«Литературная кадриль».
ФМД-театр.
Автор текста — Вера Бирон, режиссер — Александр Баргман

Летним утром 7-го июля на Владимирской площади, часов в 12-ть, когда прихожане начали выносить крещеных розовощеких младенцев из храма, неожиданно появилось множество пренеприятнейших лиц, физиономий и просто странных людей всех видов и мастей. В сюртуках, фраках, накладных бакенбардах и фальшивых бороденках, они проследовали от площади по вонючему Кузнечному переулку, и вскоре скрылись в дверях злачного подвала. Впрочем, сам квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить.

Фото — Елена Строгалева

Известное дело, для каждого, прожившего сколько-то в Петербурге, июль в городе — это ад. На улице жара страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу. Неудивительно, что именно в июльском смоге, когда-то сведшем с ума Раскольникова, несколько лет подряд проходит лучший петербургский уличный праздник «День Достоевского», который устраивает музей Ф. М. Достоевского с друзьями. И каждый год им удается собрать тени этого города в квартале между Владимирской площадью и Кузнечным переулком.

В этом году «Литературная кадриль» устроенная ФМД-театром, автором сценария Верой Бирон и режиссером Александром Баргманом, облаченная в наряды Ники Велегжаниновой и протанцованная под ZAZ и Rammstein лучшими петербургскими артистами, по мне так и вовсе стала одним из лучших театральных событий года.

Встречали публику на Кузнечном двое шутов: А. С. Пушкин и Н. В. Гоголь. По-хармсовски спотыкались друг о друга, падали, играли в чехарду, отчего маленькие мальчики в восторге кричали: опять этот Пушкин! В кресле на сцене сидел скромный лысеющий мужчинка с бородкой, в сюртуке, на рукаве которого читалось западное: «Бренд». Иногда его можно было принять за артиста Барковского, но это была ошибка: Достоевский был живее всех живых. Шутовская троица выводила на сцену литературных типов трех питерских авторов. И город еще не видел подобного шествия.

Валерий Кухарешин в «Литературной кадрили».
Фото — Елена Строгалева

Показ петербургской моды сопровождался остроумнейшим текстом Веры Бирон, где все типы были описаны с изяществом и озорством. «Крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, простоволосая. Белобрысые волосы жирно смазаны маслом, заплетены в крысиную косичку и подобраны под осколок роговой гребенки. Старушонка поминутно кашляет и кряхтит. На шее висит небольшой засаленный кошелек. Обратите внимание — кошелек очень туго набит». Алена Ивановна с топором в голове в исполнении артистки Полянской, шествующая под руку со Скупым из Маленьких трагедий, которого сотворил артист Валерий Кухарешин, наводили на мысль, что осмеяние классики — тот самый естественный процесс, который проживает любое здоровое общество. Нет. Это все эти мысли были позже — тогда мысль была одна: как круто, Боже, что за диапазон у этих актеров.

В «литературной» кадрили был второй, театральный смысл: это не просто вечные петербургские типы расходились, сходились, переступая квадратами и меняясь партнерами — это артисты устраивали свою кадриль из несыгранных ролей, примеряли на себя сюртуки и кринолины классических образов. И сколько здесь было открытий, актерских приколов в двухминутном выходе, сколько страсти, озорства от Подколесина-Новикова и Ставрогина-Кудренко, от Акакия Акакиевича — Алимпиева и безумной рыжей Агафьи Тихоновны — Вартаньян. Не говоря уж о паре «антиподов»: танец Мышкина (Евгений Шумейко) и Рогожина (Павел Юлку) — торжество любви и страсти. Приходите, режиссеры, хватайте, вот уличная труппа, способная исполнить любой репертуар.

Фото — Елена Строгалева

Здесь, в финале, нужно сделать умное лицо и отпустить реплику о том, что в городе Петербурге два лучших музея: Эрмитаж, потому что там классическое достояние и вкусные булочки в буфете, и музей Ф. М. Достоевского, в котором есть все остальное: способность актуализировать традиции, возвращать духам ушедших классиков тела и голоса, выгонять их на улицы и пробуждать в народе любовь к русской литературе. После таких встреч обычно количество людей, ходящих по все так же вонючим тротуатрам Кузнечного и Гривцова с томиками в руках и ищущих тот самый дом, откуда начал свой путь Раскольников, возрастает. Все верно, главное в деле Раскольникова — начать, а там — затягивает. Это я о Достоевском, если что.