Умер Юрий Петрович Ошеров — многолетний худрук Саратовского ТЮЗа.

Не просто вот — умер. Ему стало плохо на сцене, он упал в оркестровую яму театра, которому отдал жизнь, покалечился, уже не пришел в сознание. То есть, отдал жизнь в прямом смысле.

Есть что-то невероятно образное в этом во всем, какая-то особая сюжетность, которая отмечает избранных. Юрий Петрович много играл «маленьких людей», будь то «вечный муж» или старосветский помещик Афанасий Иванович. В его героях была лирическая нелепость, несуразность, и сам он был весь такой маленький, светлый и странный, смешной и драматический, что его реальная смерть тоже встает в ряд судеб его героев. Только Ошеров уже не выйдет на аплодисменты…

Когда я впервые попала в Саратовский ТЮЗ, было ощущение, что я заболеваю: все время говорили о «Юрии Петровиче», и вот он, реальный Юрий Петрович Ошеров, рядом, но говорили о нем в прошедшем времени. Я не сразу разобралась, что полвека Саратовским ТЮЗом руководил Юрий Петрович Киселев, которого сменил Юрий Петрович Ошеров. То есть почти 80 лет длилась эпоха Юрия Петровича, никому не пришлось после смерти Киселева перестраиваться. В этом тоже — невероятная сюжетность…

И не было более верного ученика. И не было более последовательного последователя. И все он, Ошеров, достроил: новый театр стоит, улица имени Киселева в Саратове появилась, памятник ему у театра стоит.

В нем было что-то поразительно театральное, персонажное. При своей легкости и абсолютном «теловычитании» (просто какой-то пожилой эльф, гном, Оле Лукойе) он обладал мощным драматическим нутром, энергией, юмором, достоверностью. Последнее, что я видела с ним, был эскиз спектакля по пьесе Розова «С вечера до полудня». Ошеров играл заслуженного советского писателя, играл сильно, внятно, страшновато…

Смотрел на тебя детскими глазами. Знал, что авторитет его в Саратове огромен. Не знал только, что умрет невероятной смертью сценического персонажа, о котором не написано пьес…

Совсем недавно, в апреле этого года, то есть всего пару месяцев назад, Юрий Петрович стал лауреатом национальной премии «Арлекин» в Санкт-Петербурге с формулировкой «За высокое служение театру для детей».

Возможно, кому-то эти слова покажутся слишком громкими и чересчур пафосными. Однако, применительно к Юрию Петровичу Ошерову каких-то других слов найти невозможно. Весь его жизненный и творческий путь был именно служением, и служение это действительно было великим.

Более 60 лет в театре, около полутора сотен ролей, десятки поставленных спектаклей, несколько курсов в качестве педагога в мастерской своего учителя, два самостоятельных выпуска в Саратовском театральном институте — это все понятно. Про это многие напишут и скажут. Всего перечисленного хватило бы и на несколько жизней, а ЮП умудрился уместить в одну.

Это был идейный человек, который обладал вполне конкретным видением того, как должен выглядеть театр для детей. Своей собственной системой взглядов и ценностей на эту область. Можно было спорить с этой системой, соглашаться, в чем-то отрицать, считать устаревшей и проч., и проч. Однако она у него была. И это необходимое качество худрука, потому что кто не знает, в какую гавань плывет, для того нет попутного ветра.

В наш век, когда о ком-то говорят «для него нет авторитетов», скорее, хотят сделать человеку комплимент. Дескать, вот он какой смелый, никто ему не указ! Однако так ли это правильно, не иметь авторитетов, — вопрос весьма дискуссионный. Человек без авторитетов не способен вникнуть в чужое творчество, по-настоящему понять его, оценить, обучаться. Нет же авторитетов, я сам по себе.

Так вот, это было не про ЮП. Он был преданнейшим учеником любимого учителя, пожалуй, главного человека в его жизни, Юрия Петровича Киселева, имя которого носит наш театр. Любому, кто занимается театральной педагогикой, я желаю таких учеников, как Юрий Петрович Ошеров. Через всю жизнь он пронес все заветы Мастера. Не было дня, чтобы он не вспомнил добрым словом Учителя. При принятии решений он пытался вспомнить аналогичную ситуацию в прошлом и как тогда повел себя Киселев, что сказал… и старался поступать и говорить так же.

В кабинете ЮП находится большой портрет Юрия Киселева. Пожилой седой человек на портрете грустными глазами смотрит в спину сидящему за рабочим столом. Наверное, ЮП специально повесил его именно на это место, чтобы ежеминутно чувствовать на себе взгляд Учителя, ощущать его присутствие. Чтобы не расслабляться. Не позволить себе сойти с пути.

«Так говорили старики», «Как учили наши старики…» — постоянно приговаривал ЮП, бесконечно цитируя кого-то из них, вспоминая о них, своих любимых «стариках».

