«Папа всегда прав». Н. Димитрова, Ю. Дачев по мотивам сказки Г. Х. Андерсена «Уж что муженек сделает, то и ладно».
Театр «Кредо» (София, Болгария) на фестивале «Реальный театр».
Режиссер Нина Димитрова, декорации и костюмы Нины Димитровой и Васила Василева-Зуека.
Сказка-притча Нины Димитровой вся закутана в теплый белый свитер — из пушистой ткани сделаны и костюмы, и реквизит.
В далекой Дании, которая превращается в условную сказочную страну, вечно живет зима, вся состоящая из свитеров, одеял и теплеющих в синем сумраке фонариков. От этой зимы никогда не бывает холодно, даже если в крыше сплошные дырки, через которые валит снег. А может, дело не в сказочности Дании, а в большой-большой любви, которая и согреет, и накормит, и никогда не обидит, в которую тоже можно завернуться, как в большое пушистое одеяло, и спрятаться от любого мороза.
Главные герои спектакля — двое безумно влюбленных друг в друга стариков, Папуля и Мамуля. Они живут в крошечном домике в лесу, в котором всего три окошка, а открывается только одно. Через дыры в крыше в дом ночью падает снег и укрывает все белым одеялом. В конце концов, того немногого, что было у счастливых супругов, становится еще меньше, и Папуля отправляется на ярмарку продавать коня, но не продает, а меняет его на корову, корову — на овцу, овцу — на курицу, а курицу — на мешок гнилых яблок. Потешающийся над ним «чистокровный англичанин шотландского происхождения» предлагает ему пари на сундук золота, что Мамуля его высечет, а не расцелует, но вера Папули в Мамулину любовь безгранична.
Спектакль — виртуозная нежная клоунада. Зал оказывается по-детски очарован тем, как в руках актеров оживают предметы. Вот из четырех тонких палочек ловко складывается домик, а потом к ним добавляется рулон белой пушистой ткани и мягкая игрушечная лошадиная голова — и получается конь Пегас, знающий команду «сидеть!» и бодро шагающий тонкими ножками. Он компактно складывается, чтобы Папуля мог закинуть его на плечо и отнести на ярмарку, где в лице Нины Димитровой предстает целый калейдоскоп персонажей. Она виртуозно перевоплощается в разных торговцев, обозначая различия парой деталей из все той же белой ткани, по-разному завязывая длинное одеяло. Заплечный мешок она превращает в корову, у которой молоко стопроцентной масленности и прямо из вымени можно достать и мороженое, и брынзу. Из Мамули — обращается в местного фермера, а затем — в офицера, продающего овцу с тремя медалями за храбрость, потому что она укокошила и волка, и медведя. Корзина превращается в «норвежского соловья» — курицу, несущую яйца на заказ, а огромный кусок ткани, бывший уже и крышей, и одеялом, теперь играет роль пальто. Сундук с золотом, стоит поднять крышку, трансформируется в дом, в кабачок и снова в дом. И все в этом спектакле мягкое и одновременно техничное, и все милое, доброе, с уменьшительно-ласкательным суффиксом — и поцелуй-то обязательно «поцелуйчик», и обязательно невинный почти по-детски.
Нина Димитрова создает такую сказку в вакууме. Это мир, в котором нет вопроса, хорошо ли поступает Папуля, насколько безалаберно и безответственно он меняет одно на другое, в конце концов приходя к тому, что меняет коня на мешок гнилых яблок, да и те сжигает. Когда англичанин предлагает ему пари, он ставит на кон Мамулю. Для него не существует варианта, в котором он может ее проиграть, — в этом мире вообще нет горя и утраты, так же как нет холода. У этой ставки на собственную жену, любимого человека, кажется, нет негативной окраски в спектакле — он существует вне быта, над ним, и выбор — вписывать его в систему своих жизненных координат или оставить на территории «чистого искусства» — остается за зрителем.
В финале спектакля постепенно, мучительно, шаг за шагом Папуля признается в том, какие сделки заключал, и шаг за шагом осознает весь ужас — Мамуля, падая на стол, вся тянется к нему, умоляющим голосом, со слезами просит: «Покажи же мне курицу!» И ее интонация, эта мольба в голосе — «не обманывай больше моих ожиданий!» — окрашивает клоунаду в лирические тона. Она почти разочаровалась в Папуле, который до этого «знал, как лучше», «всегда знал, как доставить удовольствие» (две фразы, повторяющиеся рефреном), или, по крайней мере, его глупости были достаточно невинны, чтобы она могла закрывать на них глаза. Как, например, когда он случайно порвал одеяло на две части, а Мамуля сначала возмутилась: «Что ты сделал?!», но, разглядев в Папуле вину, тут же нашла выход из положения — теперь одеяла целых два. Мамулино первое в жизни настоящее разочарование почти ставит под угрозу все существование этого сказочного мира, почти разрушает это безграничное доверие, такое доверие, которое не может существовать в нашей первой реальности.
Какие-то невероятные внутренние силы уходят на оправдание этого поступка Папули — чтобы он снова был прав. И, наконец, оправдание найдено: противная соседка, которая как раз пожаловалась, что на ее земле не растет даже гнилых яблок. По законам сказки, герои получают вознаграждение за свою веру и верность: сундук золота. Но главное, что спасен сказочный мир безграничной всепрощающей любви.
На обсуждении спектакля на Реальном театре некоторые коллеги пытались обременить этот наивный шедевр Нины Димитровой феминистским содержанием типа — как приходится лукавить и манипулировать женщине мужчиной-дураком. Между тем, спектакль-то — абсолютно евангельское (при этом клоунское) высказывание о настоящей Любви. Той, которая (см. Апостола Павла К Коринфянам) «все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит». О мудрости жить, находя в безнадежном — хорошее, превращая глупость в золото… Артистический блеск и юмор при этом не делают клоунаду нравоучительной)