Паланга плавилась примерно при тридцати пяти градусах. По улице Басанавичюса непрерывным потоком тянулись курортники — ради сомнительного удовольствия полежать на многокилометровом песчаном «гриле». Близость моря, увы, можно было ощутить лишь зрительно — ни ветерка, ни дуновения от ледяных, на удивление, зеленоватых волн. И законное желание «отдохнуть от театра» отчасти потеряло свою актуальность, стоило лишь оказаться в зале курортного клуба, помимо концертной сцены и столиков оснащенного кондиционером.
Благодаря хитроумно спланированному гостеприимству литовских театральных друзей, мне предстояло увидеть «Смелую страну» — спектакль, жанр которого был обозначен на афише как «антидепрессант». Неизбежная в театроведческом опыте авантюра, когда к восприятию предлагается сценический текст с сугубо национальной тематикой и преобладанием вербальной составляющей — на языке, в котором твои познания ограничиваются парой десятков слов… Любопытство вызывала возможность познакомиться с молодым (2003 года рождения) театральным коллективом, имеющим в активе уже два «Золотых Креста» (высшая награда Министерства культуры Литвы) и репутацию «одного из самых смелых инновационных независимых театров Литвы». Слегка расхолаживало предположение о том, что знакомство вряд ли стоит начинать с представления, привезенного для увеселения отдыхающих. Но, в любом случае, отступать было некуда…
Перед черным задником на неглубокой концертной сцене все полтора часа можно было видеть лишь четыре стула и четырех актеров «Cezario grupe». И убедиться в том, что молодой коллектив под руководством молодого же режиссера Цезариуса Граужиниса успешно воплощает свое творческое кредо: создать «театр воображения», который минимальными выразительными средствами сможет привлечь своего зрителя к максимально активному эмоциональному и интеллектуальному сотрудничеству. Не потрясти многокрасочными зрелищными эффектами и клиповой скоростью смены картин, а в совместном творческом акте подсказать образный ряд зрительскому воображению.
Не пересказывая вербальное содержание спектакля (сценарий которого создан его же постановщиком), могу лишь сказать, что наблюдение за иронической дискуссией о проблемах национальной идентификации оказалось увлекательным — не смотря на то, что многие из специфически литовских смыслов оставались «за кадром» восприятия. У социальных масок, которые носили артисты (Бригита Арсобайте, Вильма Раубайте, Паулюс Чижинаускас, Юлиус Жалакевичюс) в течение двух актов, помимо неизбежных клишированных черт обнаружились ясные лаконичные пластические характеристики, отточенная и вполне темпераментная манера подачи текста. Личностное обаяние артистов также ощутимо добавляло объема сценическим образам (характерное качество ансамблей, состоящих из творческих единомышленников, не правда ли?). В общем, стимулов к попыткам прочтения смыслов сюжета было вполне достаточно.
На следующий день, уже в Вильнюсе, слегка ошарашенном пронесшимся накануне ураганом и свежем от пролившегося дождя, мне удалось коротко побеседовать с двумя из «цезарей».
Анна Константинова. Как бы вы сформулировали для иноязычного зрителя содержание вчерашнего спектакля?
Вильма Раубайте. Мы могли бы сыграть его и на русском, потому что учились в то время, когда этот язык еще был в школьной программе! А спектакль о том, как научиться радоваться жизни каждую минуту.
Константинова. Вы считаете, что именно такое содержание особенно актуально для граждан сегодняшней Литвы?
Паулюс Чижинаускас. Помните того персонажа, который в спектакле представлял имидж «работящего литовца»? Сначала он зарабатывал на машину, потом на ее ремонт, потом на машину сына, потом на ее ремонт после аварии и так далее… Даже лежа в гробу, он все еще думал о том, на что он уже успел заработать, и о том, на что не успел. Такая жизненная позиция действительно многим свойственна, и из-за этого люди не замечают ни красоты, ни радости жизни…
Константинова. …ни искусства, наверное? И как же вашему коллективу удается пробиться к такому «зарабботавшемуся» зрителю, без применения «сильнодействующих» зрелищных средств? Как и почему вы такой стиль выбрали?
Раубайте. Когда в 2003 году мы начали работать над нашим первым спектаклем — «Арабская ночь» по пьесе Роланда Шиммельпфеннига — то нам пришлось задуматься о том, как воплотить на сцене мир снов и фантазий его героев. И однажды наш режиссер сказал нам: «А вы замечали, что если вам кто-нибудь рассказал содержание фильма, то, посмотрев его, вы часто разочаровываетесь? Очевидно, это происходит потому, что ваше воображение уже создало более яркие образы, чем экранные». Мы поняли, что именно соучастие зрителя делает спектакль по-настоящему интересным, и стали работать над тем, чтобы его добиться… Так и появился наш «театр воображения». А за «Арабскую ночь» получили свой первый «Золотой крест сцены», в номинации «Лучший дебют».
