Сегодня в московском Доме Актера люди празднуют юбилей Вадима Жука, на который он нас не позвал. Но мы люди не гордые, можем и просто так поздравить неизменного друга редакции и хронического ведущего наших юбилеев с 65-летием. Мы все равно каждый день вспоминаем его, ибо произнесенное в день нашего 5-летия «Ты, Марина Юрьевна, со своим журналом — как хомут на культурной жизни города!» — с тех пор украшает нашу трубу и висит по центру. С днем рождения, дорогой Вадим Семенович! Главное — будь здоров!

Ленинградская культура нашла Жука именно в капусте. Это случилось еще в 1966 году, когда он, будучи студентом-театроведом, сочинил свой первый капустник. По одним слухам, его предком был А. Кугель, основавший в 1908 году петербургский театр сатиры и литературно-театральных пародий «Кривое зеркало». По другим — он потомок Н. Евреинова — автора знаменитой театральной пародии «Четвертая стена», ибо и театр-студия, возглавлявшийся Жуком много лет, назывался «Четвертая стена». Может быть, в нем получили очередное рождение творческие души обоих, да еще Н. Балиева с его театром «Летучая мышь», возникшим из театральных капустников. Впрочем, «Летучая мышь» — дитя Москвы, а Жук — дитя сырого Петербурга, и в «капустном» творчестве его (пока не переехал в Москву) жила ленинградская интонация, он говорил с нами, как интеллигентный человек может разговаривать с интеллигентным человеком, когда оба они проживают в великом городе и диалогом своим выражают интеллигентский взгляд на окружающую действительность.

Вадим Жук.
Фото — Константин Кузьминский

«Жук со товарищи» (как написали бы о них в XVIII веке) или «Товарищество Жука» (как определили бы во второй половине XIX века) — это было «спетое» многими годами и спектаклями актерское дружество. У каждого — своя (думаю, невоплощенная) судьба в театре и целая биография в Доме Актера, который, как известно из одного их классического номера, построил князь и который долгие годы давал приют людям, которые хотели своими капустниками поговорить с коллегами, как интеллигентный человек с интеллигентным человеком. Причем — о театре.

Много лет они были — деликатес для тех, кто существовал по эту сторону «четвертой стены», и потому те, кто «творил искусство» по ту сторону, за стеной, могли горделиво чувствовать, что обладают хоть этим правом и привилегией: знать и слышать капустники Жука.

Потом они стали ужасно знамениты и, я бы сказала, почти всенародно признаны. Естественно, что от кулуарных сюжетов, доступных пониманию избранных, они стремительно двинулись к острым перестроечным, общественно-политическим темам. «Вот кончим перестройку — и вернемся к театру», — успокаивал Жук, произносивший одно время со сцены тексты о том, что не хотел бы стать, как и мы, участником гражданской войны, «с боями пробиваться к Купчину в составе третьего пехотного полка» и совсем не хотел бы форсировать Фонтанку, так как в жизни ничего не форсировал. Кто не вспомнит с непрошенной слезой С. Лосева, И. Пярсон, Б. Смолкина, И. Окрепилова, А. Романцова…

Вадим Жук.
Фото — Константин Кузьминский

В своих капустниках они, как правило, «перепевали» широко известные мелодии, не просто изменяя слова, но пародируя стили и тем самым придавая песням совершенно другую интонацию. Они делали это так талантливо, что уже и не вспомнишь слова первоисточника. Теперь народ поет:

Город над вольной Невой,
В сущности уже полуживой.
Баки заправлять прямо из Невы
В нашем городе можете вы…
Пушка палит невпопад,
Медный всадник скачет наугад,
Следом на козе едет депутат…
Доброй ночи, родной Ленинград!

Не вспомнить «Комсомольцев-добровольцев» в оригинале, зато крутится:

С трехлинейки мы нынче палим
В то, что сами воспели трехрядкой.
Нелегко быть, увы, молодым,
Но и зрелым не очень-то сладко.
Мы больны от верхушки до дна
А лекарство — одна лишь бумага.
Неужели надеяться нам,
Что нас вылечит доктор Живаго?

А слова знаменитого «Поручика Голицына», которых я, например, никогда не знала, давно являются для меня, как и для многих, произведением В. Жука:

Опять на экране — знакомые лица.
Безумные речи летят над страной.
О, господи боже, да что же творится
Не с кем-нибудь там, а с тобой и со мной…

Прелестны и робки, молчат хлопкоробки,
Устала внимать многодетная мать…
Неважно, что руки забыли о хлопке,
Зато знают кнопки, куда нажимать…

И как уцелеть в их бессмысленной массе?
Но мы все же шепчем с надеждой в очах:
«Скажите еще, депутат Афанасьев!
Не падайте духом, товарищ Собчак!»

А где-то в столице, как в годы былые,
Сидят у экранов (и несть им числа)…
Не падает духом товарищ Алиев,
Товарищ Романов не сушит весла!..

«Сатира — это поруганная любовь», — мудро заключил в каком-то из своих рассказов Ф. Искандер. Каждый раз, радуясь капустникам Жука, их грустному, ироничному, такому понятному взгляду на бесконечный окружающий, изматывающий, но такой родной абсурд, — я вспоминала Искандера. Когда-то давно, в середине 90-х, когда Жук создавал при «Четвертой стене» детскую студию «Пристеночек», я писала: «Они „вышли в классики“ и уже сами могут стать предметом капустника. Уже давно можно пародировать и самого Жука, и Лосева, и Смолкина, и Романцова, и Пярсон, и Окрепилова. Можно петь о них на их же мотивы, их же голосами и их же словами. Ну, например, эпигонски положив свои чувства, как и они, на душераздирающую мелодию „Поручика Голицына“, спеть:

И снова на сцене знакомые лица.
Пока еще вместе. И с нами пока.
И есть искушение — подзарядиться
Энергией вашей, „команда Жука“.

Теперь вам доступны дворцы-стадионы.
Все вам рукоплещут, все вами полны.
Разрушив сектантства святые законы,
Вы вышли к толпе из „четвертой стены“.

Дай бог уцелеть на суде всенародном.
Успех всенародный — успех непростой.
Куплеты Жука, будьте так же свободны,
Как были свободны в проклятый „застой“.

Пусть многое будет (хоть многое было),
Вас время питало, мотало, несло.
Не падайте духом, артист Окрепилов,
И Пярсон Ирина, держите весло!

Шекспиры, Мольеры пылятся на полке,
Но дети растут у „капустных отцов“.
Вас сменят когда-нибудь, Лосев и Смолкин,
И выйдет на сцену другой Романцов.

И „чайка“ не наша, и „синяя птица“,
Но что-то таит петербургская тишь…
В „кривых зеркалах“ обветшалой столицы
Отчетливо вижу „летучую мышь“…»

Вадим Жук.
Фото — Константин Кузьминский

Сегодня, когда о «суде всенародном» уже и речи нет, и от «Летучей мыши» Жук двинулся в сторону «Чайки» у Иосифа Райхельгауза, и вообще — житель города, о котором писал:

Столица. Сторыла. Сторожа.
Стоуха. Сторука. Жадна.
В Европу, пожалуй, не вхожа,
А Африка ей не нужна —

я могу только ностальгически вздохнуть о былом и налить поздравленческую рюмку, прибавив слово нашего любимого Володина: «Хлопнем!».