Ушел один из последних атлантов.

Леонида Неведомского я помню со студенческих лет. Мы только поступили в ленинградский Театральный институт и на общем комсомольском собрании в Учебном театре чувствовали себя робко. В разгар дискуссии о комсомольских и творческих проблемах с последнего ряда поднялся высокий, красивый старшекурсник и грозным, внушительным басом сказал: «Мы из „Леса“, просим слова!» В устном исполнении кавычек не стояло, и такое заявление было одновременно смелым и смешным. Вот он, современный актер, — свободный, остроумный, настоящий оратор и лидер! — казалось нам. Такого актера ждал современный театр.

Не удивительно, что Неведомский сразу же после института попал в Большой драматический театр во времена Товстоногова. И при всех уклонах и развалах оставался в нем до конца. Тогда, в шестидесятые годы, БДТ был храмом и Олимпом. В труппе, где каждый второй был великим, недостаточно было удержаться — надо было держать на своих плечах эту «высотку» наравне со всеми. Эта миссия им, Народным артистом России, выполнена с честью. Неведомскому от природы был дан шанс стать на сцене героем. Соблазнительный, но рискованный шанс. В реальности же, в обстоятельствах товстоноговского БДТ, ему выпал героизм «второго плана». Он всегда был на своем месте — со своим густым басом, мужской статью, верностью воспитавшей его школе и театру, решившему его судьбу.

Конечно, он много снимался в кино, и там его «данные», его обаяние, и, опять же, его голос, требовались для многих и многих образов — современников и исторических персонажей. Председатели, секретари райкомов, ответственные работники, сыщики — и просто отцы, отчимы, мужья, любимые мужчины… У Неведомского была необычная мимика, которая по своей склонности к нежности и состраданию решительно расходилась с грозной силой голоса. Лицо смгягчало впечатление, как бы внушительно не говорил герой. Благодаря этому контрасту, его исполнение было особенно притягательно и убедительно. Даже если в «Синей птице» (совместной советско-американской экранизации сказки М. Метерлинка) у него и роли-то нет, зато есть облик главы семейства, отца двух детей, ищущих счастья, и человека с доброй и широкой улыбкой. В «Монологе» Ильи Авербаха он сыграл молодого, но уже взрослого по жизненному опыту мужчину, который покидает смертельно влюбленную в него девушку. В этом эпизоде Неведомский показал мужское благородство, душевную строгость и искренность своего героя. Он был большим актером небольших ролей. Он сразу же был взрослым и в институт пришел готовым актером.

И все же, вспоминая Неведомского на сцене, я снова вижу его Дворника из «Смерти Тарелкина», хотя было это четверть века назад, и никаким героизмом даже не пахло. Товстоногов дал ему в оперном фарсе, «поэме безобразия», острохарактерный эпизод, выполненный блестяще: Дворник свидетельствовал перед квартальным надзирателем Расплюевым, как «оборачивался» Тарелкин в Копылова. Неведомский показывал свидетельскую угодливость и деревенскую тупость пластической гибкостью: извивался телом как будто в кадре на экране расплывалось изображение. И голос его в этой роли тоже плыл, качался, не зная, на что выгодней опереться. В лучших традициях сатиры и пренебрегая заслуженным амплуа. Так, наверное, бывает нередко: актер запоминается и там, где он остается самим собой, во многих десятках и сотнях ролей; и там, где ремесло и мастерство оборачиваются, пусть не крупным, но настоящим сценическим шедевром.