«Хождение по мукам». По мотивам романа А. Н. Толстого.
Красноярский драматический театр им. А. С. Пушкина.
Режиссер Олег Рыбкин, сценография Никиты Сазонова, инсценировка Ярославы Пулинович.

То, что Олег Рыбкин решился на постановку романа Алексея Толстого «Хождение по мукам», говорит прежде всего о его художественной смелости. Этот роман имеет несколько экранизаций, но практически не имеет сценической истории, по крайней мере, традиций по его постановке точно нет. Это и понятно. Огромная трилогия, которая принадлежит именно эпической, романной форме, с подробными описаниями сражений, движениями людских масс, переносом действия в разные города России, только поименованных героев в трилогии больше четырехсот.

Сцена из спектакля.
Фото — Андрей Болотов.

Тем не менее, внимание режиссера привлек именно этот роман, который был изрядно подзабыт в последние десятилетия. И последняя экранизация (сериал 2017 года, режиссер К. Худяков), как мне кажется, не способствовала возобновлению интереса к нему. Хотя мало кто сумел так, как Алексей Толстой, показать предвоенное время и тот страшный девятый вал, который обрушился на Россию в 1914 году, когда страна вступила в Первую мировую войну. Конечно, две последние части трилогии — «Восемнадцатый год» и «Хмурое утро» — в постановку не вошли. Театр обратился к первой части — роману «Сестры». Премьера состоялась под самый финал 2023 года.

Инсценировку написала опытный драматург Ярослава Пулинович. Это вполне добротная классическая инсценировка. Не самостоятельная пьеса, как это иногда бывает, когда драматург выбирает что-то особо близкое себе из многих романных тем и героев, и ты чувствуешь какой-то отдельный от автора романа взгляд. (На мой-то взгляд, это и есть самое интересное в любой инсценировке — когда есть взгляд автора и взгляд на автора.) Но Пулинович точно следует перипетиям романа, иногда стилизуя речь героев, а иногда давая прямо диалоги Толстого.

Правда, есть одна особенность. Ее явно волнуют женские образы — сестры Булавины, и ей мало интересны образы их возлюбленных — Ивана Телегина и Вадима Рощина. Что, на мой взгляд, делает этих главных героев не совсем понятными зрителю. Ни из инсценировки, ни, соответственно, из спектакля непонятно, кто такой Телегин, откуда он взялся и что произошло между ним и Дашей. А уж в чем драма Рощина — непонятно и вовсе. А это ведь и есть четыре самых главных человека, через сердца которых проходит колоссальный тектонический разлом.

Сцена из спектакля.
Фото — Андрей Болотов.

Спектакль оказался на удивление камерным. Никаких человеческих масс. Всего тринадцать действующих лиц, причем двое из них появляются только на экране, в кадрах «кинохроники». А «народ» присутствует в виде горничной Луши (Эмилия Шевчук), которая явно не одобряет семейную жизнь Екатерины Дмитриевны, и солдата Семена (Михаил Яценко), который явно симпатизирует Дарье Дмитриевне. Все действие сосредоточено на шестерых героях, и весь драматургический строй как бы подчеркивает, что это драма из семейной жизни.

Но что оказалось самым важным для режиссера Олега Рыбкина и постановочной команды, в которую входят его многолетние соратники и партнеры — Никита Сазонов (сценография), Фагиля Сельская (костюмы), Дмитрий Зименко (художник по свету), Игорь Григурко (режиссер по пластике), ну и впервые с Рыбкиным работала композитор Евгения Терехина? Так вот, все художественные средства, и прежде всего режиссура, выводят частные судьбы за пределы семейной истории. Их жизни помещены в самую гущу событий в переломный, трагический для страны момент, когда огромная империя, казавшаяся колоссом, обрушилась, как карточный домик. И под ее обломками оказались судьбы самых разных людей — и обаятельных, и неприятных, и благородных, и непорядочных. И вся структура спектакля подчинена именно этой задаче.

Сценография Сазонова не замкнула действие в коробку дома, где живут Катя с мужем и Даша, или в стены квартиры Телегина. Их всех как будто вытащили за шиворот на огромную крышу петербургского дома, и они ютятся там, поеживаясь на сквозняке и пытаясь спрятаться в разные углы. И ощущение ветра, то нарастающего, то вообще переходящего в ураган, создает музыка Евгении Терехиной. Герои вроде бы и не слышат ее, но ощущают всей кожей неблагополучие жизни. Иногда это как будто и не музыка, а какой-то звуковой купол, который накрывает всех, существующих на этой петербургской крыше, с которой их вот-вот снесет. И аккомпанирует этому настроению тревожный, иногда холодный, иногда мрачный, свет. Нет нигде уюта, нет кремовых штор и теплого абажура. Спрятаться негде.

