«Церковь Пресвятого Макчикена». М. Малухина.
Театр Поколений.
Режиссер Анна Овчинникова, художник Валерия Камольцева.

Подростки сейчас тренд. В Театре Поколений новый репертуарный поворот: три премьеры сезона — «Церковь Пресвятого Макчикена», «И мы смеемся» и «Русалки» — либо поставлены по современной подростковой драматургии, либо к подростковой аудитории обращены. Государство тоже интересуется тинейджерами, но по-своему — полицейские устраивают облавы на юных участников некой анимешной ЧВК…

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

И на это есть основания: например, герои пьесы Марии Малухиной занимаются «опасной деятельностью» — созданием экологичного утопического мира. Пятнадцатилетний Шамес организовывает закрытое сообщество — Церковь Пресвятого Макчикена, куда приглашает своих одноклассников. Церковь для шести персонажей — пространство исповеди и искренности. В начале собрания каждый называет Церковь именем того, что любит — такой буквальный знак отказа от нормативности и высвечивания идентичности каждого (собственно, макчикен — любимое блюдо Шамеса, которое ему запрещает есть мама-веганка). Цель собраний школьников — рефлексия, открытый диалог и анализ своих переживаний. Переживания стандартны и «понятны»: конфликты с родителями, первая любовь, навязанные взрослыми шаблоны, от которых ребята пытаются отказаться.

Проект их идеального мира схлопывается из-за несчастного случая — реальность смерти, как бог из машины, вторгается в лоно Церкви: девочку Женю сбивает пьяный водитель. Но причины разрушения не только внешние: эта же девочка на одном из собраний называет Церковь именем «Повелителя мух» — и эта ассоциация точна. Гиперэмоциональные подростки нарушают ими же созданное правило о необесценивании друг друга. Индивидуальные любовные драмы застилают глаза, не давая услышать и разглядеть другого.

Вот они (герои) слева направо: активный лидер — «сын Сиона» Шамес; красотка-истеричка Лана; замкнутая и самодостаточная Лизон; молчаливый музыкант Ринго; проблемный сын богатого папы Саша; девочка-отличница Женя. Режиссер сосредотачивает внимание на любовном квадрате Лизона-Ланы-Саши-Жени, талантливый Ринго (Даниил Акимкин) так и остается таинственным мальчиком с гитарой, а Шамес (Илья Павлов) — харизматичным сомнительным лидером, который хоть и пытается, но не слышит других.

Эта пьеса вообще добрая — в том смысле, что не жесткая. В «Церкви…» источником страшного становится случайность, а не результат действий героев. По-другому, например, в тексте Малухиной «Замыкание» — мальчик-заика становится жертвой жестокой бабушки и одноклассников, а в пьесе «Море. Звезды. Олеандр» юная девушка оказывается свидетельницей убийства и сталкивается с экзистенциальным выбором. В общем, в отличие от других пьес Малухиной, в «Церкви…» все проще: переживания ребят сложные, но не трагические, сильные, но кратковременные. Здесь больше языкового заигрывания с подростковой аудиторией, чем реальной языковой фактуры: в этом смысле кажется, что лучшая форма театра для подростков — все-таки док, который исключает неловкую фальшивость.

Неловкость, конечно, не только языковая — подростковые переживания звучат остро, когда они выстраданы. Когда же взрослые артисты играют подростков (так в Театре Поколений), это часто становится воспоминанием о переживаниях или игрой в переживания, что в тексте — слепке жизни выглядит не вполне органично.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Режиссер Анна Овчинникова вместе с художницей Валерией Камольцевой создают на сцене атмосферу американского сериала от Netflix. Герои собираются на заброшенной остановке — что-то типа туалета в «Половом воспитании». Реквизит базовый: стаканчики с колой, гитара, сигаретки и вейпы. На сцене еще есть экраны, на которых иногда возникает трансляция церковного чатика, так сказать, для вайба — все важные сюжетные повороты герои все равно озвучивают.

«Вайбово» — это про «Церковь…». Весь спектакль звучат легкие, романтичные инди-поп- треки Парнишки (по ощущениям — классика софт-боев), иногда перебиваемые меланхоличным вокалом Лэривейн (по ощущениям — сегодняшняя Гречка). Исполнители существуют на чилле (и просто тусоваться у них получается отлично): артисты Театра Поколений играют пятнадцатилетних подростков порой ненавязчиво и драйвово, порой — истерически экзальтированно (когда дело доходит до конфликтов). Изначально герои выведены как типы-клише (так они обозначены сразу в действующих лицах пьесы), но по ходу действия, конечно, обрастают контекстами. В раскрытии персонажей и состоят главные переломы действия.

Центром прихода становится Саша (Владислав Мезенин), обаятельный и эмпатичный бунтарь с кучей психологических травм. Он исповедуется чаще других — все события становятся ярким рассказом о событии. Сын богатого отца — роль, в которой Саше тесно и плохо, поэтому он эпатирует и хулиганит, чтобы добиться хоть какого-то внимания. Владислав Мезенин в роли Саши самоироничен, он со своими проблемами — на расстоянии трезвой дистанции. Как и Лизон (Дарья Мовельян), которая реагирует на все вокруг неинтенсивно и, надев наушники, погружается в свой мир. И потому на контрасте с отстраненностью сцены эмоциональных всплесков этих героев интересны.

Героини-антиподы Лана и Женя все действие существуют в одной тональности. У Ланы (Светлана Грунина), стандартной «телочки» — постоянная истерика по поводу «маленьких сисек» и студента, не пришедшего на свидание. Лана красиво танцует, взрывается, а еще буллит Женю, не понимая, что проблема не в ней, а во взрослых, которые постоянно ставят девочку-отличницу в пример.

Женя Рогозина в исполнении Полины Диндиенко становится полуфантастическим существом. Она фантастична своей наивностью и выполняет функцию некоего волшебного помощника, который заставляет всех что-то понять. Женя — Диндиенко подчеркнуто странная: она зачитывает любовное письмо для Саши, перемежая его цитатами из письма Татьяны к Онегину (не иронично). А потом, также волшебным образом, «изменяется»: вместо белой рубашки теперь короткое платье с кожанкой, на губах — красная помада (превращение происходит под трек Парнишки «Мы умрем»).

Любовные отношения четырех героев здесь (лайт-версия Чехова) — принципиально не взаимны и разнонаправленны, и точки обнаружения невзаимности оказываются для героев переломными.

В. Мезенин (Саша).
Фото — архив театра.

Саша целует Лану, чтобы доказать ей, что она «зверски красивая». А потом Лану целует Лизон, обнаруживая тем самым тайну, которая скрывалась за маской отстраненной девочки-пацанки. Только для Саши поцелуй с Ланой ничего не значит, он скажет, что вообще не может чувствовать, а вместо сердца внутри него — дыра. А почувствует он что-то, когда девочка Женя напишет ему письмо с признанием в любви: Саша нарисует себе на лбу знак вопроса (чтобы папа заметил — папа, конечно, не заметит) — вопрос как основное состояние жизни, когда у тебя миллион разных чувств.

Череда признаний в любви обнаруживает тотальное невнимание друг к другу. Мораль (а почему-то она здесь чувствуется) понятна — чего-то уже не поправить, потому что Женя умерла.

В конце нет ни Netflix, ни чилла. Все изменились и что-то поняли. В общем, непросто быть подростком, но еще сложнее — психологически раскрыть противоречивое сознание пятнадцатилетнего, когда артисту далеко не пятнадцать. Может быть, это и не нужно.