«Сирано де Бержерак». Э. Ростан.
Новокузнецкий драматический театр.
Режиссер Михаил Лебедев, художник Наталья Чернова.

В очередной раз режиссеры вспомнили о пьесе Ростана «Сирано де Бержерак». За последние два сезона появились спектакли Николая Рощина в Александринском театре, Александра Баргмана в «Мастерской» Григория Козлова, Бориса Гранатова в Вологодском театре для детей и молодежи. Удивительно, что пьеса, написанная стихами, в которой случаются дуэли и тайные свидания, а действие происходит в далеком XVII веке во Франции, вдруг снова стала популярной. Каждый раз, когда слышу, что где-то поставили «Сирано», невольно выстраиваю цепочку из вопросов: как эта пьеса вписывается в театральный контекст, что привлекает в ней режиссеров, можно ли поставить ее без исторических костюмов, и самое главное — о чем она может быть сегодня?

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Привалов.

В Новокузнецке Михаил Лебедев поставил спектакль про человека, который болезненно ощущает несоответствие между внутренним совершенством и безобразной внешностью. Раздвоенность Сирано (Александр Шрейтер) выражена буквально — голос, все время звучащий у него в голове, воплощен в другом человеке. Ле Бре (Андрей Грачев) следует за ним по пятам, говорит шепотом, но вполне различимо, комментирует происходящее и заставляет Сирано действовать. Именно он дает герою надежду на любовь Роксаны, из-за чего тот жестоко обманывается, и его неприятие себя становится навязчивым, маниакальным. Вот только никакого огромного носа у Сирано-Шрейтера нет, поэтому уродство, о котором он говорит, мнимое — он сам его придумал, и сам от этого страдает. Во втором акте, когда двойник присутствует на сцене молчаливым наблюдателем, кажется, что наконец-то внутренний голос героя совпадает с внешним, но последняя реплика достается Ле Бре. Даже перед смертью Сирано не может примириться с собственной природой: «Так умереть? Какая чепуха!» — говорит его спутник, и это трагедия Сирано.

Все, что происходит в спектакле, разворачивается в воспаленном воображении де Бержерака. Мир глазами Сирано похож на сцену театра или концертную площадку — полукруглую, отгороженную бежевым занавесом с многочисленными складками, — а на ней расставлены стулья, обитые мягкой темно-зеленой тканью, которые могли бы быть в зрительном зале. Приглушенные, стершиеся цвета делают пространство запыленным, но оно оживает с появлением Сирано. Герой старого, десятки раз разыгранного сюжета существует вне времени, точнее — принадлежит любому времени, в том числе и настоящему.

Сцена из спектакля. С. Ермаков (Леопард).
Фото — Сергей Привалов.

Есть в персонаже Александра Шрейтера черты современного человека — из-за внешних воздействий и непринятия себя он всегда находится в состоянии тревоги. В начале спектакля Сирано, нервный, взвинченный — герой из финала пьесы, который в предсмертной агонии сражается с невидимыми врагами. Сирано-Шрейтер проверяет, не следит ли за ним кто-нибудь за занавесом, и это похоже на финальные картины Ростана: «(Колет шпагой пустоту.) Ложь! Подлость! Зависть!.. Лицемерье!.. (Делает выпады, задыхаясь, останавливается)».

Персонажи, которые живут в его фантазиях, встречают нас еще до выхода Сирано. Рагно (Евгений Котин), Лиза (Илона Литвиненко), дуэнья Роксаны (Татьяна Лизунова), мать-настоятельница (Екатерина Санникова) в костюмах, отсылающих к веку пудры, в гриме с темными глазами и губами, со странной угловатой пластикой напоминают героев спектаклей Роберта Уилсона — застывают в статуарных позах, проявляются в отточенных выразительных движениях. Они как будто очутились на готической вечеринке, и все здесь настолько сдвинуто, что в какой-то момент из-за занавеса появляется дуэнья Роксаны, повисшая в воздухе в горизонтальном положении. Иногда в пластике этих персонажей ощущается что-то звериное — они передвигаются на четвереньках, угрожающе приближаются к Сирано. Михаил Лебедев любит анималистические образы: в спектакле «Нос» по повести Гоголя Ковалева — Шрейтера тоже окружали страшные существа, похожие на гигантских пауков.

Сцена из спектакля. А. Коробов (Кристиан де Невильет).
Фото — Сергей Привалов.

Есть в спектакле и персонаж, напрямую связанный с животным миром — леопард в исполнении Сергея Ермакова. Артист довольно скупо показывает кошачьи повадки (чуть больше — и можно было бы выйти из строгой формы и уйти в пародию), но то, как точно он это делает — играет с лапкой, ложится на пол, ест из миски, — абсолютно приковывает внимание. Леопард здесь выступает в качестве атрибута графа де Гиша (Евгений Лапшин) — человека в тесном золотистом костюме, который эффектно переливается в свете софитов. Манерной походкой и развязной пластикой этот персонаж показывает, что наделен властью и уверен в том, что все остальные должны ему подчиняться. Каждый его выход сопровождается мрачной музыкой, подсказывающей, что вот сейчас он бесцеремонно вторгнется в и без того уязвимый мир Сирано.

Все эти персонажи — маски, утрированные сознанием де Бержерака. Среди них интересен образ Кристиана (Александр Коробов), поскольку этот герой, не масочный по природе, становится маской добровольно, чтобы произвести впечатление на Роксану. Из живого человека он превращается в монумент, скульптуру: позирует, говорит высокопарно, отказывается от себя настоящего. Содержание в нем, как и в пьесе, появляется только благодаря усилиям Сирано.

Сцена из спектакля. Е. Пономарева (Роксана).
Фото — Сергей Привалов.

Александр Шрейтер играет безумие героя с напором, иногда уходит в иллюстрацию и изображение, почти до карикатуры. Финальная сцена в этом плане отличается. Спокойным голосом актер говорит в микрофон — Сирано выходит из игры, покидает придуманный им театр. То, каким он был показан до этого, — искаженное восприятие героем самого себя. Лишь в одном моменте его покидают страхи и тревоги: Сирано поддается вдохновению и превращается в героя-романтика, когда объясняется с Роксаной от лица Кристиана. Скрываясь в темноте, он наконец-то может быть собой. Каждое слово получает физическое воплощение: пока Сирано произносит стихи, Ле Бре прикасается к Роксане, увлекая ее в нежный, а затем чувственный танец.

Именно Роксана (первая большая роль Екатерины Пономаревой), намеренно или нет, становится центром спектакля Лебедева. Рядом с ней, статной, тонкой, проявляются остальные персонажи. Она притягивает к себе де Гиша, Кристиана, Сирано, и с каждым из них ведет себя по-разному: то надменно и холодно, то стараясь обольстить, то взволнованно и порывисто, то тихо и ласково, доверяя самое важное. В этой работе много подробностей, артистка ведет зрителя за собой, превращаясь в проводника по странному, алогичному миру, нафантазированному режиссером.