«Хорошо темперированные грамоты».
театр post.
Режиссер Дмитрий Волкострелов.

Костюмов нет. Художественного пространства нет. Актеров тоже как будто — их функции отданы пожелавшим участвовать зрителям. Свет приглушенный, формирующий атмосферу, но — без единой перемены. Роль текста играют 24 берестяные грамоты XI–XVI веков (в том числе не имеющие перевода). Вот она — музыка в театре. Точнее, музыкальная структура театральными средствами.

12 человек — как 12 тональностей у Баха в масштабе тома «Хорошо темперированного клавира». Часть первая: участники, выполняя указания на экране, читают в микрофон тексты грамот. Зрители же сидят в наушниках, в которых звучит совсем другое: техническая информация о находке — по содержанию; «прелюдия» — по форме. Часть вторая, «свойства памяти»: игровая, импровизационная (в самой малой степени, но все же), живая, смешная — включение жизни в произведение искусства. Театральная работа со временем: включение сегодняшнего плана в исторический материал — по содержанию. По форме — участники говорят некий текст, опираясь на собственные воспоминания. Часть третья — «совпадения». Записанные голоса из первой части звучат под (или над) прелюдиями Баха из первого тома «Хорошо темперированного клавира». И получается — театр.

Сцена из спектакля.
Фото — Н. Кореновская.

Это — театр, потому что в нем есть движение от заданной роли к перформативному существованию. Это театр отсутствия, потому что в спектакле, прямо по Гёббельсу, работают с отделением голоса от его вечной спутницы — телесности, разъединяют и соединяют планы, экспериментируя с десинхронизацией акустического и визуального сценического пространств. А еще «Хорошо темперированные грамоты» можно брать в качестве идеальной иллюстрации к тезису о «разделении эффекта присутствия на все участвующие в постановке составляющие». Трудно определить «главного героя» спектакля: критик Нияз Игламов, аккуратно застегивавший верхнюю пуговку каждый раз, когда выходил к микрофону? Брошенная жена Густята, в XIV веке написавшая отцу письмо с просьбой приехать за ней? Или запись прелюдий Баха в исполнении Дмитрия Коробкова, которая, будучи использованной в традиционной, давно театру приевшейся манере «создания атмосферы», вывела спектакль на метафизический уровень?

Дмитрий Волкострелов говорит, что спектакль осмысляет реальность, продолжает исследовать театральными средствами повседневную жизнь человека, — все это есть. И композиционно «Грамоты» рифмуются со спектаклем «Художник вовне и изнутри»: так же сначала мы встречаемся с комментарием, отделенным временной дистанцией от источника.

Но здесь прием уже совсем ничем не замаскирован: голоса Алены Старостиной и Ивана Николаева, сообщающие три вида дат, включая страшную «внестратиграфическую», не просто работают как шумовая волна — они назойливы, они звучат и звучат прямо в наушниках, не давая услышать содержание самих грамот, которые читают на сцене в тот же момент.

Сцена из спектакля.
Фото — Н. Кореновская.

Двухголосные фуги Баха все время в движении — то один, то другой голос выходят на передний план. Так и в спектакле — тихие перемены объектов внимания, центров притяжения на сцене составляют собственный сюжет мерцания внутри спектакля. В первой части акцент на телесном присутствии: поскольку чтения грамот не слышно, а сухой комментарий археологов довольно скоро перестает восприниматься, все внимание сосредотачивается на фигуре участника-артиста. Во второй части зоной притяжения внимания становится непосредственно участник, его Персона: свойства его памяти, его реакции — живой человек. А в третьей части, когда звучат бестелесные голоса и музыка без инструмента, — вырастает значимость содержания грамот. Из бездействия, звуков неподготовленного и непрофессионального чтения, «через присутствие (написанного и прочитанного) текста — с одной стороны, и через тембр, манеру, выговор, возраст и происхождение говорящего» текст обретает собственное воплощение. И дальше — происходит театральное чудо. И Густята, и Микешка, и Фома вдруг становятся персонажами, почти столь же явственно присутствующими в катакомбах Петрикирхе, как и все мы. Голос, отделенный от человека, но в записи получивший снова присущую ему телесность, вместе со звуками фортепиано будто наполняет и одушевляет давно почивших реальных людей. Родовые корни «театра post», конечно, лежат где-то в области символистского театра.

Неявное движение планов внутри спектакля поддерживает работа режиссера со временем: наша дистанция относительно предмета спектакля тоже все время меняется, пока все планы не смыкаются в финале, создавая полифоническое звучание истории. Спектакль существует в строгой партитуре, все эксперименты с алеаторикой — не для такого тонкого совместного наращивания сюжетов и смыслов. Но жесткую структуру «Хорошо темперированного клавира», принцип которой лежит в основе премьеры, Волкострелов все же разомкнул, впустив в нее свободу и импровизацию, свойственную театральной природе.

12 участников, 24 грамоты, новгородцы и Бах. «театр post» запустил театральный сериал, в котором каждый раз будут возникать новые персонажи — список грамот на каждом спектакле меняется. На данный момент их обнаружено более 1000.