Тот, кто бывал в нашем театре, знает, что для гостей, особенно тех, кто приезжает к нам впервые, мы устраиваем экскурсию по нашему музею. Экскурсовод — неизменно ЮП. Потому что никто не расскажет столетнюю историю Саратовского ТЮЗа лучше, чем он. Экспонатов море! Одновременно все и выставить невозможно, приходится время от времени что-то менять. Но за каждой программкой, за каждым костюмом, за каждым макетом, за каждым документом, за каждой фотографией, за каждым значком, за каждой грамотой, за каждым рисунком, за каждым эскизом и т. д. вставала отдельная история, и ЮП знал все эти истории. Тот, кто видел его на сцене, легко представит, чем были подобные экскурсии. Это были целые спектакли. Я всякий раз бросал все дела и шел слушать эту экскурсию, которая никогда не была похожа одна на другую, но всего была как бы об одном и том же. Театр рос для меня в своем объеме, приобретал тяжесть.

В нашей Галерее памяти около полусотни фотографий легендарных артистов нашего ТЮЗа. Многие сотрудники, работающие в театре сегодня, включая меня, не застали их, и мы мало о них знаем. А для ЮП это были коллеги, учителя. Про каждого он мог бы написать если не книгу, то, по крайней мере, длинную повесть. А точнее сложить легенду. Кто теперь будет их складывать?
Теперь легендой стал и сам ЮП.

ЮП сам был артистом и обожал своих артистов. Безмерно. Может быть, даже чрезмерно. Этим многие пользовались. Его добротой и мягкостью. Однажды, после того, когда кто-то из актеров позволил себе по отношению к нему грубость, а он не наказал, я сказал ему:

— Юрий Петрович, ну так же нельзя… распустятся окончательно!

— Ничего, ничего… — отвечал он, — это же артисты. У них нервы, как оголенные провода. Надо с пониманием.

Позволить себе вести себя иначе он просто не мог. Верил в «мягкую силу». В «требовательную доброту», которой учил его Мастер.

Проходишь мимо репетиционного зала, когда у ЮП «застольный период», поневоле заслушаешься. Вот она, та самая «старая школа». Вот он, тот самый «русский психологический театр». Всеми сегодня осмеиваемый. Иначе как с иронией теперь и не употребляют это словосочетание. Но если заниматься этим серьезно и кропотливо, как ЮП, ничего интереснее не может быть. Все как по учебнику. Так сейчас уже никто не работает. Слушаешь и вспоминаешь прочитанные книги, в том числе М. О. Кнебель, у которой учился Киселев, который, очевидно, передал ЮП свои знания и навыки, приобретенные у нее. Ошеров — Киселев — Кнебель — Станиславский… Ловишь себя на том, что стоишь под дверью уже полчаса.

Про его роли на сцене многие скажут лучше и больше меня. На спектаклях с его участием выросло не одно поколение саратовцев. Добавлю вот что… В последние годы ему как будто неловко было участвовать в новых работах. А мне как главному режиссеру хотелось чаще видеть его на сцене.

Обсуждаем с ним очередное распределение:

— Ну а эта роль… — осторожно начинаю я, заранее зная, что он будет возражать, — для вас лучше подходит, Юрий Петрович.

— Я? Опять я? Почему я? — отвечает он, как будто я уговариваю его у кого-то что-то украсть. — Да я уже все сыграл, давайте подумаем, может, кто-нибудь еще…

Мысли не о себе, а ком-нибудь, кто, может, сейчас больше в работе нуждается.

Масштаб его личности стал таким, что слова персонажа получали какой-то особый, дополнительный смысл, еще одно измерение.

Слова «береги честь смолоду» мог вполне сказать и сам ЮП, а не только его герой из спектакля «Капитанская дочка» Адольфа Шапиро. Потому что все знали, как он сам старается жить и чему учит. Наставления юному мореплавателю Солнышкину из одноименного спектакля Сергея Пускепалиса о том, что

Все твои ветры будут переменны,

В волнах судьбы нетрудно утонуть,

Но есть прибор, в котором неизменно

Показывает стрелка верный путь…

— из уст ЮП в роли отставного капитана дальнего плавания звучали на полном основании. Уж кому-кому, а ему-то каких только ветров и волн судьбы на себе испытать не пришлось. И прибор, который помогает справиться со всем этим, у него был, мы об этом уже говорили.

Почти все знают, что Новое здание нашего театра — известный саратовский долгострой. Около 30 лет наш оснащенный по последнему слову театральной техники дворец не могли построить. А до этого ТЮЗ с 1943 года находился в бывшем здании ДК НКВД.

