1 февраля Ельцин Центр откроет прием работ на третий конкурс пьес о 90-х «Зачем я это помню» (первые два состоялись в 2021 и 2022 годах). Хотя пьесы уже начали поступать, не дожидаясь официальной даты, на адрес konkurspies@ycenter.ru.

Название «Зачем я это помню» придумал Олег Лоевский, театральный критик, директор фестиваля «Реальный театр», неоднократный член экспертного совета Национальной театральной премии «Золотая Маска». С ним и поговорила Наталия Санникова о том, зачем нужен этот конкурс и в чем его принципиальное отличие от других драматургических конкурсов.

Олег Лоевский.
Фото — Юлия Калинина.

Наталия Санникова Зачем нам сегодня конкурс пьес об эпохе 90-х? Мы, кажется, так далеко от этого ушли.

Олег Лоевский Никто ниоткуда не ушел и никуда не пришел. Во все времена что-то совпадает, что-то нет. С одной стороны, у устроителей конкурса с объявленной темой свои задачи, с другой стороны, понятно, как будут пристраиваться к этому конкурсу драматурги. Все это очень напоминает старинный анекдот про студента, который пошел сдавать экзамен по биологии. Он все знал про червей, а ему попался слон. И он сказал: «Слон — это такое большое животное, у которого червеобразный хобот, а черви бывают…» И дальше рассказал про червей. Так и с конкурсами. Кто-то берет старые пьесы и присылает их на конкурс, ориентируясь на тему, кто-то просто присылает пьесу в надежде, что если понравится, то ее возьмут, а кто-то действительно рефлексирует о разных годах, для кого-то это оказывается неожиданным предложением что-то вспомнить и написать. Так что в этом отношении все конкурсы едины, если только это не конкурс глубокой конкретики, как, например, конкурс, посвященный Льву Толстому. Так или иначе — про червей сложнее излагать.

Санникова А разве 90-е годы — это не конкретика?

Лоевский Во всяком случае, если говорить о драматургах, чьи пьесы в прошлом году вошли в шорт-лист, у них конкретика 90-х годов не указана, потому что воспоминание есть воспоминание. У кого-то есть отсылки к 90-м, и то это очень неконкретно — просто воспоминания, которые могут иметь оттенки 90-х. Вообще название «Зачем я это помню» настолько всеобъемлюще, что 90-е входят туда очень маленьким краем, тем более, что, как мы понимаем, драматургические конкурсы очень молодеют, а молодые драматурги уже никаких 90-х знать не знают. Те из них, кто девяностые застал в период сильных переживаний, когда им было 15–20 лет, сегодня — ребята, которым уже за сорок, и они пьес уже не пишут, они уже пишут завещания. Ну хорошо, может, не завещания. Что бы они ни писали — это уже роман, а не пьеса. Я бы вообще 90-е снял потихоньку, а «зачем я это помню» — оставил, потому что рефлексия о прошлом — это и настоящее, и будущее, и много всего. Тем более, что поскольку у нас страна непредсказуемого прошлого, всегда интересно, как именно оно будет непредсказуемо. И поскольку мы живем в системе прошлого — у нас как бы нет настоящего, а будущее нас не сильно интересует. У нас все еще самая актуальная тема «был Иван Грозный хорошим царем или плохим?». Какие уж тут 90-е. Мы рефлексируем по поводу прошлого, чтобы понять настоящее, хотя, может быть, важнее понять настоящее через настоящее. Поэтому мне кажется, что конкурс, сориентированный на воспоминание, на взаимодействие сегодня, завтра и вчера, — это важно и интересно. И если использовать этот конкурс, чтобы вызвать рефлексию о прошлом, то он спровоцирует какие-то воспоминания, которые вдруг окажутся очень важными, талантливыми и интересными.

Санникова А что вы можете сказать о пьесах, победивших в конкурсе 2022 года?

Лоевский Вот, например, пьеса Жени Больдта «Молчи» — она же не про 90-е, она прежде всего про его переживание смерти отца. Конечно, там есть и воспоминания, но эти переживания сегодняшние и трогают по-живому. Так что его пьеса вошла в конкурс через воспоминания и рефлексию как родная.

В «Тексте для театра…» Костюкевич вообще огромный диапазон ее жизненных воспоминаний. Она путешествует по русским мифам. Которые вчера, сегодня, и завтра, и всегда. Это путешествие по «всегда» тоже связано с нашим ощущением времени: мы живем прошлым как настоящим, значит, это всегда. Ничего не меняется. Мы движемся по кругу со всеми своими мифами, со всеми своими архетипами. И в 90-е, и когда угодно. Костюкевич замечательно это иллюстрирует путешествием по многоквартирному дому, по многоквартирной памяти, выуживая оттуда все эти типажи: вечная мать, вечная любовь, вечное ожидание, вечное несовпадение — все вечное.

