«Три товарища». Э.-М. Ремарк.
Омский государственный академический театр драмы.
Режиссер Георгий Цхвирава, художник Эмиль Капелюш.

Черный кабинет сцены наполняется дымом. Из боковых порталов светят ряды прожекторов. Атмосфера отсылает к кинематографу 30-х годов. Сценография асимметрична. Большую часть сцены занимает кирпичная пирамида, расколотая на две части. Под колосниками — треугольник неправильной формы, собранный из нескольких зеркал. Вечное небо, в котором отражается разбитая войнами земля. Пространство условно: пирамида в нем становится буквально всем, намекая на различные места действия (городские стены, квартира, уличные проспекты, заборы гетто).

В спектакле Омского театра драмы нет ни ужасов войны, ни отчаянья «потерянного поколения», даже дружба возникает эпизодически. Георгий Цхвирава начинает спектакль с ретроспективной картины, в которой Роберт Локамп (Николай Сурков) говорит с погибшими товарищами. На этом тема Первой мировой войны в спектакле заканчивается, ближе к концу зритель увидит, как Блюменталя (Александр Гончарук) уводят в гетто уже во время Второй мировой. Как ни странно, но именно сцена, в которой на его пальто прикрепляют звезду Давида, после чего он уходит в темноту пирамидной расщелины, становится самой пронзительной в спектакле.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Из романа Ремарка Георгий Цхвирава сделал мелодраму: на первый план вышла история любви Роберта и Пат (Мария Токарева). Странным кажется даже само название «Три товарища», потому что Отто Кестер (Сергей Канаев) и Готтфрид Ленц (Егор Уланов) вытеснены на второй план. Странной кажется и такая трактовка романа сегодня. Казалось бы, время, когда человечество очнулось от иллюзий, время между двумя мировыми войнами, когда каждый день — это ожидание надвигающейся катастрофы, вполне могло бы перекликаться с современностью. Но все это возникает в спектакле лишь отдельными отрезанными от основной канвы эпизодами.

Атмосфера, в которой разворачивается история любви главных героев, создается с помощью вставных номеров а-ля кабаре. Молодые артистки Омской драмы в откровенных блестящих платьях, с перьями в волосах лихо отплясывают, оголяя длинные ноги, и поют песни на немецком языке. Поет и Блюменталь, покупая машину у трех товарищей, зачем — непонятно. Сам Цхвирава в многочисленных интервью называет эти вставки брехтовскими зонгами. В спектакле используется музыка Курта Вайля. Однако нет в постановке Цхвиравы гражданственности, попытка «обрехтить» Ремарка не удалась. Если танцы и песни проституток в кабаре и отсылают к Брехту, то весьма и весьма отдаленно.

Н. Сурков (Роберт), М. Токарева (Пат).
Фото — архив театра.

Любовь Роберта и Пат показана зрителю не как стремительно развивающаяся история, а скорее как вялотекущие обрывки воспоминаний главного героя. Оживляет происходящее на сцене только Мария Токарева, которая, как маленький буксир, «тащит» на себе партнеров. Внешне она напоминает Чулпан Хаматову, игравшую Патрицию в «Современнике». Но если Хаматова — это олицетворение женственности, то Токарева играет вечную девочку. Ее Патриция — бэби-вумен, легкая и веселая, жизнерадостность которой не сломила даже смертельная болезнь. К сожалению, несмотря на все достоинства актрисы, буквально вытягивающей спектакль на своих плечах, периодически эта манера начинает утомлять.

Необратимость трагедии (болезнь и потеря любимой) Роберта, кажется, нисколько не трогает, его отчаяние угадывается, но сыграно откровенно скучно — не хватает темперамента и заразительности.

Ближе к финалу на обломки пирамиды накидывают белую ткань, и они превращаются сначала в заснеженные альпийские вершины, а потом и в метафизическое пространство, в котором собираются все герои, чьи судьбы оборвались. Юноши и девушки безмятежно улыбаются из своего прекрасного далека, а у подножья пирамиды стоит Роберт, который остался один. И в этот момент возникает щемящая нота: как больно, страшно и несправедливо уходить молодым.