, Евгения Бурмака, Юлия Костина, Ольга Старцева), меняя короткие платьица, грациозно прыгая по лужам, вокально-пластически сопровождают едва ли не все действие. Еще есть Автор, который у Александра Борисова такой же всюдный (здесь/там), мерцающий (появится/исчезнет), многофункциональный (и ремарку прочтет, и за героя вдруг выступит)…

Сцена из спектакля.
Фото — Вадим Балакин.

Космос этот тяготеет к горизонтальному измерению — парад жителей подмосковного Покровска, где происходят события, представлен обобщенно, все персонажи похожи друг на друга: одинаково в специальном режиме ироничной интонации разговаривают, похоже двигаются, часто оказываются вообще единым многоголовым телом. При этом и Левкоевы Михаила Быкова — Екатерины Живоглядовой, и Пальцевы Анатолия Жигаря — Ирины Калининой, и Сыромятники Бориса Горнштейна — Евгении Смаженко сами по себе образы яркие, но не хватает, может быть, объема, более внимательного вглядывания в людей, в особенности их провинциальной жизни. Как заметил в случайном антрактном разговоре зритель, «ах, не знают они, что такое жить в маленьком городе!». А здесь это важно. Но прежде чем объясниться по главному поводу, не могу не сказать о работе юного актера Симака Сндеяна. Его маленький эротический гигант Роберт Ночуев пластически, мимически, интонационно жжет на протяжении всего спектакля: клоунада, гимнастические гэги, танцевальные экзерсисы при четкой психологической обоснованности сценического существования — глаз не оторвать.

Нервом истории в пьесе Зорина является измена на отдыхе, в Крыму, 36-летнего стоматолога Зары Петровны мужу, 40-летнему служащему Рафаэлеву, с известным поэтом-песенником «под сорок» Валетовым. Отношения этой троицы на фоне активного внимания «своего круга знакомых» маленького Покровска полны, как уже упоминалось, неожиданных эмоциональных сюжетов. Гамма чувств, которая обогащается с каждым сюжетным поворотом, в конце выводит всю историю при ее общем комизме и частных смешных ситуациях на очень высокую ноту, к вертикали добра, сочувствия, прощения, любви, наконец. Но в спектакле мы остались, к сожалению, в горизонтальной плоскости. Как будто авторы увлеклись, заигрались и ребенка-таки выплеснули.

Сцена из спектакля.
Фото — Вадим Балакин.

Во-первых, удвоение главных персонажей, супружеской пары Рафаэлевых, — любопытный модернистский ход — оттягивает на себя внимание в драматургии и так не простой «структуры чувств». Боязнь разыграть архаичную историю «один в один» представляется напрасной, ведь бурлескная театральность на сцене уже задает нужное отстранение. Во-вторых, дело еще усложняется выбором актеров, игрой авторов с возрастными параметрами. «Главные» Рафаэлевы здесь — люди пожилые. Конечно, язык с трудом повернется назвать так всегда прекрасную Ирину Ермолову — Зару Петровну I, волшебную, томную, по-прежнему пленительную. Но в сочетании с Зарой Петровной II молодой актрисы все-таки повернется. Что же касается Рафаэлева замечательного актера Игоря Кравченко, то его отчетливо преклонный возраст делает всю историю искусственно-странной. И хочется следить за теми, которые II, за Ольгой Мальчиковой и Ильдаром Гарифуллиным, средне-молодыми людьми, полными чувств, трепета, страстей — да, показанных чуть сдвинуто, чуть преувеличенно, с улыбкой, но это очень как раз по-зорински. Однако, молодым отведено процентов двадцать сценического времени, они присутствуют в лучшем случае как напоминание, как привет Леониду Генриховичу, как еще одна виньетка на и без того богатом панно спектакля. В результате — все переливы чувств героев, о которых шла речь выше, оказываются не более чем забавными игрушками для зрителя, призванными развлечь и насмешить.

В финале есть попытка вывести разговор на другой уровень. Монологи Валетова, постепенно превращающегося из пьяно-токсичного жуира в несвежих трусах в элегантного гуманиста, полны высокого пафоса. Но у Константина Шавкунова начальный образ героя настолько агрессивно-впечатляющ, что сопричастия высоким идеям и чувствам не случается.

Сцена из спектакля.
Фото — Вадим Балакин.

Трогательна горничная Лидочка совсем юной Евгении Бурмака, беременеющая от одного вырванного пьяным Валетовым поцелуя. Невероятно забавна солистка хора Алены Малковой — с мощным вокалом и, благодаря страстным стараниям руководителя (это уже не описать — видеть надо), колыхающимся животом. И картинка спектакля, в целом, что говорить — чудо как хороша: изысканны и эффектно высвечены художником Анной Коротковой рисунки массовых сцен, богата звуковая палитра произносимых слов, песнопений, почти не смолкающих фоновых звучаний, утонченно-изящна игра зонтами всех одетых в элегантные плащи персонажей. А чего стоит долго парящая над сценой зарапетровнина, сброшенная ей в сердцах, туфелька-шпилька — всех чудесных деталей спектакля не пересказать. Но… ребеночка не хватает.