Zauberland (Magic Land).
Театр «Буф дю Нор» (Париж) на фестивале «Новый Европейский Театр».
Режиссер Кэти Митчелл.

В середине ноября фестиваль NET открывался бруковским спектаклем театра «Буф дю Нор». В середине декабря он закрылся спектаклем Кэти Митчелл, поставленном в этом же парижском театре. Но «Zauberland» во многом рифмуется не со спектаклем Брука, а с постановкой Ромео Кастеллуччи «Лебединая песнь D744», показанной недавно в Москве на фестивале «Сезон Станиславского».

В обоих спектаклях почти все сценическое время отдано исполнению вокальных циклов немецких романтиков. У Кастеллуччи это Шуберт, у Митчелл — Шуман. Обе исполнительницы — всемирно известные оперные певицы. У Кастеллуччи это шведка Керстин Авемо, у Митчелл — американка Джулия Баллок. За роялями в обоих спектаклях виртуознейшие пианисты. Но если спектакль Кастеллуччи в финале заканчивался монологом-криком героини Валери Древиль о ненависти к зрителям и к себе как к актрисе, о невозможности ничего выразить, о беспомощности искусства, то у Кэти Митчелл оптика настроена на социальные пароксизмы нашего времени.

Сцена из спектакля.
Фото — Patrick Berger.

Приглушенный свет навесных ламп, вазы с искусственными цветами по бокам сцены. Героиня встает у рояля, начинает петь, но почти сразу подходят двое «слуг просцениума» в строгих черных костюмах, надевают на глаза певицы повязку и потом так же принудительно переодевают ее. Такие насильственные манипуляции будут сопровождать героиню весь спектакль. Другую девушку, в наряде невесты, и вовсе обольют бензином (правда, невидимым) и чуть не подожгут…

«Zauberland» — по сути оперный моноспектакль. Сопрано Джулии Баллок шероховато, как шероховат вельвет. Оно не обволакивает, не переносит в другую реальность, как голос Керстин Авемо, а держит в напряжении. Выбранный же режиссером музыкальный жанр превращает вокальные партитуры Шумана на стихи Гейне в брехтовский зонг. Зонг, остраняющий все происходящее, а именно историю героини — беженки с Ближнего Востока, которая оказывается в Европе, где мечтает обрести не просто безопасное место для жизни, но и волшебную страну Zauberland.

При этом мы видим лишь мало связанные между собой «кадры» ее жизни: вот она, беременная, в спасательном жилете плывет куда-то ночью, вот встречается с полицейскими, и они советуют ей беречь себя и выспаться («Кора вашего головного мозга, как яичная скорлупа»)«; вот ее уже взрослая дочь играет с Барби. Лейтмотивом спектакля становится кровать-каталка с телом, покрытым окровавленной простыней. Ее то и дело выкатывают из-за кулис, но героине никак не удается оплакать любимого и проститься с ним.

Сцена из спектакля.
Фото — Patrick Berger.

Через некоторое время песни Шумана сменяются композициями, специально написанными для этого спектакля английским драматургом Мартином Кримпом и бельгийским композитором Бернаром Фокрулем. Эта музыка — растерзанная в клочья, от контр- до пятой октавы, гармония, которая все же еще помнит о своей целостности, о том, что было до разъятия.

Эстетика немецкого романтизма соединяется с логикой и образностью сюрреалистического сна, на который часто похожи мизансцены спектакля и в котором есть место, например, бомбардировкам Алеппо и Кельна. Героиня Баллок поет о том, что они горят на видео где-то в глубине смартфонов, и аватарки подруг, которых уже нет, тоже еще в телефоне, и поэтому нужно устроить похороны аватарок.

В финале на сцене снова кровать на колесиках, только теперь она пуста и украшена горящими гирляндами. Главная героиня устраивается на ее краешке и закрывает глаза. «А вот теперь просыпайся», — нежно, по-родительски будят ее полицейские. И почему-то в этот момент кажется, что Zauberland — совсем рядом.