Лаборатория по Островскому в Краснодарском театре драмы

В традиционную августовскую жару в Краснодаре прошла традиционная уже лаборатория «по классике». Классиком в этот раз был назначен Александр Островский, чей предстоящий юбилей предсказывает наличие его имени на афишах многих наших театров.

Цель лаборатории можно сформулировать как стремление ответить на вопрос о том, кто герои Островского в современности. Ведь, как отмечал на обсуждении Олег Лоевский, театр интересен нам только тогда, когда говорит нам о нас самих. И о сегодня.

Сцена из эскиза «Сердце — не камень».
Фото — Елена Анискина.

Вопрос о героях современности переливается в вопрос о жанре. Самоироничное название лаборатории, «Быт или не быт», наталкивает на размышления об актуальной сценической природе текстов Островского. Четыре режиссера — Арсений Фогелев, Мурат Абулкатинов, Лиза Бондарь и Артем Устинов — выбрали четыре пьесы: «Свои люди — сочтемся», «Сердце не камень», «Пучина» и «Снегурочка», и в каждом случае произошел жанровый сдвиг.

«Сердце — не камень» в постановке Мурата Абулкатинова — минималистичная драма о гордыне из жизни новых русских. Для воплощения замершего мира буржуазной усадьбы выбрано подчеркнуто статичное мизансценирование. На затененной Камерной сцене рядком выстроены желтые диванчики Театра драмы в стиле ампир (любимое место зрительских селфи). На них сидят все персонажи драмы — кто-то с бокалом вина, кто-то в солнечных очках. Все — в черном, но по-разному: примерная Вера (Олеся Богданова) в платье до пят, а развратная Оленька (Елизавета Вареникова) в коротких шортах. Единственная героиня в кокошнике — Огуревна Татьяны Коряковой, всезнающий дух этого дома, порой перехватывающий и чужие реплики.

Сцена из эскиза «Сердце — не камень».
Фото — Елена Анискина.

Текст Островского несколько сокращен и перемонтирован по законам кино: так, две сцены вначале, мужской и женский разговоры, идут не по очереди, а вперебивку, что придает динамики. Точная световая партитура Романа Коломыцева подчеркивает противопоставление одиночных и массовых сцен; почти во тьме звучат звенящий шепот любовного диалога и выразительно-«народный» голос Огуревны. Гордыней здесь заражены многие, от очевидного Потап Потапыча (Виталий Пичик) до неочевидной праведницы Веры, его жены-страдалицы, которая 15 лет сносит изоляцию и унижение. Она гордится своей жертвенностью — это слышно по ее интонации, видно по строгой осанке. Режиссер не дает нам всех ответов, оставляя загадки: почему в конце так меняется строгий купец, вдруг оставляя-таки все жене? Кто такой соблазнитель Ераст (яркая роль Асира Шогенова) — бесчестный пикапер или же искренне влюбленный? Какова перспектива их с Верой отношений?

«Свои люди — сочтемся» в трактовке Арсения Фогелева — полижанровое действо с парадоксальным финалом. На Открытой сцене в зеленом дворе театра купеческая семья выглядит как семейство позднесоветских партийных работников: папа Самсон Силыч (Юрий Волков) — бодрый пенсионер, бегающий трусцой; мать Аграфена (Наталья Арсентьева) — интеллигентная женщина в платье-футляре; местный Яго, Подхалюзин (Филипп Душин), втирается в доверие вполне физически, униженно обнимая начальника. Ожидая долгожданного жениха, истомившаяся Липочка (Татьяна Башкова) в свадебном платье вытаскивает на сцену чемоданы; перед финалом герои вынимают из них свои «награды».

