К гастролям Свердловской Музкомедии в Москве

«Скрипач на крыше».
Композитор Джерри Бок, режиссер Кирилл Стрежнев, дирижер Борис Нодельман, художник Сергей Александров, хореограф Гали Абайдулов.

«Яма». Мюзикл по мотивам повести А. Куприна.
Композитор Сергей Дрезнин, режиссер Нина Чусова, дирижер-постановщик Борис Нодельман, сценография и костюмы Павла Каплевича, хореограф Татьяна Баганова.

В рамках Фестиваля Ассоциации музыкальных театров России в Москве выступил Свердловский театр музыкальной комедии. Театр, который под руководством Кирилла Стрежнева, восприемника идей ленинградского режиссера Владимира Воробьева, культивирует и развивает жанр русского мюзикла, показал два спектакля, характеризующие магистральные устремления своей репертуарной политики.

Во-первых, Свердловская Музкомедия не калькирует популярные зарубежные мюзиклы, готового не импортирует, опробованными клише не пользуется. Во-вторых, со времен «Беспечного гражданина» Анатолия Затина (1987 год), спектакля-долгожителя на екатеринбургской сцене, последовательно и успешно развивает воробьевскую традицию, апогеем которой стал мюзикл-триумфатор «Золотой Маски» «Мертвые души» Александра Пантыкина — Константина Рубинского — Кирилла Стрежнева. Наконец, если и берется театр за западный материал, то делает его оригинально и тонко.

Именно так поставлен привезенный на фестиваль «Скрипач на крыше» Джерри Бока. Это тонкий, с теплым юмором и щемящей грустью, философски серьезный спектакль, способный дать фору любой продукции драматического театра высокого класса. Легко трансформирующееся оформление Сергея Александрова оставляет место для массовых сцен и обеспечивает мобильность перемен. Хореограф Абайдулов и режиссер Стрежнев пластикой (в диапазоне от статичных зарисовок кистями рук, поворотом головы до чисто танцевальных номеров, иногда тактично сдобренных шоу-эффектами) прочно скрепили спектакль, его форму, а значит, и смыслы. Одно из таких скрепляющих пластических решений —танцевально-пантомимические монологи нищего, еврейского юродивого, чья выразительная эмоциональная реакция на события вносит бесконечно щемящую ноту. Эти полноценные хореографические монологи, в которых драматический актер держит зрительское внимание исключительно выразительностью тела, блестяще удаются Алексею Литвиненко.

А. Бродский (Тевье).
Фото — И. Желнов.

Национальное здесь подано с большой теплотой и тонкостью, но при этом содержание спектакля выходит за границы национального и раскрывает общечеловеческую тему униженных и оскорбленных, но сохранивших достоинство людей.

Музыка «Скрипача на крыше» не сложна, симфонически не особенно изощрена. Основная лейтинтонация задается одинокой мелодией — скрипач, выхваченный из темноты лучом света, наигрывает ее, словно зависшую в воздухе. Музыкальная драматургия строится на паре-тройке грустных певучих мелодий. Умело аранжированная партитура в интерпретации дирижера Бориса Нодельмана звучит деликатно, вкусно и тепло.

Тонкие полутона философского или жанрово-бытового юмора и иронии чутко подхвачены актерами. Мудрая Голда — Светлана Качанова в окружении своих покорно-строптивых дочерей с трогательно-наивной убежденностью и редкой естественностью озвучивает простые и вечные истины. А Анатолий Бродский, актер высочайшей культуры и нереальной органики, в роли Тевье — настоящее явление. Их окружают прекрасные партнеры, бережно несущие через спектакль теплую, сдобренную неизбывной горечью интонацию. Это замечательный ансамблевый спектакль, он пленяет своим жизнеутверждением, цельностью и законченностью — что называется, ни убавить, ни прибавить!

Создавая самобытный репертуар, театр остается настоящей лабораторией современного музыкального спектакля. За 10 лет здесь сыграно 11 мировых премьер, а это значит, что в его стенах совместно с композиторами, поэтами и сценаристами создано 11 совершенно новых музыкально-сценических произведений. И что примечательно: театр пестует не только новый подход к музыкальному спектаклю, но и новую публику. Город, в котором активно посещаются серьезные музыкальные драмы, например «Дни Турбиных» по Булгакову с музыкой Владимира Кобекина, может гордиться своим зрителем.

К такой публике обращена и предпоследняя премьера Свердловской Музкомедии — «Яма» по повести Александра Куприна, показанная в Москве впервые.