Сцена из спектакля.
Фото — Андрей Болотов.

На распахнутой сцене сначала появляется панорама дворцового зала, как бы охватывающего и зрительный зал, где манифестируют футуристы — Александр Жиров (Юрий Суслин) и Елизавета Киевна (Екатерина Мишанина). Жиров в исполнении Суслина вполне симпатичный, не то что в романе, ну, немного аффективен, но это вполне понятно. Елизавета Киевна решена несколько гротескно, с изломанной пластикой, принятой у дам Серебряного века. Она не так сложна, как у Толстого, но ее личностью здесь и не озабочены. (Столько копий было сломано в разгадывании прототипов романа, полного литературных реминисценций, злых пародий, но с Елизаветой все было ясно — это Кузьмина-Караваева, которая в молодости страшно раздражала Толстого, хотя он и дружил с ней.) Здесь оба этих героя, как и Иван Акундин (Александр Хряков), и поэт Бессонов, — не конкретные люди, а та художественная «тусовка», которая показывает, как испорчена русская жизнь и как «страшно далеки они от народа».

О русском мужике, «которого придумали в этом зале», кричит со сцены Акундин и грозит этим мужиком публике, как будто бы он-то точно понимает про него все. Бессонов (Анатолий Малыхин) глухим голосом и не очень разборчиво читает стихотворение Андрея Белого «Родина», но и он здесь не Белый и не Блок, а обобщенный образ поэта-символиста. И конечно, в исполнении Малыхина поэт Бессонов — не кладезь порока, и любить ему действительно нечем, в чем он и признается Даше при их встрече. Но некоторая невнятность в роли присутствует, кажется, что Бессонов должен занимать больше места в этой истории.

А. Понибрашина (Дарья Дмитриевна).
Фото — Андрей Болотов.

Позже с Жировым и Елизаветой мы столкнемся в квартире Телегина, а потом увидим и их трагически-бессмысленный финал. Но пока все они просто живут, упиваясь своими манифестами, гордясь своей художественной свободой. Жизнь эта не настоящая, сочиненная ими же, в чем-то порочная, обреченная на гибель. И это острее всех чувствует поэт Бессонов. И поддельность, искусственность этой среды ощущает, хотя ничего не может сформулировать, Даша, Дарья Дмитриевна Булавина.

Исполнительниц Даши две: Анастасия Куимова и Анна Понибрашина. Я видела Анну. Ее Даша — не строгая девушка, которая учится на юридических курсах, а скорее гимназистка, порывистая и ребячливая. Но именно за ней интереснее всего следить, потому что с Дашей все время что-то происходит, она меняется, взрослеет. Не всегда актриса точно отыгрывает события, например, встречи с Бессоновым, который является ее наваждением, ее неслучившимся грехом. Пока это не очень понятно. И когда она признается Телегину, что плохо без него жила, это кажется девичьим кокетством.

Иван Ильич Телегин в инсценировке совсем лишен и характера, и судьбы. Поэтому обаятельному Никите Косачеву приходится играть отвлеченный образ хорошего человека. Это трудно — и хотелось бы уцепиться хоть за что-то конкретное, но не получается. Роль лишена действия. Мы узнаем о том, какой цельный и надежный человек Телегин, только из слов Даши.

Старшая сестра Катя в исполнении Екатерины Соколовой в спектакле взрослее и трагичнее, чем в романе. Соколова играет женщину с судьбой, играет надлом, и это ощущается и в лихорадочных восторгах Кати по поводу нового искусства, и в ее нервности, и в холодной отстраненности в сценах с мужем. И главное, в ее отчаянных попытках отвлечься от себя какими угодно способами, хотя бы и изменой мужу. Очень драматична она во втором действии, когда возвращается из Парижа после объявления войны. Она всей кожей чувствует ужас происходящего. Ее страшит прожитая без любви и без смысла жизнь. Поэтому она острее всех ощущает, что война и смерть — это надолго, а молодость ее так коротка.