Так вот, в нашем спектакле «12 стульев» ЮП сыграл роль сторожа, который открывает в финале Кисе Воробьянинову судьбу брильянтов его тещи. Когда он произносил слова: «Я этот клуб много лет сторожу», — по залу уже начинали бегать улыбки. А когда он, разгуливая по зрительному залу, доходил до описания всего того великолепия, которое возникло после ремонта на деньги мадам Петуховой, и сравнивал с условиями в «старом клубе», раздавались хохот и аплодисменты. И этот эффект достигался только потому, что эту роль играл именно ЮП. Был бы кто-то другой, ничего бы этого не возникало, и нужных смыслов бы не высекалось.

Надо сказать, что ЮП в работе был чрезвычайно дисциплинирован и работоспособен. Никогда не ломал из себя премьера, хотя, казалось бы, как худрук, народный артист и так далее имел на это все основания. На репетиции никогда не опаздывал, было очевидно, что над ролью работал дома, предлагал варианты решения своих сцен, замечания выслушивал без обид и всегда выполнял режиссерские указания.

Даже к спектаклям, которые играл уже много лет, тщательно готовился. Проверял реквизит, повторял текст, проходил все мизансцены.

Как мог, старался ЮП помогать мне и приглашенным режиссерам. Всегда присутствовал на финальных стадиях репетиций. Очень деликатно после просмотров делал замечания. Редко когда настаивал на своем, даже если что-то ему не нравилось. В одном из старых интервью он говорил про Ю. П. Киселева, что одним из самых главных достоинств своего мастера считает доверие к молодым. Очевидно, и здесь он хотел быть верным традициям своего учителя и доверять режиссерам, которые приглашены в театр, даже если местами то, что они делают, противоречило его вкусам.

Одним словом, при всей очевидности размера утраты, которую понес наш театр, мы, пожалуй, на самом деле, до конца, по-настоящему еще не осознали всех размеров произошедшего. Много уже сказано слов, и много еще будет сказано. Но мы, я уверен, еще долго в нашей жизни, которая продолжится, будем спотыкаться о то, что то здесь, то там будут возникать какие-то пустоты, нехватки, остановки, растерянность и тоска. А не хватать будет именно его, Юрия Петровича Ошерова. Великого русского артиста.

Юрий Петрович, спасибо за все. Светлая Вам память. Я многому у Вас научился.

Во-первых, этого не может быть, просто не может. Потому что есть вещи, которые не должны заканчиваться, исчезать, оставлять нас в ощущении безысходности и сиротства. Детство, например. И знаешь, что неизбежно, что рано или поздно произойдет, но как же трудно это принять.

Юрий Петрович, дорогой. Маленький, неугомонный, неудобный, страстный, требовательный, талантливейший, любопытный, ищущий и живой, живой, живой… Идеальный Человек Детского Театра. Просто — Театра. Такого беззаветного служения, такой истовой преданности делу и памяти Мастера поди поищи. Вот отчего особенно тоскливо сейчас. По таким людям театра, как Юрий Петрович, поверяешь время от времени собственную порядочность и честность в профессии. А зачем ты, собственно, этим делом занимаешься, зачем детей в зал зовешь, про что, ради чего, ты горишь или так себе, тлеешь потихоньку, ипотеку выплачиваешь?

Юрий Петрович, конечно, горел. Пылал. И наивен был в этой своей бесконечной влюбленности в театр, и бесконечно трогателен, и был тем самым критерием, спасительной таблеткой от цинизма и меркантильности современного театрального дела. Боролся всегда, как мог отстаивал то, во что верил. Саратовский ТЮЗ — такое место, где спокойно жить не могут, всегда что-то бурлит, страсти кипят, то угроза войны, то сама она, то разгребание последствий. Но происходит это не от зараженности гнусными театральными болезнями, а от избытка жизненных сил. Страсти жить. Требовательности к делу и к себе, великолепной и немодной сегодня неугомонности. Всеми этими качествами в полной мере обладал Юрий Петрович, и это было бесконечно заразительно. Любить так любить. Жить на сцене и умереть на сцене. Только так. И что-то мне подсказывает, что Юрий Петрович останется навсегда в театре добрым призраком, не сможет его бросить.

Я что хочу сказать, дорогие. Светлана Васильевна и все-все тюзяне. Театр жив. Еще ходят по его коридорам, выходят на сцену и помрежат Большие Люди Маленького Роста, компания отчаянных бесстрашных талантливых травести, когда-то собранная в Саратовском ТЮЗе Юрием Петровичем Киселевым. Одним из этих Больших Маленьких был Юрий Петрович Ошеров. Он ушел, но нить не оборвалась. Жизнь не кончена, потому что есть вещи, которые не должны заканчиваться никогда. Детство, например. Еще бьется пульс, еще есть силы, еще есть мы друг у друга. И я крепко обнимаю каждого из вас и от всего сердца желаю вам сил и чувства благодарности. Вы всегда умели объединяться в беде. Пусть та большая беда, что пришла сегодня в ваш дом, не разрушит его, а объединит вас, чтобы Юрию Петровичу там было спокойно — жив театр, а значит, не зря.