Тема провокационная — истории девушек из публичного дома. Но здесь специфическое место — только обостренные предлагаемые обстоятельства, в которых авторам интересны разнообразие характеров, темпераментов, судеб, их взаимодействие между собой и с социумом. Мотивы повести Куприна фактически дали только затравку, правда, очень мощную, для создания либретто и музыки. Минуя обстоятельную неторопливость Куприна, Михаил Бартенев построил энергичный сценарий, перемежая лаконичные эпизоды из жизни каждой девушки, и обрамил всю жуткую в своей обыденности историю сценами похорон и поминок самоубийцы Жени. Такой почти клиповый принцип сродни мюзиклу и понятен молодой публике. В спектакле перебивки между эпизодами реализованы как видеозаставки, имитирующие титры немого кино. А один эпизод — воровского приключения Тамары с ограблением нотариуса — вмонтирован в спектакль как полноценный кинематографический фрагмент.

Автор музыки Сергей Дрезнин — великолепный стилизатор. Мелодика русского лирического или «жестокого» городского романса XIX — начала XX века мастерски переплавлена им в красивые ариозные характеристики девушек (одна из лучших — «Гранатовый браслет» романтичной Сони, соблазненной и проданной в публичный дом) или в мелодраматическую сцену обольщения коварной Тамарой молодого конвоира («Я — миледи»), в прекрасные мужские и женские (особенно предфинальный) ансамбли. А драйв танцевальных западных ритмов, в начале XX века активно проникавших в Россию, композитор выплеснул в шике кабаретных сцен публичного дома. Справедливости ради хочу подчеркнуть, что нигде — в музыке или в сценических решениях — «Яму» нельзя упрекнуть в пошлости и дешевой сентиментальности. Добротная классическая выучка, видимо, помогла Дрезнину обойти острые углы провоцирующих сюжетных ситуаций, хоть и по самому краю. Очень хорошо аранжирована вся музыкальная ткань спектакля. Полноценно звучит и темпераментно ведет диалог со сценой оркестр Бориса Нодельмана.

М. Виненкова (Тамара).
Фото — В. Пустовалов.

В целом великолепная творческая форма труппы Свердловской Музкомедии не может не вызывать восхищения. В плане актерском и пластическом, музыкальном и, за редким исключением, вокальном. Во владении ансамблевым пением. В максимальной отдаче, смелости и свободе сценического существования. «Яма» дарит целую коллекцию прекрасных актерских работ с мощным эмоциональным посылом: Мария Виненкова — Тамара, Светлана Ячменева — Люба, Игорь Ладейщиков — Лихонин, Алексей Литвиненко — Сеня. Выразительны Светлана Качанова — Хозяйка, Ольга Балашова — Соня, Николай Капленко — Коммивояжер. Как-то так случилось, что важная для Куприна героиня Женя в этой инсценировке оказалась вдалеке от центра. По существу, у Татьяны Мокроусовой (Женя) лишь одна сильная сцена, режиссерски и актерски сделанная интересно, но стоящая особняком. Это предсмертный диалог с кадетом, решенный уже как призрак реальной жизни, в белых колышущихся полотнах и разряженном свете. Зато Виненковой досталось немало эффектных эпизодов. И везде актриса демонстрирует блестящую актерскую и пластическую технику, темперамент и недюжинный артистизм.

Явно удалась история отношений Любы и Лопахина. Сцена и оформлена оригинально — столбы из книг составляют обстановку жилья студента, очень искренне, но неумело пытающегося спасти «заблудшую душу» с помощью компании товарищей, помыслы которых не так чисты.

Однако к драматургии спектакля в целом есть претензии. Клиповый принцип построения действия, предложенный либреттистом и развитый режиссером Ниной Чусовой, сработал, особенно в первой части спектакля, не слишком продуктивно. Смен эпизодов много, ритм их чередования напряженный, эпизод зачастую только обозначает событие, но во взаимодействие со следующим эпизодом не вступает. В суете затираются смыслы. Действие приобретает характер мастеровитой рациональной иллюстративности.

Не слишком помогает эмоциональному восприятию спектакля и сценография Павла Каплевича. Многое отдано видеоряду: изображение рыжей, тоскливо обшарпанной стены с множеством окон и каплями какого-то безнадежно нескончаемого дождя или снега — это красиво. Мечущиеся на заднике видеофигуры, имитирующие революционный накал масс, — это эффектно. Но, на мой взгляд, видео здесь — паллиатив, замещающий полнокровные театральные образы. И насколько же выразительнее работает «живая» решетка с повисшей на ней Тамарой в какой-то невероятной розовой накидке (в сцене побега бесстрашной авантюристки)!

Честно говоря, большего я ждала и от хореографии Татьяны Багановой: здесь не слишком проявилась самобытность этого яркого художника. Кабаретные сцены борделя — не более чем эффектные вставки.

В завершении снова хочу сказать о екатеринбургском театре-ансамбле как о мощном творческом содружестве. О его самобытной репертуарной политике. В таком формате его сегодняшний стиль жизни близок к оптимальному. А завтра… покажет завтра. Свердловская Музкомедия — живой театр, предсказаниям не подчиняющийся.