Три эскиза по современным текстам показали в Димитровградском драматическом театре им. А. Н. Островского в рамках режиссерской лаборатории, проходившей 24 — 30 октября. Эта история— часть большой программы по поддержке театров малых городов России, которую осуществляет Театр Наций.

В рамках лаборатории, длящейся около недели, молодые режиссеры, в основном, из Москвы и Петербурга работают с актерами местной труппы на основе современной драматургии. Тексты выбирает театр. По итогам публичных показов руководство принимает решение, каким из эскизов суждено превратиться в спектакли и войти в репертуар.

Димитровградский театр выбрал три текста: старую пьесу Василия Сигарева «Детектор лжи», один из многочисленных текстов Егора Черлака «Пятница, день перед субботою» и сказку Ярославы Пулинович «Птица Феникс возвращается домой». Собственно, слишком осторожный выбор драматургии стал главной проблемой лаборатории, с которой режиссеры справились по-разному. Обнаружился парадокс: чем свободнее постановщик в своих отношениях с текстом, тем больше у него шансов на то, чтобы вытащить из пьесы смыслы и ее игровой потенциал.

«Детектор лжи». Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

«Детектор лжи» совсем не похож на драматургию и, тем более, на поздние киносценарии Василия Сигарева. Несколько лет назад пьеса шла во многих театрах в разных городах — комедия положений на российском материале с успехом заменяла хиты Рэя Куни или Кена Людвига. «Детектор лжи» удобен театру не только традиционной формой, нехитрым сюжетом и легким языком, полным юмора не очень высокого качества, но еще и тем, что пьеса — «на троих»: двух актеров и актрису среднего возраста.

Историю о том, как супруги, прожившие вместе много лет, уличают друг друга в бесконечной лжи по-крупному и по мелочам, режиссер Михаил Заец решил в бытовом стиле: на сцене стена, оклеенная розоватыми обоями с узором, на стене — пара криво повешенных календарей, в углу торшер, а у стены — старый диван с неряшливо накинутым покрывалом. Незатейливая обстановка небогатой постсоветской квартиры. Хмурый муж — в широких трусах в яркий рисунок. Жена — в теплом дешевом халате. Так они встретят гипнотизера — интеллигентного вида немолодого мужчину с седыми усами, в костюме и с дипломатом в руке. Действие, пробуксовывающее в однотипных мелочных ссорах, крутится вокруг кресла, где по очереди будут впадать в транс жаждущие вывести друг друга на чистую воду супруги Бызовы. Эскиз развернулся как бытовая комедия с нехитрой моралью: неведение сладостно, а знания лишь преумножают печаль. Герои Сигарева врут не из коварства, а из слабости и любви, а герои лабораторного эскиза так и остаются до самого финала в рамках своих, несложно выписанных, масочных типажей.

«Пятница, день перед субботою». Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Пьесу Егора Черлака, тоже традиционно написанную, с реалистическими пространными монологами и минимумом действия, режиссер Антон Маликов решил в споре с текстом и его стилистикой. «Пятница, день перед субботою» — это о том, как несколько мальчишек строятгород из кубиков. Строят стадионы, заправки, гостиницы, театры — что кому ближе. Каждый из них гордится своим отцом — у кого Аршавин, у кого Киркоров, у кого гонщик Петров, у кого Прохоров. Про того, кто сидит отдельно, дуется и кубики свои из рук не выпускает, решают, что он — сын Путина. Герои довольно долго выясняют, чей отец круче и что важнее для города, пока суровая девочка Света не возвращает их с небес на землю. Все они — воспитанники специнтерната при женской тюрьме, где отбывают свои сроки их матери. Девочка рассказывает правду про каждого и предлагает построить в игрушечном городе тюрьму — иначе где человечкам жить, питаться и спать? Не впечатляющая оригинальностью метафора пытается вывести текст в плоскость социальной и даже политической драмы — люди, рожденные в тюремной стране, никогда не построят ничего другого.

Маликов сократил текст в два раза и отменил кубики — актеры, совсем не стремящиеся изобразить детей, рисуют мелом по каменной стене. Зрители сидят рядами на сцене, основное действие разворачивается наверху, на железном балконе; все внутренности сцены обнажены. Внизу, будто зверь, запертый в клетке, мечется Линор Горилловна — ненавистная детям воспитка. Маликов сделал из нее брутальное существо родом из пародийного кино — грозно дергая веревочную петлю, приковывающую ее к этому месту, она встряхивает гривой темных волос, эротично раздвигает длинные ноги и с надрывом читает стихи, ковыряя в носу. Пока эта церберша охраняет свой, утопающий в темноте, ад, витальные подростки резвятся сверху, в пятнах света. Моложавый «Аршавин» в белой футболке пинает мячик, «Прохоров» в деловом костюме всплескивает руками, просвещая простоватых приятелей на предмет финансов, а «Киркоров» в блестящем, красном с золотом плаще и с зализанными волосами принимает красивые позы, манерничает и открывает рот под слащавую фонограмму. Режиссер освободил актеров от обязательств перед пьесой, от социальных подтекстов и политических аллюзий, от пафоса и серьеза, тем самым вскрыв игровые возможности текста. Ситуация стала лишь поводом для игры, и молодые актеры (в основном, недавние выпускники ЕГТИ) обрели смелость, с наслаждением фантазируя и превращая скучную помесь реализма и метафорики в остроумный театральный фарс.

«Птица Феникс возвращается домой». Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Третья пьеса лаборатории, «Птица Феникс возвращается домой», требовала подробного разбора и концептуального решения. История об одинокой молоденькой кошке Тосе и ее внезапном друге, старом фениксе Феликсе, мечтающем умереть, можно прочитать и как сказку для малышей, и как поучительную историю для подростков, и как жесткую драму для взрослых. Режиссер Светлана Медведева от сказки отказалась и попробовала рассказать историю о том, как девочка обретает отца. Тося — в кедах, толстовке и с рюкзачком— просто нелепая угловатая девчонка, Феникс — какой-то чудак-маргинал в плаще и в летных очках. Многочисленные полеты — из Екатеринбурга в Москву, из Москвы в Париж и Лондон — обозначены только бумажной вертушкой в руках Феникса. Условность в деталях костюма должна была защитить актеров от опасности нарочитой сказочности. Тем не менее, возрастной адрес эскиза все-таки остался не до конца прояснен. История о взрослеющем человеке, своей потребностью в любви заставляющем отказаться от самоубийства одинокого брюзгу-мизантропа, рассказана слишком старательно, слишком шумно и ярко. Тося попадает в мир, о котором мечтает, — то парижская опера, то шоу-бизнес. Здесь все странно и неестественно, здесь все не так, как она ожидала, но и привычный для персонажей мир ничем не отличается. Яркие, гротесковые сцены и фриковые персонажи поглотили саму историю, придав ей ощущение торопливого карнавала.

Лаборатория, направленная, в первую очередь, на процесс, а только потом уже на результат, столкнула актеров небольшой труппы Димитровградского театра с современной драматургией, которой в репертуаре почти нет. И если даже не все тексты, отобранные для эскизов, дали возможность актерам открыться как-то по-новому, то, по крайней мере, сама ситуация внутреннего эксперимента в сжатые сроки породила интерес и вкус к риску.