НАМ ОСТАЕТСЯ ТОЛЬКО ИМЯ…

В 2012 году меня постиг сильный кризис. Я больше не хотела жить в Москве. В этот момент работавшая тогда в Волковском театре Оля Никифорова предложила мне делать у них журнал. Так мы подружились с Маргаритой Георгиевной Ваняшовой. Это было человеческое и профессиональное открытие. Мой мессенджер и почтовый ящик наполнились ночными посланиями — стихи, наблюдения и всевозможные идеи сыпались как из рога изобилия.

Кажется, она была очень счастлива в годы возрождения Волковского театра, связанного с именами Бориса Мездрича, Евгения Марчелли, Ольги Никифоровой, Юрия Итина. И потому она вступила в такой яростный, мужественный бой с планами слияния Волковского и Александринки. Он, конечно, отнял у нее много сил.

Ее дарование было многогранно: писатель, журналист, театральный и литературный критик, ученый-исследователь, историк искусства, педагог, автор книг по истории театра и литературы, оригинальных исследований и эссе… «Нам остается только имя…» (Блок — Ахматова — Цветаева — Мандельштам), «Мастера Волковской сцены», «Мельпомены ярославские сыны», «Ярославские тропы Федора Шаляпина. От Нерли до Парижа», «Театрал из Норского посада».

Она была сродни героям русского Просвещения, неслучайно столь любимых ею. Все написанное Маргаритой Ваняшовой отмечено потребностью сеять «разумное, доброе, вечное». Эта же потребность привела ее в педагогику. Выпускники Педагогического университета, где она преподавала длительное время, студенты Ярославского театрального института, которым она многие годы читала лекции по истории русского театра и литературы, вела семинар по театральной критике, актеры и режиссеры — все восхищались ее эрудицией и яркой артистичностью. Эффектная женщина и оригинальный мыслитель, темпераментный критик и углубленный ученый, умелая хозяйка, веселая и страстная, за рулем «Нивы» и на грибной охоте, вдохновляющая режиссеров и влюбляющая в себя актеров. Энтузиазм советского героического типа и страстная интеллектуальная жизнь в духе Серебряного века — все это сочеталось в ней самым парадоксальным образом.

К ее 70-летию в 2013 году мы сделали с ней большой разговор для журнала Волковского театра «Театральный круг». Там она говорила о Федоре Волкове, любимом герое своих исследований: «Он постоянно нес в себе обет (духовное служение) и вызов миру (именно в силу принятого обета)». Это был и ее путь, исполненный внимательного, полного любви вглядывания — в жизнь, литературу, театр.

Она любила цитировать своего любимого поэта Юрия Левитанского:

Всего и надо, что вглядеться, — Боже мой, Всего и дела, что внимательно вглядеться, — И не уйдешь, и никуда уже не деться От этих глаз, от их внезапной глубины…

Ее сверкающая глубина теперь завещана тем, кого она учила, кого любила. Кому дарила свой талант и сердце.

Ушла из жизни Маргарита Ваняшова. Это была одна из моих самых любимых театральных женщин. Я познакомился с ней еще в 1990-е, когда Ярославскую драму возглавлял Владимир Боголепов.

Маргарита Георгиевна была совершенно не провинциальным человеком. Притом что театральный Ярославль — это она, это синонимы. Глубокое оснащенное мышление. Она знала и театральную старину, и все новости науки были ей также подвластны. Быстрый резкий социальный ум — если бы она была актрисой, она бы играла Горького лучше, чем Островского. Незлобивость, любовь и нежность к молодости, она умела пригреть, оценить, поощрить. Редкое свойство для театрального человека — отсутствие высокомерия. С высоты ее-то лет! Ее все любили. Особенно — актеры. Актеры любили критика! Это почти невозможно себе представить. Но да, такой она была.

До самого последнего дня она, уже тяжело жившая, тяжело ходившая, интересовалась новым театром. Участвовала во всех дискуссиях, активно писала в фб, читала и комментировала других, была жадной до интеллектуальных театральных новостей. Водила машину сама. Она однажды меня поразила: она знала наизусть песни Янки Дягилевой. В 75 лет! У нее не было привычного для театральных старожилов презрения к новому искусству.

Она совершила несколько театроведческих открытий. Ее статья о Федоре Волкове, о связи его театральности и его религиозности, опубликованная журналом «Театр», — невероятное научное исследование. Она знала театр целиком. Знала XVIII век, разбиралась в XIX веке (вспоминаю ее подсчеты, что у Карамзина пушкинская фраза «народ безмолвствует» встречается трижды). Последняя ее книжка — о режиссере Евгении Марчелли, прекрасная книга! Полна теплоты и преданности, недежурного знания ее книга о ярославском гении, профессоре Ярославского театрального училища Фирсе Шишигине.

Фантастическим опытом было сидеть с ней в театре, в зале. Она смотрела беспокойно, всем телом переживая спектакль, мучилась в кресле, перемещалась, слова клокотали в ней, иногда выбрасываясь в тишину зрительного зала. Не слова негодования, а результативный выброс онлайн-мышления. Театр волновал ее, жарил, колол, рвал на части. Фотографировала параллельно, жила жизнью персонажей вместе с артистами. В какие-то минуты застывала, становилась глыбой, роденовским мыслителем — когда театр, вероятно, надавливал на любимые мысли, на любимую философскую шишечку. Скучать в театре — это не про нее.

Когда она говорила и писала о театре, в ней было, безусловно, ремесло — умение анализировать художественную форму. Но кроме ремесла было что-то еще. То, что собственно и вдохновляет, увлекает слушателей. Философия театра, мудрость театрального знания, сопоставления. Есть факт спектакля, но этот факт художественного смысла всегда вписывался в философию жизни, в ткань развития искусства. И любое, самое, быть может, маленькое, провинциальное явление — пусть даже этюд студента — вписывался в контекст могучей, обильной истории культуры. И то, что она говорила и писала, как бы склеивало современного артиста с самим Федором Волковым. Она приняла на себя эту миссию — быть клеем в театральной истории.

Твердость и стойкость позиции. Не ругала, не закапывала спектакли (по крайней мере, в последнее время), но умела все сказать, что надо. Я много читал лекций в Ярославле. Маргарита Георгиевна всегда приходила, слушала, спорила, кивала головой. Как-то к слову сказал, что в «Ревизоре» нет положительного героя у Гоголя. Ваняшова тут же с места: «Есть!» И доказывала! Возникала интересная дискуссия. Я приходил к ее студентам-театроведам. Была заметна ее забота о своих учениках, но и понимание «потолка»: проблем провинциальной изоляции и сложностей с трудоустройством. И все равно тянула этих пять-шесть ребяток: уж лучше театром заниматься, чем войной или торговлей. Тот случай, когда театр — душеспасение, а Ярославский институт — Касталия.

Она была человеком, которая приняла ответственность за тот театр, который существует рядом с ней, параллельно с ней. Вот это очень важное свойство театрального критика — не просто писать и размышлять, не просто критиковать и анализировать. А принять ответственность за театр. Вот как Бусыгин на половине пьесы принимает ответственность за семью Сарафанова. Театральный Ярославль — это она, это ее город, это воспетый ею кусок театральной России.

Маргарита Георгиевна, спасибо вам, дорогая. Все ваши уроки я запомнил.