«Сердцедер». Б. Виан.
Karlsson Haus.
Режиссер Евгений Корняг, художник Татьяна Нерсисян, композитор Екатерина Аверкова.
Мать родила детей. Полюбила их. Вскормила. И посадила в стальную клетку. Это только одна линия в романе французского абсурдиста Бориса Виана «Сердцедер», но в спектакле режиссера из Беларуси Евгения Корняга — главная.
«Сердцедер» — последний роман Виана и, пожалуй, самый жестокий. Если в самом его известном произведении «Пена дней» есть любовь (которую убивает жизнь как таковая), то здесь нет ничего, кроме тотального насилия. Главный герой Жакмор, психоаналитик, попадает в деревню, где норма — распродажа стариков, избиение десятилетних подмастерьев, а в церкви кюре пропагандирует, что бог — это блеск и роскошь, о чем и ставит спектакли со спецэффектами. Рядом и обособленно находится дом, хозяйка которого рожает тройню. Ее дети — Жоель, Ноель и Ситроен — вместо игр копаются в саду в поисках голубых слизняков, чтобы их съесть и научиться летать. Их мать Клементина уничтожает сад, забор, выход на дорогу, чтобы детям ничего не грозило. В итоге она заказывает клетки для них. Научившихся только что летать детей усаживают в стальные коробки.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.
Насилие в этой реальности — и язык, и форма жизни. Через него преломляются и межличностные отношения, и вера в бога, и материнская любовь.
Корняг отказывается от большинства деревенских сцен, полностью сохраняя линию в доме Клементины. С появления там Жакмора начинается и роман, и спектакль. Так, под крик «он идет» на сцену врывается трехногий человек в деревянной маске, волоча за собой чемодан. Он тут же принимает роды у Клементины, гигантской тряпичной куклы из холстины с выпученными, как у рыбы, глазами и мясистыми губами. Она занимает три четверти сцены, становясь и декорацией, и площадкой для игры.
Жакмор становится катализатором всего действия. Его приход — точка отсчета фабулы и сюжета спектакля. После рождения детей эти две линии разойдутся до самой последней сцены. История Жакмора в спектакле — его блуждания по деревне — фабула. Сюжетом становится линия Клементины и ее детей, возникающая вставками внутри нарратива о психоаналитике. Весь спектакль — монтаж сцен в деревне, переживаний матери и мимикрия Жакмора в мир, изначально чуждый ему.
Жакмор — персонаж извне, разорвавший занавес из холстины, вскрывший залу мир мух на липучей ленте. Он единственный герой, кого играет актер (Михаил Шеломенцев). В зеленом пиджаке и бордовых брюках, с длинными волосами, завязанными в хвост, Жакмор будет существовать между деревней и домом в поисках объекта психоанализа. Он единственный не понимает законов этого мира, а потому поначалу будет апеллировать к лишним здесь категориям морали и совести.
У Жакмора три «лика». Живой актер, трехногий фотоаппарат из XIX века, где вместо объектива та же деревянная маска, и совсем небольшая копия с крутящимися нижними конечностями. И у первой «версии» тоже два лица: маска и скрытое под ней лицо исполнителя. Многоликость Жакмора обусловлена его «пустотой». Родился психоаналитик год назад и получил справку с таким диагнозом. Назначение врача — поглощение чужих страстей, что наполнят пустое существо. Этим Жакмор и занимается. Он постепенно сливается с обществом деревни, теряя моральные ориентиры.
Именно Жакмор изначально осознается главным героем. Он приходит из зала и становится проводником в чуждую ему и зрителю реальность. Но большинство сцен в деревне разворачиваются на кукле Клементине (ее используют как планшет для игры), а потому она становится основой мироздания «Сердцедера». Откуда-то из темноты ее глаза взирают на все, что, казалось бы, находится вне ее дома.
Все жители деревни представлены куклами. Первая сельская сцена — распродажа стариков — сделана очень комично. Небольших тряпичных кукол с тонкими ручками и ножками, с искривленными гримасами, вывернутыми челюстями с половиной зубов, выпученными глазами без век выставляют в ряд — начинается аукцион, похожий на торговлю на базаре. Кукол по очереди представляют, описывают все их «достоинства» и кидают в зал. Распорядитель торгов обаятельно уверяет, что старуха без зубов обязательно пригодится в хозяйстве.
В романе Виана деревне отведено больше внимания. Она густо населена, но абсолютно однотонна — оттенков жестокости не различить. Однако все эти жители деревни — фоновое зло. Как мухи на липких лентах, прикрепленных к потолку сцены. Забываются они быстро, одна сцена стремительно затмевает следующую. Этот мир чрезмерен. Несмотря на то что как таковой декорации в спектакле нет, а все пространство занимает одна кукла, бутафория давит и чуть ли не вываливается со сцены. И все в мире этом уродливо.
