Горькое это дело — писать некролог о своей студентке. Трудно. Не помню года выпуска Туяны на театроведческом факультете ГИТИСа, давно это было. Зато ее саму, тоненькую, изящную, упертую и задающую трудные вопросы не только о театре, и сейчас представляю очень ясно. Еще тогда Туяну волновала именно нравственная подоплека событий — не сплетни, нет, но соотношение добра и зла, справедливости и произвола, таланта и бездарности на сцене и за ее пределами. Еще тогда она демонстрировала абсолютное презрение к компромиссам по всему спектру этих проблем и редкостное бесстрашие в декларации собственного мнения, даже если оно вопиюще не совпадало с мнением большинства. Она не изменилась с годами. Только проявился в ней скрытый, еле угадываемый драматизм одиночки, отчетливо сознающей собственную миссию.

Туяна Будаева.

А миссия эта была целиком и полностью связана с трагической историей ее Бурятии, с нынешним положением республики и, разумеется, с бурными сражениями на крошечном улан-удэнском театральном полигоне. Все больше она писала как публицист, все реже как театральный критик, и голос ее был очень важен на родине. Неподкупная, страстная, она порой превращалась в яростную Немезиду, и остановить ее не удавалось никому.

А между тем Туяна была очень хороша и знала силу своей изысканной красоты. Любила веселый треп и модные изящные платья, носила национальное серебро. Вырастила прекрасную старшую дочь и выдала замуж в Москву, очень гордилась ею. А младшую Сашу, на глазах превращающуюся в невозможную красавицу, баловала и любила какой-то отчаянной восторженной любовью. Заботилась о своей чудесной маме и все время вытягивала ее из болезней и страхов.

Рядом с Туяной было очень хорошо. Она умела слушать, она хотела делиться самым дорогим. Рассказывала о бурятском фольклоре, языке, потрясающе интересно говорила о национальном своеобразии своего народа, его силе и слабостях. А когда в Иволгинском дацане открыли для посещений нетленное тело умершего сто с лишним лет назад Хамбо-ламы Итигэлова, настояла и отвезла меня к нему, хотела, чтобы я испытала рядом с ним то же просветление, которое пережила сама. У меня не получилась, а Туяна вышла из храма сияющей и счастливой — она снова слышала его голос.

Надеюсь, бурятский святой проводит Туяну в небесный чертог, и она совершит уже там много чего хорошего и полезного, ведь зачем-то ее так рано забрали у нас. Хочется верить!

18 сентября скоропостижно ушла из жизни Туяна Олеговна Будаева, театровед, театральный критик, педагог. Известие о ее кончине застало меня врасплох. Невозможно было поверить. Я сразу же ей позвонил, надеясь услышать ее голос. Ответа не было. Потом информация подтвердилась сразу из нескольких источников…

Ей было всего 54 года… Лично для меня это невосполнимая утрата. Уход такой мощной Личности, как Туяна Будаева — это потеря единомышленника, потеря «своего» человека. Таких «своих» в Бурятии больше не осталось в культурном сообществе. В этом смысле я чувствую себя осиротевшим. Местные СМИ скупо и сухо написали свои некрологи, словно из жизни ушел почти ничем неприметный, заурядный человек. А из жизни ушла Совесть бурятского народа, единственный на всю республику профессиональный театральный критик, лучшее «перо» Бурятии, настоящий Гражданин своей малой Родины и страны, нравственный ориентир для всех думающих и неравнодушных сограждан.

Туяна Олеговна ассоциируется у меня с понятиями человеческого достоинства, порядочности и честности. Она была тем человеком, с которым постоянно находишься в мысленном диалоге, поверяешь свои поступки и действия, задаваясь вопросами: а как бы на это отреагировала Туяна Олеговна, а что бы она сказала, а как поступила бы она? Сухость, с которой бурятские СМИ отреагировали на кончину Туяны Будаевой, понятна. Им от нее тоже крепко доставалось, как доставалось и чиновникам разных уровней, и руководителям многих ведомств. И доставалось всегда по делу. Она вообще была здесь, в Бурятии, человеком неудобным. Ее боялись и уважали. Слово ее, изощренный слог, утонченный вкус разили, как острый меч. Она была бескомпромиссным непримиримым бойцом с человеческой глупостью, фальшью, ложью, была грозой проходимцев всех мастей — от политиков до культурных деятелей, человеком невероятной интуиции, проницательности и ума. Она боролась за культуру Бурятии, за бурятский народ, за профессиональный театр. И за меня. Я бесконечно благодарен за все слова поддержки, советы, помощь, которую Туяна Олеговна мне оказывала все эти годы.

Я не знаю, что стало причиной столь стремительного ухода из жизни Туяны Будаевой. Говорят, что онкология. Но я никогда об этом не слышал. Моя мама умерла от рака, и мне немного известно, с чем сталкиваются, через какие процедуры проходят онкобольные и как это влияет на внешний облик человека. Никаких подобных проявлений я у Туяны Олеговны не замечал. И такая стремительная и внезапная смерть остается для меня загадкой. Она явно не собиралась уходить на тот свет. Наверняка, текущая ситуация в стране, СВО и ее последствия, надорвали ее моральные и душевные силы. Она писала мне, что первые три недели после 24 февраля она ежедневно плакала по несколько раз на дню, где слезы застанут, там и плакала, в магазине, на улице, в транспорте. Ей помогали психологические, дыхательные практики. Но она была твердо уверена, что светлые силы одержат верх, что мрак в скором времени закончится. Как-то написала мне по этому поводу: «Я же верю в астрологию, и сама кое-что вижу, даже не вижу, а не знаю, как это назвать, просто возникает знание, — конец близок».

У Туяны Будаевой остались две дочери и мама в почтенном возрасте. Несовершеннолетняя дочь Саша жила с нею.

Я искренне соболезную родным и близким Туяны Олеговны. В моей памяти она останется олицетворением торжества человеческого Духа, Достоинства, Добродетели.

Прощание с Туяной Будаевой пройдет 22 сентября.