Всю свою жизнь, с самого детства я смотрю на Иру на сцене. Сначала я просто был «юным зрителем», а Ирина Леонидовна для меня просто была актрисой в театре, где работал мой папа. Я хорошо помню ее в тех спектаклях. Чего только стоит ее девочка из «Глотка свободы» Окуджавы и ее песня «Сронила колечко». У меня и сейчас ком в горле стоит… Трудно определиться сегодня с тогдашними ощущениями, но во мне стойко живет память, что я всегда знал, что она какая-то особенная, она чем-то выделялась даже в череде тех особенных актеров того театра, а в том театре были особенные актеры.

Тогда, много лет назад, я был просто ребенком, подростком, которому повезло видеть из зала, как дышит настоящий живой театр. Соколова, пожалуй, была самой живой в том созвездии. Не хуже, не лучше, а просто ни на кого не похожа. Самое удивительное, что когда она сегодня выходит на сцену, происходит то же самое, она всех вокруг кладет на лопатки.

Бог дал Соколовой какой-то удивительный, редчайший дар свежести, она никогда не выглядит натруженно, она всегда подлинна, действенна и всегда живая. И живость эта совершенно настоящая, не притворная, она действительно живет на сцене. Она, как в жизни, так и на сцене, являет собой пример богом данной подлинности. Ей, казалось бы, без всякого труда даются любые сценические состояния, она из тех редчайших актрис, которые могут в одно мгновение перейти от гомерически смешного в глубоко трагическое. А бывает, что и то, и другое происходит одновременно. Для меня нет в театре мгновений слаще, чем это.

Ее талант совершенно универсален, Соколова может все! Она и ребенок, и старуха, и жена, и муж, и кошка, и невеста, и злодей, и ангел. Нет у нее границ, она сама их определяет или отметает, летает себе по миру, как шекспировский дух Ариэль.

В ней совершенно нет напыщенности, чванства, она всегда пример дисциплины, такта, безукоризненного отношения к делу. Я уж не говорю, какое счастье с ней репетировать: расскажешь ей, чего тебе хочется, а она что-то начнет колдовать, и это будет совершенно не так, как ты себе представлял, но совершенно то, что ты просил ее сделать. Она действительно актер-творец, сочинитель. В ней живет это великое актерское дурачество, она в репетициях просто как дитя, прямо диву даешься. А потом приходишь на спектакль и обливаешься слезами.

Когда я придумал сделать «Лира», посвященного отцу, я сразу подумал о Соколовой-Шуте, она согласилась сразу и безоговорочно, и я навсегда благодарен ей за это. Именно то, что знаковая актриса его театра стояла в центре спектакля, определило, наверное, главное во внутренней сути «Лира».

Ира не раз помогала Театру Поколений в других наших проектах, она играла с нами в «Далеко на озере Чад…» на той самой большой сцене ТЮЗа и в спектакле «Неокончательный портрет», который мы сделали к 90-летию со дня рождения отца. В нем папа сам появляется на сцене, и к нему из зала выходит Соколова. Порепетировать… Они встретились снова, режиссер и его главная актриса, обнялись, поцеловались… через время, через пустоту…

Спасибо Вам, дорогая Ирочка, за Вашу верность, за Вашу щедрость, за Ваш дар, ну и просто за то, что Вы есть. Я навсегда у Вас в долгу.

Актриса «словила фишку». Разгадала тайну жизни на сцене. Тайну рождения живого слова, живого чувства, живого движения, жеста… Это Дар. Их, словивших, единицы — Соколова и еще несколько. Трюизм? Бросьте. Это правда. Горькая правда для нас, для тех, кого Станиславский назвал «обиженные судьбой», которым нужны системы, методики, анализы и костыли.

О том, что есть такой город Ленинград, узнал поздно, когда вдруг оказался на Невском и стал другим человеком. Потом узнал, что в Ленинграде есть ТЮЗ, который совсем не ТЮЗ, а театр-Чудо, и делают это чудо волшебные артисты и Ирина Соколова. Пошел. Спектакль «Бонжур, месье Перро!». И случилось там острое театральное сочинение: людоед заподозрил, что кот Соколовой предложит ему превратиться в мышку, дескать, чтобы убедиться в уникальных волшебных способностях людоеда, а по правде съесть… оценка… пауза… гробовая тишина зала… это Соколова остановила наши сердца. Потом запустила вновь с бешеной скоростью, затем чуть успокоила и держала в нужном ей ритме до конца спектакля. Чудо. И стали мы другими людьми.

Прошло сто лет, и не дает актриса нам опомниться от тех впечатлений и нынешних, творит с нашими сердцами, что хочет, меняет нас, обтесывает. Чудо. Волшебство.

Ирина Леонидовна, спасибо Вам за то, что так щедро делитесь с нами своим талантом, профессиональным и человеческим.

