«Кармен». Ж. Бизе.
Нижегородский театр оперы и балета.
Дирижер Дмитрий Синьковский, режиссер Лиза Мороз, художник Денис Шибанов.

Нижегородский оперный театр странным образом всегда выпадал из общего театрального контекста страны, и длилось это довольно долго. Новая жизнь началась совсем недавно, с предпандемийного 2019-го, сейчас ее пытается организовать уже вторая по счету команда. Ответ на вопрос, что же там происходило в прежние годы, я неожиданно получила в зале, перед самым началом оперы «Кармен». Приятный мужской голос вежливо попросил «воздержаться от перемещений по зрительному залу». То есть люди во время представлений запросто гуляли? Можно вообразить, что там показывали. Говорят, была сплошная аренда…

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Гладунко.

Но следующее изумление было уже совершенно другого толка: на первых же тактах увертюры стало ясно, что провинциальный оркестр так звучать не может. Слух фиксировал стройность и прозрачность плотной оркестровой фактуры, невероятную артикуляционную точность и умопомрачительный темп. Знаменитая тема тореадора (вообще-то — шествие!) игралась так, будто Эскамильо посадили на коня или заставили бежать вприпрыжку. Но в целом — темперамент, как и положено, зашкаливал и действовал безотказно. Тут же выяснилось, что играет не оркестр театра, а детище нынешнего главного дирижера Дмитрия Синьковского — известный столичный коллектив «La voce strumentalе», конечно расширенного состава. Вообще, музыкальный лидер Нижегородского оперного — без преувеличения уникум: Синьковский един в трех лицах — скрипач, певец-контратенор и дирижер. Известный специалист по барочному стилю, теперь он выступает в новом для себя качестве, и делает это смело и убедительно.

Вторая главная фигура новой постановки — режиссер Лиза Мороз, девушка не только молодая и прекрасная собой, но явно талантливая. Гитисовская учеба у Андрея Жагарса, годы ассистентства, проведенные в двух главных столичных оперных театрах, даром не прошли, к своей первой крупной работе (до этого было немало экспериментальных проектов) она оказалась абсолютно готова. В ситуации, когда про «Кармен» в мировом театре, кажется, сказано уже все и каждый новый постановщик находится под страшным прессом необходимости соответствовать музыкальному шедевру, Лиза Мороз, выбрав ход не новый — «театр в театре», сумела сделать спектакль увлекательный, живой, главное, инспирированный музыкой, что сегодня почти редкость.

Н. Ляскова (Кармен).
Фото — Ирина Гладунко.

Открывшийся занавес явил нам грустный театральный ландшафт с унылыми актерами и захламленной сценой. Появление Кармен (еще до знаменитого выхода с Хабанерой) буквально взрывает это сонное царство. Она здесь не просто солистка, она — прима и лидер этого театра, отодвигающая в тень невыразительного «постановщика» (пантомимная роль) и претендующая быть режиссером. Наверное, правильнее будет сказать «режиссеркой», учитывая и внятные феминистские мотивы постановки. Дальше все происходит на ее глазах и при ее деятельном участии, она протагонист того спектакля, который сама же и ставит. Иногда реальность и фабулу оперы не различить, но, похоже, так и задумывалось. Постоянное мерцание двух параллельных сюжетных линий заставляет зрителя не расслабляться, а то ведь многим так хочется «культурно отдохнуть» на знакомых-то шлягерах. Не выйдет.

Вспоминаю, как один известный режиссер поучал своего младшего коллегу: не знаешь, с чего начать — играй в репетицию, потом все встанет на места. Многие простодушно так и делают, не умея свести концы с концами. У Лизы Мороз, похоже, получилось. А еще ей удалось провести несколько собственных тем, главная из которых — Театр как место силы, прибежище и приют. В конце второго действия, по сюжету, Кармен (Наталья Ляскова) с друзьями-контрабандистами вынуждает Хозе стать дезертиром, зовет в горы, к дикой, свободной жизни. В этот момент артисты труппы собираются на трехъярусных станках и руками манят к себе, но Хозе стоит напротив и пока еще колеблется. Тогда людская масса разворачивает транспаранты с буквами, мы читаем сначала слово Liberte, а потом практически из этих же букв — Theatre. Месседж ясен как день: театр — территория вольности, только в театре мысль свободна и действия не скованны. Так трансформируется одна из главных тем оперы, четко и ясно прочерченная композитором Бизе, а до этого Мериме: свобода дороже жизни. Кто-то может сказать, что в этом немало декларативности, как и в те моменты, когда Кармен обнимается с театральным занавесом, словно ища поддержки. А мне кажется, Мороз хотела быть понятой конкретным зрителем Нижнего Новгорода, где период новой оперной режиссуры только начинается, уж не говоря о том, что «Кармен» здесь впервые поют на языке оригинала, на этой сцене такое не практиковалось никогда.

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Гладунко.

