«Я люблю тебя, К. М.»
«Dance. АМЁБА. Project».
Площадка «Скороход».
Постановка — Сергей Илларионов.

Напротив зрительных рядов, на месте сцены, выстроен еще один зрительный зал, почти такой же, только без подъема. Зрители догадываются, что будет использован прием «театр в театре» или что-то типа того…

И действительно, трое из «Dance. АМЁБА. Project» занимают свои места и начинают зачитывать вслух отрывки из рецензий на фильмы Киры Муратовой. Читают в порядке очереди, слева направо: Сергей — Ксения —Руслан. Иногда как бы случайно порядок нарушается, Сережа запинается, Руслан, честно говоря, читает откровенно плохо — мямлит, Ксения вообще непростительно «колется» — смотрит на зрителей, смеется не к месту — все выдает ужасный уровень подготовки.

В сущности, артисты занимаются тем, что сознательно изображают эдакую малооригинальную, типичную для современного театра провокацию. Выглядит достоверно. Это продолжается достаточно долго, зрительный зал начинает беситься, но петербургская публика морально сильна, интеллигентна и застенчива — терпит.

В. Иванова в сцене из спектакля.
Фото — Belka Rich.

Первой не выдерживает одна зрительница в центре зала. Такая, знаете, симпатичная молодая баба с вполне добродушным лицом, но громкоголосая и хамоватая (а может пьяная?), одетая в какую-то ужасную майку с блестками. Интеллигентной петербургской публике всегда непонятно, зачем такие люди вообще ходят на спектакли, очевидно же, что эта женщина не имеет никакого представления о творчестве великой Киры Муратовой, или она аннотацию не читала?

Зрительница, тем не менее, неустанно комментирует действие, в итоге зал делится на две части — половина внутренне с ней согласна, но терпит безобразие, происходящее на сцене, другая же половина — раздражена поведением зрительницы, но тоже терпит. И те и другие — в дураках.

Сцена из спектакля.
Фото — Belka Rich.

Как вы заметили, действие давно переместилось в зал. Авторы и исполнители уже наблюдают за поведением аудитории под фонограмму какого-то муратовского фильма. В зале происходит буквально следующее: люди оборачиваются друг на друга, кто-то недовольно фырчит, кто-то пытается отстаивать свои потребительские права, а кто-то осуждающе на него смотрит, кто-то хихикает, кто-то притаился и пытается понять, что же на самом деле происходит. Из всего этого получается пластическое, наполненное множеством психологических нюансов действо с редкими репликами. Короче говоря, аудитория против своей воли превращается в массовку фильма Киры Муратовой. Наблюдать за этим потрясающе интересно. Контрольным выстрелом в головуприходит осознание: «Господи, какое же у меня самой идиотское сейчас выражение лица, какая типичная для второстепенных муратовских героинь улыбка, выражающая довольство тем, что я-то заранее догадалась — в зале есть подсадные зрители, и уж я-то понимаю, как тут все устроено»…

Недовольная зрительница встает, выходит на сцену. Раскидывает стулья в разные стороны, разгоняет трех нерадивых чтецов и начинает танцевать. Ее танец, как и все последующие танцы, не перебьет действия, происходящего в зале. Теперь мы существуем параллельно: мы —массовка, они — герои первого и второго планов.

Далее следует шоу с почти номерной структурой — серия миниатюр (драматических и пластических) на свободную тему в рамках художественного мира кинорежиссера Киры Муратовой с редкими цитатами из конкретных фильмов (коса в руках Ксении Митрофановой — это литвиновская коса с рекламного плаката «Настройщика», и т. п.), но на этом зацикливаться нет необходимости, да и возможности нет — разве все упомнишь, разве разберешься в этом сумбуре?

Наиболее колоритным персонажем остается героиня Вероники Ивановой, та самая зрительница, которая была недовольна в начале. Она — грустный клоун эпохи постмодерна. Все ее действия обезоруживающе абсурдны.

Герой Руслана Рычагова в финале медленно засыпает горохом всю площадку: он шагает по сцене медленно и сосредоточенно, а горох тонкой струйкой сыпется из его сумы, создавая картину в духе инженерного театра.

Ксения Митрофанова — безусловный прототип всех литвиновских героинь, обладательница незаурядного гардероба и холодного ума. Возлюбленная.

К. Митрофанова, С. Илларионов в сцене из спектакля.
Фото — Belka Rich.

Сергей Илларионов — отчаянный, он «бьется оземь», встает на горох, бьет героиню Ксении по спине от любви (а ей почему-то не больно), в финале он поинтересуется: «Почему ты вечно на меня ноги складываешь?», она, разумеется, не обратит внимания на вопрос и продолжит свой отвлеченный монолог, а он все будет спрашивать и спрашивать, а он все будет пытаться сбросить с плеч ее ноги (которые она буквально на него складывает).

Отсутствие строгой драматургии спектакля — такая условность, такой пустяк. Куда важнее точное, но не лобовое воспроизведение атмосферы и сути. Многократное повторение (вечное возвращение) реплик, причудливые интонации, немотивированные мысли, слова, действия и настроения всех персонажей…

Когда у вас такие крутые красные сапоги и такие стройные ноги — их можно складывать на чужие плечи без основания. Просто потому, что получается классная мизансцена.

Когда у вас такое острое и подробное восприятие чужого творчества и вы обладаете такой смелостью и такими горячими сердцами, как четверо вышеперечисленных, — можно вот так хулиганить в театре.