Константинова. Авторство концепции принадлежит вашему режиссеру. К сожалению, поговорить с ним в этот раз не удалось… Но хочется полюбопытствовать: руководитель с таким «говорящим» величественным именем по отношению к своим артистам тиран или демократ?
Раубайте. На репетициях по-разному случается, конечно! Если надо — то может и тираном быть…
Чижинаускас. Все таки, больше всего он наш друг.
Константинова. То есть, в творческом процессе вы, артисты, имеете право голоса? Например, в выборе материала? Он у вас такой разнообразный: классика, современная пьеса, проза, поэзия…
Раубайте. Выбирает материал режиссер. Но и к нашим пожеланиям прислушивается — ведь если артистам будет неинтересно работать, то и никакого художественного результата не получится.
Константинова. А как артисты вы чувствуете себя реализованными в рамках вашей постановочной концепции? Или есть какая-нибудь «роль мечты», которая в нее не вписывается?
Чижинаускас. Студентом я говорил, что мечтаю сыграть Гамлета — и об этом все знали. Ведь есть такой штамп, что каждый артист должен мечтать сыграть Гамлета! А сейчас я задумываюсь, например, о Беккете, и о роли Лакки из его пьесы «В ожидании Годо». Вот это действительно заманчиво для актера: сыграть не человека, а некое существо неясной природы. Нам интересно работать вместе, над разными ролями и над разным материалом. В нашем последнем спектакле «Дальние дали» мы просто читаем стихи культового литовского поэта Паулюса Ширвиса, и за него мы получили этой весной второй «Золотой крест сцены». В номинации «национальная драматургия».
Константинова. Получается, что у вас есть все поводы считать себя востребованными, несмотря на то, что придерживаетесь совершенно некоммерческого стиля?
Раубайте. Некоммерческий стиль для нас принципиален, и у нас были трудные времена, но сейчас есть даже свои фанаты. К тому же с нами работает Индре — молодой менеджер, которая не сомневается в том, что наши спектакли могут успешно продаваться.
Константинова. Остается только спросить ваших о творческих планах…
Раубайте. В ближайших планах у нас две постановки. Одна — по «Превращению» Кафки. Другая — для детей.
Константинова. Пожалуйста, о втором пункте поподробнее!
Раубайте. Понимаете, так случилось, что во время учебы в институте у нас не было работ детского репертуара. А нам очень хотелось поработать в спектакле для детей…
Константинова. Вы «не наигрались», говоря по-русски? Чаще у артистов драмтеатров бытует отношение к детским спектаклям, как к очень скучной повинности…
Раубайте. Да, мне известно об этом. И, когда мы решили делать спектакль для детей, то стали ходить по театрам и смотреть то, что там показывают детям. Встречались и такие спектакли, в которых артисты «отбывали повинность». Но на одном из них рядом со мной в зале оказались довольно беспокойные соседи — девочки-двойняшки. Было очень интересно наблюдать за ними, за тем, как они реагируют на то, что происходит на сцене. И в какие-то моменты я заметила: что-то из происходящего для них было очень важно! Нельзя было не почувствовать, какая огромная ответственность играть для детей. Наверное, ее можно сравнить с ответственностью священника, к которому приходит верующий человек, и ждет от него ответов на свои вопросы, и эти ответы принимает как несомненную истину…
Константинова. В таком случае, могу лишь пожелать вам успешно выдержать испытание детским театром! А какой материал вы для него выбрали?
Раубайте. Будем работать над сказками о древних литовских богах и делать спектакль для дошкольников. И родителям будет на что посмотреть.
Артисты, кажется, готовы приехать сюда и сыграть на здешнем языке. Если бы это осуществилось, не пропустить бы спектакля об ускользающем вкусе жизни. И детский мифологический спектакль тоже бы увидеть. У меня есть калейдоскоп, где вместо стеклышек кусочки янтаря, и возникает видение когда-то в гневе разбитого Перкунасом янтарного дворца Юрате. С легкой руки вильнюсского умельца национальный миф входит в сознание ребенка,
И еще: Лето, Театр, Паланга: тоже получился чудесный калейдоскоп.
Надежда Александровна, я тоже мечтаю о детском мифологическом — не знаю, увы, будет ли русскоязычный вариант… Но, в принципе, это формат «Рождественского парада» или «Царь-сказки» ))) Почему бы и нет???