Сцена из спектакля.
Фото — Андрей Болотов.

На мой взгляд, наиболее интересен среди всех героев-мужчин Николай Иванович Смоковников в исполнении Дмитрия Боркова. В романе это неприятный самоуверенный демагог без тени рефлексии, бесконечно рассуждающий о патриотизме, о народе. А в спектакле этот герой — самый живой человек. Артист подробно и тонко играет все, что происходит с его персонажем. А главное, он играет нежность к жене, при том что Николай Иванович знает о ее нелюбви к нему. Прекрасно сыграна сцена его сборов на фронт: колебания (какой взять портсигар?), бросание ненужных вещичек в чемодан, полное непонимание жизни и, конечно, неготовность ни к испытаниям, ни к смерти.

Вообще-то человек и не обязан быть готовым к испытаниям, все здесь хотят счастья, мечтают о любви, даже Николай Иванович говорит о том, как неправильно они жили, и надеется на перемены. В конце первого действия именно он приходит с известием о войне, а Даша даже не понимает: войны с кем? Хотя и неважно с кем, ведь их с Телегиным это не касается. Какая может быть война, когда она влюблена и ей так хочется танцевать!

Второе действие романа проходит уже под знаком войны. На фоне кадров военной хроники в редакции газеты Акундин, Жиров и Рощин (Виталий Козырев) разглагольствуют о войне, о самодержавии, снова о пресловутом русском мужике… В хроникальные фото Первой мировой вплетены интервью, как будто бы их привез Жиров, посланный редактором газеты Акундиным в деревню узнать настроения крестьян. Здесь очень остроумно и стильно использован прием мокьюментари (видеорежиссер Влад Лапин). На мутном экране в мелькании каких-то обрывков пленки крестьянка Авдотья говорит о том, почему мужики идут на войну даже и с охотой. И пища там очень сытная — мясо два раза в день, и табак дают — кури сколько хочешь, и чай, сахар казенные. Страшно, конечно, воевать, а убьют, так все равно и здесь помирать. Этот короткий монолог взят из романа и стилизован под крестьянскую речь. И актриса Надежда Крутова очень точно, без опасной здесь театральности передает эту полную покорность судьбе.

Сцена из спектакля.
Фото — Андрей Болотов.

Второе интервью — это монолог полковника Солнцева в исполнении Бориса Плоских. В романе Солнцев — важный герой из действующих царских командиров. Здесь он появляется только на экране. Он говорит осторожно, стараясь не сказать (ведь это как бы интервью) ничего лишнего, формулируя прежде всего то, как должна вести себя общественность и какие задачи стоят перед прессой. Но он четко проговаривает проблемы: армия только обороняется, мы уступаем немцам и в вооружении, и в быстроте передвижения войск. И должны быть готовы к большим жертвам. Когда полковник говорит про «осложненное в некоторых слоях чувство патриотизма», в голосе его появляется сталь.

Одной из центральных сцен во втором действии является появление Рощина с известием о смерти Николая Ивановича. Глядя на аккуратный мундир Рощина, на него самого, спокойного, подтянутого, трудно поверить в четыре бессонные ночи, когда он ехал в теплушках вместе с обовшивевшими, бегущими с фронта солдатами, чтобы сообщить в Ставке о бегстве армии, о полном крахе. Их диалог с Телегиным о России, самый главный их спор, не подготовлен состоянием Рощина, который вообще-то здесь — как взведенный курок. Он оказывается в почти благополучной жизни, где есть еда и где ему предложат чистую постель, а вырвался он из ада. Хотя сам его монолог о России, которой больше нет, звучит очень драматично и убедительно.

Сцена из спектакля.
Фото — Андрей Болотов.

Но в спектакле нет цели показать метания Рощина и ясность решения Телегина. Здесь все это опускается. Главное здесь все-таки — любовь, которую так страстно ждет Даша, доверившись Телегину, которая бросает друг к другу Катю и Рощина. Любовь спасает всех четверых. В финальной сцене Даша и Телегин появляются под колокольный звон в венчальных нарядах. Хотя революция уже произошла, но про нее пока никто ничего не понимает, а война еще не закончилась, но от нее все так устали… Герои уже понимают, что этот огромный вал накроет всех, и неизвестно, кто выживет, но держаться им больше не за кого. Только друг за друга. Вот такой счастливый финал предложил Олег Рыбкин. И, пожалуй, он прав.