С Ирины Соколовой для меня начался драматический театр. В ее Кошке, которая гуляла сама по себе, было столько озорства, непредсказуемости, остроумия и своенравной женственности! Ночами мне снились цветные кущи Аршакуни и Кошкин смех — переливчато-музыкальный, колоратурный. Он рассыпался звонкими горошинами счастья, воспарял и таял в колосниках. Похоже, Кошка Соколовой сама точно не знала, чего ожидать от своей вольной натуры. И потому было так интересно смотреть спектакль Корогодского снова и снова…

Осторожной поступью входил в полный опасностей и боли мир олененок Бемби. Росла многоликая ватага соколовских девчонок и мальчишек — гиперактивных, капризных, романтичных, вредных, а между ними — характерные и возрастные роли. Ее уютная, мудрая Бабушка из «Не уходи никогда» становилась родной каждому сидящему в зале. Вместе с ней и с Шишком Игоря Шибанова мы учились уживаться с одиночеством, среди льняных рушников и вязаных ковриков, в приостановленном времени познавали исконные истины и чувства.

А вот робеющая друг перед другом и перед жизнью пара — дуэт Соколова — Шибанов в драматической миниатюре С. Злотникова «Два пуделя» («На два голоса»). Площадка для выгула собак и людей. «Эта штука жизнь, это такая штучка… Другой раз даже лучше много не понимать. А то ведь такое поймешь…»

«Мамаша Кураж и ее дети». Финал первого акта. Сцена густо усыпана обрезками кожи. Тяжкий дух кирзовых сапог и крови витает над всклокоченным войной миром. Героине Соколовой сообщают о гибели сына. За ней — повозка с увечной дочерью и обязанность жить. Выдать родство — значит пропасть. От ее «урааааааа!!!» холодела кровь. В этом вопле тонули слезы и проклятия, ненависть к уродству мира, отчаяние и неодолимая жажда жизни. И зрители долго сидели в оцепенении, не замечая антрактного света…

А потом мы встретились по ту сторону рампы. Годы работы в ТЮЗе и два десятилетия на Экспериментальной сцене под руководством Анатолия Праудина отчасти приоткрыли для меня завесу над тайной ее творчества. Тайна, впрочем, как это бывает у всех великих артистов, осталась тайной. Но довелось наблюдать чудо рождения персонажа.

В жизни Ирина Леонидовна тиха, молчалива, незаметна. Возможно, в состоянии внешней скованности и внутренней сосредоточенности и накапливается та творческая энергия, что прорывается наружу на подмостках. Комнатная репетиция. Читаем «Винни Пуха». Ирина Леонидовна, как всегда, скромно сидит в уголке. И вот понемногу, исподволь начинается импровизация. Этюд уморительно смешной и ироничный. Перед нами — вздорный, не слишком воспитанный, обиженный на жизнь осел Иа-Иа, наполеончик местного значения. Шумит, бузит, сам пугается, оглядывается и видит душераздираааающее зрелище: маленький, одинокий ослик Иа-Иа перед нахмуренным лицом холодного серого утра. А Дома-то нет!..

Ирина Леонидовна относится к счастливому поколению актеров, воспитанных на идеалах служения театру-Дому. Театральный Дом, в котором живет Ирина Соколова, — счастливый Дом. Счастливы и его обитатели. Такого гармоничного существования вне сцены в коллективе нужно еще поискать. На гастроли мы обычно ездим в одном купе, и вообще фестивальная жизнь протекает в очень тесных человеческих контактах. Условия случались разные, но что бы ни происходило, мне ни разу не довелось слышать от Ирины Леонидовны жалобу. Она неприхотлива, терпелива и скромна. И невероятно щедра. Отовсюду она везет горы подарков своим многочисленным родным и друзьям.

С восторгом и удивлением наблюдаю, как с годами Ирина Леонидовна становится только краше. Ее рабочий график немыслим. Несоизмерим с обычными человеческими возможностями. Но ведь она — за пределами нормы, это в ней — «душа Шекспира, Наполеона и последней пиявки». Для Актрисы нет физических преград. Сама себе «система», микрокосм, она озаряет светом души своих разноликих персонажей.

Дорогая Ирина Леонидовна! С юбилеем! Многая лета!

Я часто задавала себе вопрос, в чем уникальность таланта И. Л. Соколовой. Пожалуй, в том, что каждая ее актерская работа похожа на творчество художника. То в жанре пастели, то в графике, то в тонком шарже. Палитра всех оттенков ее дарования поражает. Это сочетание темперамента, ума и изысканного вкуса. А еще ее актерские работы можно сравнить с работой ювелира — по тому, как тонко огранены все детали роли. И если к этому добавить ее поразительное владение пластикой и музыкальность — это человек-оркестр. Она бесстрашно берется за работу в разных жанрах. В результате — и в кино, и в театре — это всегда шедевр.

Мне очень повезло, так как я проработала с И. Л. Соколовой в самом замечательном театре — ленинградском ТЮЗе — много лет. И отдельные слова благодарности и восхищения за ее редкий талант партнерства. Но так как теперь, живя в Москве, я уже не ее партнер, а только восторженный зритель, то хочется пожелать Ирине Леонидовне здоровья и благополучия, чтоб она продолжала нас радовать много лет.