«Балетмейстер» театра Эндла (Эстония) на фестивале «Радуга»

Урмас Вади. «Балетмейстер». Театр Эндла (Эстония).
Режиссер Андрес Норметс

Спектакль «Балетмейстер» начинается как рискованная профанация национальной трагедии. Первые события происходят в тот день 1940 года, который в новейшей истории Эстонии осознается как самый страшный: вступление войск СССР, арест президента, депортация тысяч людей и так далее… А тут две стильные барышни раздвигают занавесочки и с усердием и выражением повествуют о национальном сопротивлении фантасмагорическую балаганную историю в духе Хармса. Дух русского абсурдиста вызывает сам автор, Урмас Вади: про одного из персонажей говорится, что он живет в том же доме, что и Хармс. И думаю, Хармсу это соседство могло бы понравиться.

Ансамбль«Брошечка» выполняет секретное задание.
Фото из архива театра

Фабула стоит того, чтобы ее изложить. После гибели участников повстанческих сил для руководства спецоперацией (спасения эстонского президента, вывезенного НКВД в психбольницу в Казань) призывают гиганта-силача пожарника, который слыхом не слыхивал ни о политике, ни о диверсиях. Наивный, честный и туповатый детина в полном ужасе от такого назначения. Мало того: он и помощники (которым до политических акций тоже далеко, как до звезды Сириус) должны пересечь РСФСР под видом невинного ансамбля народного танца «Брошечка». Из них никто никогда не танцевал. Уже в поезде их принуждают выступать. В советской Москве вдруг обнаруживается мальчишка, выводящий эстонцев на крупного военачальника, готового продать им арсенал оружия… Пределы реальности и правдоподобия нарушаются в космических масштабах.

Балаганную историю режиссер Андрес Норметс ставит без нажима, она играется как будто нейтрально, как будто в духе шпионского детектива. Перевернутая логика, объективная невообразимость действия делают такую «серьезность» очень сильным гротескным средством (в духе абсурдистской и антиутопической традиции искусства ХХ века).

Пациенты психиатрической клиники: президент Эстонии и Николай II. Фото из архива театра

Балетмейстер и Елизавета Филипповна.
Фото из архива театра

Очень ярко играет главного героя, пожарника Эрика (по легенде — «балетмейстера Харальда»), артист Аго Андерсон. Роль сложная, мотивы действия «спасителя отечества» разнообразны и трансформируются от ужаса этого огромного силача, от его слепой исполнительности к ответственной крестьянской серьезности, к атлетической самоотверженности, и опять к ужасу, к верной влюбленности в обольстительную НКВД-шницу. (Кстати, эта коварная плотоядная дама-вамп, Елизавета Филипповна в исполнении Триин Лепик — очень стильный персонаж, в духе булгаковской Геллы или феллиниевской Градиски). А героям движения сопротивления сперва надо добиться невыполнимого — научиться плясать, и они начинают репетиции с детсадовского танца «бой петушков». Средствами фарса представлены трагические события, жуткие шаги истории. Сложная театральная задача.

Во время турне с ансамблем «Брошечка» происходят многочисленные эксцентрические ситуации, и постепенно создается наше отношение к «балетмейстеру» и его «танцорам», честным, искренним парням. Существо спектакля оказывается совсем не травестированием истории, оно постепенно наполняется сочувственным человеческим смыслом. Этот смысл прорывается в финале, когда, добравшись, в конце концов, до плененного президента, танцоры-спасители отказываются забирать его обратно на родину, убедившись в том, что его интересуют только счета страны в швейцарских банках, а о политических жертвах он не помышляет. Действие продолжает быть фарсовым, а сочувствие к героям — драматического порядка. Вопреки реальной политической истории, апокрифический партизанский триллер выруливает в «миракль»: побеждает любовь (Елизавета выдает балетмейстеру операцию НКВД), а большой советский партийный усатый руководитель, изображенный театром теней, отменяет наказание диверсантов, признавая, что их искусство превыше всего. И начинаются танцы, которые в каком-то смысле существеннее для продолжения истории народа, чем любые президенты и политические режимы. А политическая история заслуживает того, чтобы обойтись с ней как с фарсом. Это можно считать серьезным оригинальным высказыванием в легкой форме спектакля.