Сценический облик оперы тоже никого не напугает: главный элемент — подвижные трехъярусные станки — поначалу кажется взятым напрокат из любой постановки. На самом деле все не так просто. Художник Денис Шибанов, впервые пришедший в оперу (он постановщик нашумевшего кинопроекта «Дау»), навешивает на конструкции по бокам огромные рогатые бычьи головы. Станки подвижны, по ходу дела принимают различные конфигурации, осваиваются артистами на всех уровнях. Забравшись на самую «верхотуру», поет свою арию боязливая Микаэла (Венера Гимадиева), юная неопытная стажерка, — ясно, что туда ее загнал волюнтаризм упрямой режиссерки. С центра конструкций с Куплетами выступает и Эскамильо (Гарри Агаджанян), он же записной премьер труппы. Но в последнем действии перестроение станков дает сногсшибательный эффект: на нас будто надвигается огромный золотой арочный фасад цирковой арены, где должна разыграться коррида. Вместе с переодевшимися в яркое желто-красное артистами такой визуал кажется по-театральному декоративным и даже избыточным, но для финала он работает как мощнейшая кульминация, в полном соответствии с музыкальным накалом страстей. Не забудем и свет Александра Романова, формирующий атмосферу пространства в самых разных ракурсах.

Мороз умеет, что, опять-таки, редкость, крупными мазками выстраивать массовые сцены, техникой мизансценирования владеет отлично, и спектакль запоминается важнейшими «кадрами», как кино. Суть персонажей и взаимоотношения проработаны ею не хуже. Вот Кармен: она как пружина действия всегда в центре, практически не уходит со сцены. Наталия Ляскова в облегающем черном бархатном платье (намек на декаданс) невероятно хороша, точна вокально и пластически. Умение быть притягательной она демонстрировала еще у Богомолова в пермской «Кармен», а здесь она — магнит и затягивающая в омут воронка. Хозе и Микаэла, оба в очках, выглядят вчерашними школьниками. Во время дуэта они принимают ходульные позы, им только предстоит стать настоящими «артистами». Звездного статуса певица Венера Гимадиева, с недавних пор солистка Нижегородской оперы, завораживает своим идеальным голосоведением и мягким, обволакивающим тембром. Хорошо известный во многих российских театрах бас Гарри Агаджанян поет баритоновую партию, но не так безупречно, как играет (подвели погода и простуда). Его Эскамильо — герой и мачо, абсолютно уверенный в себе.

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Гладунко.

Высоченный красавец Иван Гынгазов — Хозе — поначалу выглядит типичным лузером и неудачником: он всегда с клавиром, пялится в ноты, слова ему подсказывает суфлерша, и как артист он вроде ничего не может. Но наступает момент, когда случайно (или специально?) нам демонстрируют непререкаемую силу музыки при полном отсутствии актерских и режиссерских ухищрений. Знаменитую арию с цветком Хозе поет, застыв в довольно нелепом положении, не меняя его ни разу (что довольно сложно). При этом статуарность, даже пассивность позы не мешают достичь необходимого: не шелохнувшись, исключительно голосом, его выразительной экспрессией и богатой нюансировкой Гынгазов-Хозе кладет публику на лопатки, и в полный экстаз та приходит не только из-за мощи его уверенного верхнего си-бемоль. А потом его, снова покорного и безвольного, режиссерка Кармен будет вести к вершинам актерского мастерства.

Вообще, их отношения в спектакле развиваются практически по канве «Пигмалиона», только в роли «ваятеля» Хиггинса здесь выступает прекрасная сильная женщина, умная и сексуально неотразимая. Ее задача — разбудить этого недотепу, сделать из него настоящего мужчину. И метаморфоза происходит. Дуэтная финальная сцена едва не заставляет усомниться: может, заигрались, это уже не репетиция, сейчас произойдет трагедия! Но после удара навахи Кармен-режиссерка оживает и страстно целует Хозе — свое «произведение» и своего возлюбленного. Ну да, по ходу дела случился служебный роман, в театре так часто бывает.

Важно, что режиссер с дирижером действовали, судя по всему, в полном согласии. При этом оркестр с трудом поместился в крошечной яме, арфа и ударные играли из лож, звуковой баланс иногда сбоил, и струнных ощутимо не хватало. Не всегда убеждали и взвинченные темпы, с которыми отнюдь не все певцы справлялись, к примеру, в знаменитом квинтете (а вот актерски он был подан великолепно!). Заводной, как все барочники, Синьковский услышал Бизе по-своему: почти отсутствовали привычные густота, сливочная жирность и избыточная красочность оркестровой ткани. Словно картину маслом переписали в легкой прозрачной технике. Зато энергетика била через край.

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Гладунко.

Последняя премьера в Нижегородском театре оперы и балета — тот случай, когда очень хотелось посмотреть второй раз с другим составом, но не вышло. Из-за проблем со здоровьем главной исполнительницы. Вместо спектакля сыграли концерт, и мы услышали другого Хозе — известного тенора Сергея Кузьмина, и местных Микаэлу (Екатерина Ясинская) и Эскамильо (Олег Федоненко). А благодаря исполненным фрагментам из текущего репертуара получился мини-портрет труппы в ее новом облике. И это выглядело интригующе. В театре теперь два оркестра: говорят, «La voce strumentalе» всем составом переместился в Нижний. И спектакли играют не только в здании театра, но и в Пакгаузах на волжской Стрелке. Понятно, что Нижегородский оперный следует пермской модели. Не удивительно, ведь в качестве худрука здесь — известный Алексей Трифонов, в прошлом ближайший сподвижник Теодора Курентзиса.

Кроме оркестровой ямы и сложной акустики в Нижегородской опере много и других проблем. Удивительно неудобный, без подъема кресел, бесконечно вытянутый в длину зал — даже сидя в гостевом ряду после прохода, разглядеть все невозможно. В общем, условия для старта новых подходов не самые благоприятные. Тем не менее, команда во главе с Трифоновым и Синьковским полна надежд и собирается переломить ситуацию. Кажется, у них, как и у нас, есть повод для оптимизма.