Пьесу Кадацкой «Expectum Patronum» я отметил потому, что в нашем сознании она возникла вместе с Гарри Поттером, а Гарри Поттер — один из наших главных героев нулевых. Чем он отличается от Емели из «По щучьему велению» — довольно сложно сказать…

Санникова Ну отчего же сложно? Поттер готов напрягать волю и прикладывать усилия, а Емеля ждет, когда все само придет.

Лоевский Так или иначе, это волшебное сознание. А русское сознание — сознание волшебное. Ну да, Емеля нам, наверное, поближе. Усилия нас только смущают. Ты совершаешь усилие, а результата нет, и это расстраивает. А ничего не делаешь — и все происходит само собой. Но у Кадацкой как раз волшебные палочки — это абсолютное ожидание чуда, а не усилий, это такой русский Гарри Поттер. Здесь тоже архетипические герои, связанные с несложившейся жизнью и поиском виноватых.

Ну и замечательная, очень личная пьеса Светы Баженовой «Слушай, Пухлая, план такой». Анализ того, из чего складывается сегодняшний человек и какую жизнь он прожил к тридцати годам. Это какие-то первые разочарования — в 30-35, но не в 40 и не за 40. Первые этапы разочарования и первое подведение итогов. И невозможность артикулировать будущее, которое уже не сложилось, и его надо только доживать или искать кардинальные волшебные решения, как у Кадацкой: «А давайте сожжем школу, и, может быть, что-то изменится».

Тем и важен этот конкурс, что он прошлое опрокидывает в настоящее, и становится ясно, что происходит с людьми.

Санникова Мы как раз задумывали этот конкурс о 90-х, потому что нам казалось, что более ранний период писателями отрефлексирован, а этот отрефлексирован очень мало или однобоко — нечего в настоящее опрокидывать.

Лоевский Это не совсем так. Есть кино про 90-е, снятое в 90-е и 90-е не отражающее. Киносценариев куча. Но 90-е остаются очень клишированными, это да. С одной стороны, штамп про «лихие девяностые». Это опять мифотворчество. Но у меня, например, девяностые были просто прекрасными: огромные возможности внутри театра, и ездить можно было много с театром, и много придумывать, и пробовать, и экспериментировать, и все эти лихие дела ушли для меня на второй план. У кого-то наоборот: голод, ужас. У меня тоже есть всякие воспоминания. Одно из них смешное, связанное с тем, что я был на какой-то научной конференции, за обедом сидели профессора, человек десять, и рассуждали о бандитах своих городов. Было такое ощущение, что каждый немножко хвастается тем, какие у них в городе страшные бандиты. Сидят люди науки и вдруг говорят: «„А вот у нас…“ — „Нет, а вот у нас…“ — „Нет, Казань все-таки круче, чем Свердловск…“ — „Ну нет, наши бандиты больше бандиты…“» Конечно, это был смешной фон, и непонятно еще было тогда, что будет дальше. Конечно, у этих 90-х разные истоки, и проследить эти истоки интересно. Но, по-моему, это время больше описывается, чем нулевые или десятые, которые еще совсем не вызрели. Про нулевые-десятые пока появились только пьесы моментальной реакции, такие, например, как «Кеды». Либо я пока просто не знаю пьес с серьезными размышлениями об этом периоде. А про 90-е: вот, например, драматургия Пулинович очень тесно связана с этим периодом и описывает эти годы. Молодые драматурги взрослеют вместе со своими героями, поэтому у многих драматургов их герои равны им самим или где-то рядом по возрасту. Как у Васьковской. Как у Баженовой. Как у Конторович, и т. д. А старше — например, возраста Миши Дурненкова или Саши Денисовой — это уже немножко другие герои. Но они тоже связаны с 90-ми, потому что многое начало выкристаллизовываться в то время. А как раз серьезного осмысления советского опыта в пьесах я даже не могу сейчас вспомнить. Драматурги все так или иначе существуют в близком прошлом, в далеком прошлом — не помню.

Санникова Чего вы ждете от конкурса «Зачем я это помню» в 2023 году?

Лоевский Я хотел бы увидеть талант, это раз, и взаимодействие сегодняшнего дня с сегодняшним днем, но если кто-то сможет обнаружить истоки сегодняшнего дня в прошлом и прочертить их — тоже интересно. Хотя я люблю современную драматургию за то, что она все-таки пытается взаимодействовать с реальностью в настоящем, потому что сами мы плохо взаимодействуем с настоящим. Все в прошлое смотрим, ну или в крайнем случае в будущее. А настоящее как-то сквозь пальцы уходит.