Уродлива и совесть. Отвечает за нее лодочник Слява, плавающий по реке, куда скидывают всю мертвечину и гниль, называемые «стыдом». Он должен доставать это зубами и получать золото за такую работу (на которое ему ничего не продадут). Охотник за гнильем будто сам уже давно сгнил. Похож он на червяка с клыками и выпученными глазами. И все же он — пророк со змеиной интонацией, кобровидной пластикой. Именно Слява говорит при первой встрече с Жакмором, что психоаналитик станет «как они» и будет платить деньги лодочнику за свой стыд. Так и получается. Жакмору приносит удовольствие драка в церкви.
Абсолютно нелеп муж Клементины — Анжель, сначала запертый женой в комнате, потом изгнанный в сарай из супружеской постели и в итоге уплывший на самодельной лодке в дальние дали. И кукла его по сравнению с необъятной Клементиной слишком мала. Тонкие и длинные ручки и ножки тянутся как резинка. Лысая голова с оттопыренными ушами и воспаленными глазами смотрится и по-детски наивно, и по-взрослому устало. В одной из сцен Клементина заглатывает ее, окончательно прогоняя мужа от себя и детей. Впрочем, Анжель и не сопротивлялся, признаваясь, что не любит чад.
Кроме Клементины есть еще одна героиня в спектакле — служанка Белянка. У нее нет лица, как и торса. В наличии только то, что ниже пояса, обрезанный манекен. Глуповатая, смешливая Белянка спит с Жакмором и не позволяет себя психоанализировать. Когда же он насильно заставляет ее рассказать, почему она занимается с ним сексом только в позе собаки, служанка в истерике кричит, что этого требовал отец. И ей стыдно. Насильники, убийцы не могут даже на слух воспринимать это слово, в то время как жертва выкрикивает его изо всех сил.
Абсолютно обособленно существует в спектакле Клементина. Она и не жительница деревни, и не похожа на Сляву или Белянку. Ее переживания, что с детьми может что-то случиться, выводятся через живой план. Сразу после их рождения она убедит себя, что должна сделать все возможное, чтобы у тройни не было смысла жизни без матери. Встав на авансцену, Мария Коркодинова напрямую обращается к зрителю в поисках сочувствия и идей, какие опасности поджидают Жоеля, Ноеля и Ситроена. Однако каждая такая вставка комична. Сначала им грозят пауки, змеи, стекло, шприцы, скорпионы, а через секунду уже разъяренный бык, который покалечит муравья, что непременно укусит одного из детей. Каждый сценарий разворачивается все более гротескно и нелепо. Но главное, что это повод уничтожить сад, срубить все деревья, стереть стену, вместо которой осталось «ничто», посадить детей. В клетку. Кукла же Клементины представляется чудовищем, поглощающим все вокруг. Нечеловеческий голос оглушает, а гигантская рука или нога вот-вот кого-то придавит. Поглотит Клементина и своих детей.
Но у Жоеля, Ноеля и Ситроена есть только один смысл жизни — летать. Маленькие куколки с большими головами будут светиться в темноте, когда отыщут голубых слизняков и совершат свой первый полет. Их заметит Жакмор, уже заказавший в деревне клетки по просьбе Клементины. И когда он попытается ее убедить, что посадить детей за решетку нельзя, его оденут в серый кокон и назначат новым Слявой — взамен предыдущего, умершего от старости.
В последней сцене останется только кукла Клементина, держащая в руках светящийся розовым стеклянный куб, в котором теперь сидят ее дети. Им ничего не грозит. Ни муравей-калека, ни скорпион, ни ядовитая ягода, ни полет. Ни свобода.
А на стене задвигается механизм почти такой же, как мастерская столяра. Три маленьких человечка с окровавленными лицами будут бить маленькими молоточками. А где-то в темноте продадут очередного старика, плотник убьет своего очередного подмастерья, а Слява достанет очередную гниль и направит свою лодку к следующей очередной мертвечине.
Очень ждала текст по этому спектаклю! Сходила на него в октябре по ежемесячной рекомендации от журнала. Во время и после спектакля было много вопросов. К себе, к тексту, к постановке…Некоторые моменты были не понятны, но уходила я, думая о жутко–настоящей кукле, которая занимала всю площадку, о маленьких фигурках людей, а именно о их лицах. Я думала о монологах матери, о её рассуждениях, её состоянии. Сейчас вопросов стало больше, нуждаюсь в переосмыслении своих мыслей. Спасибо!