Награды известные: помощники молодых, смешная сваха Виктории Лукиной и измученный стряпчий Арсения Фогелева, получают по шубе, а доверчивый отец-абьюзер — арестантскую робу. Стилистически все начинается как нуарная версия Чехова (герои с внутренней драмой и проблемы коммуникации), продолжается как в деревенской комедии (забавные мизансцены и комичные персонажи) и, наконец, заканчивается как притча: вместо того, чтобы страдать со всеми вместе (как было у Островского), Аграфена Кондратьевна стреляет в зарвавшуюся молодежь, тем самым верша жестокую справедливость.

Сцена из эскиза «Свои люди — сочтемся».
Фото — Елена Анискина.

«Пучина» Лизы Бондарь — лаконичная притча о безвыходном круге патриархального капитализма. Действие происходит на кладбище, и проходящие годы отмечаются растущим числом крестов. Режиссер увидела сюжет о пучине не как историю о победе добра над злом (правильный мужчина вытаскивает заблудившуюся семью из бедности), а как мир, где юных девушек всегда будут выдавать за многообещающих женихов: это решение подчеркнуто параллелизмом мизансцен сватовства и тем, что мать и дочь играет одна и та же актриса, Анастасия Довбыш. Главный герой Кисельников (Михаил Дубовский) — грустная пародия на маленького человека, который лишь однажды может позволить себе выкрикнуть всю правду, и то в мечтах. Измученный бедностью, он таки берет взятку, которая прижимает его к полу физически, а дальше — сбегает от невыносимой реальности в ненастоящее помешательство.

Лиза Бондарь умело расставляет акценты, нивелируя наивную дидактику пьесы. Так, благородный резонер Погуляев — пожалуй, самый слабый образ пьесы — в точном исполнении Алексея Мосолова обрел идентичность дельца, который, приходя к успеху, входит в тот же круг эксплуататоров, из которого стремился вырвать своего друга. Агентом патриархального капитализма становится и мать героя (яркая работа Марии Грачевой), отдающая внучку за богача. Картина мира, где важнее всего деньги и традиции, где люди делятся на своих и чужих, принципиально не путешествуют, верят в приметы и несмотря на достаток лечатся у знахарей, — выглядит пугающе узнаваемо.

Сцена из эскиза «Пучина».
Фото — Елена Анискина.

«Снегурочка» Артема Устинова — поэтичное подростковое фэнтези о том, как живется в чуждом мире. Пьеса Островского стала точкой отталкивания для создания некоего нового театрального текста — о школе, о любви, об одиночестве и инаковости. Зрители сидели на планшете большой сцены, а в круге посередине творилась пластическая магия (хореограф Юлия Блохина), рождались отношения, колдовски ложились тени (художник по свету Роман Беликов). Прекрасная Снегурочка Анастасии Поддубной — дочь немолодого Мороза (величественный Сергей Мочалов в «шекспировском» воротнике-горгере) и деловой, занятой Весны (Алла Мосолова со смартфоном и на каблуках).

Снегурочка оказывается так похожа на обычного подростка: чуть аутичная, другая, не нужная особенно родителям (по телефону маме: «Как будто меня нет»), она попадает в новый социум — школу берендеев. Общество берендеев, у Островского занятых лишь любовными затеями, действительно хорошо проецируется на коллектив старшей школы, где каждый — ранимый, чуткий и одновременно жестокий, готовый и вместе с тем не готовый к любви. Лирические зарисовки о симпатичном Леле (Руслан Копылов) с его, кажется, выдуманным другом Джорджем, о трогательных Мизгире (Кирилл Симоненко) и Купаве (Ольга Вавилова), отстраненная Снегурочка с ее поиском губительного тепла создали на планшете сцены заманчиво иное пространство, в которое хочется погрузиться глубже.

Сцена из эскиза «Снегурочка».
Фото — Елена Анискина.

Лаборатория встряхнула, кажется, не только театр, но и зрительское сообщество: несмотря на краткость обсуждений, зрители активно и неравнодушно выступали и, конечно, голосовали. Голосование на лабораториях редко оказывается очень результативным, однако хочется верить, что не единственный эскиз из этой лаборатории обернется спектаклем. Потому что такого Островского здесь действительно не хватает.