«Life: Reset/Хроника утомленного города».
В рамках фестиваля «Exit» (Кретей, Франция).
Автор пьесы и режиссер — Фабрис Мюржиа

Финал. На поклон выходит человек восемь. Это при том, что на сцене всю дорогу была одна актриса.

И вот я уже в метро, открываю свой ноутбук. Я не знаю, как писать об этом спектакле. Не знаю, как писать об этом спектакле. Не знаю, как… Это, конечно, не шедевр, мне интересна технология: над созданием образа отчуждения работала большая и, видимо, дружная команда. Ничего, восьмая линия самая длинная. Пока доеду до Парижа, через два пригорода, в голове что-то уляжется. В Кретее метро проложено не под землей, а по земле. Едешь как в электричке. За окном — дома, совсем другие, чем в центре Парижа, десятиэтажные, кажется, квадратные, одинаковые как гвозди и какие-то слепые. Это оттого что в окнах нет света, хотя всего одиннадцать вечера. Но там точно — жизнь, я знаю, просто этим людям завтра рано вставать, заваривать чай-кофе, чистить зубы, включать ноутбуки, наскоро проверить/отправить личную почту, выложить комментарии в соцсетях, заглянуть на секундочку в группу, опубликовать новость в своем блоге, хотя нет, это уже не успеть, и бегом бежать в контору. Ровно также начинает свой день героиня спектакля.

Утром она просыпается по звонку будильника, нехотя встает, нехотя и кое-как заправляет огненно-красную постель цвета, как бы это сказать, тревоги и страсти, цвета, который совсем не вяжется с ее серым хлопковым трикотажным бельем, наверно, из магазина H&M, и вообще с «монотонностью будней» не вяжется, наливает себе в чашку чай-кофе и включает компьютер. Заставка изображает то, что для Фауста — ад: стройные загорелые люди с безмятежными лицами и натужными белозубыми улыбками развлекаются на отдыхе.

Мы наблюдаем за всем происходящим сквозь прозрачную сетку, натянутую между сценой и залом, на которую проецируются в увеличенном виде все ее движения. Вот на одной половине сцены она моет посуду, лица не разглядеть, оно повернуто к нам в профиль, и к тому же прикрыто челкой, и к тому же подернуто дымкой, а другую половину сцены заслоняет проекция, на которой это некрасивое, хмурое, молодое, но уже с утра уставшее лицо можно разглядеть во всех подробностях. Она закрывает кран и идет в комнату. Проекция перемещается вслед за ней. В нашем взгляде — ничего личного, каждый из нас — один из многочисленных глазных хрусталиков, а камера — наш общий глаз, который выдает единую картинку на основе собранных нами фрагментов. Так, между прочим, устроен глаз мухи.

Наверно, она догадывается, что кто-то или что-то за ней наблюдает, но ей все равно, потому что этот кто-то-что-то не имеет лица. И нам, наблюдателям, сидящим в зале, лично она тоже глубоко неинтересна. В ней нет ничего оригинального, отличающего ее от других, ну хотя бы от жителей этих десятиэтажных домов в Кретее, ничего такого, что могло бы пробудить к ней интерес. Интересны как раз процессы, которые начинают с тобой в это время происходить: сначала возникает ощущение вязкой тоски, а затем подозрение, что во всем виновата камера, которая отслеживает внешние проявления этого мира, где яркой бывает только мебель, и выдает их за единственно сущие. И вот тебе уже хочется найти эту камеру, где бы она ни пряталась, и разбить ее, а прозрачный занавес порвать на тряпки, и вообще все к чертовой матери разбомбить. Не жалко.

Сцена из спектакля.
Фото — из архива театра

Но сделать этого не успеваешь — происходит событие. Вдруг оживает ее ноутбук: «linden66» вызывает «ундину». На прозрачной сетке как на экране компьютера одна за другой возникают и убегают вверх реплики — их переписка. А в углу появляется ее аватар. Это она сама, только гораздо красивей после фотошопа, и в красном вечернем платье. Рифма к огненно-красной постели. Вот, значит, как? Границы реального и виртуального мира дрогнули. И тут практически сразу возникает его аватар — большой страшный игрушечный заяц, или нет, скорее, кто-то большой в костюме зайца. «Здравствуй, принцесса, как спала?» — «Только что встала» — «А я еще не ложился» — «Ночью нужно спать». И прочий необязательный треп с финальным «Можно, зайка тебя поцелует?» — «Да.» Монстр в костюме зайца и принцесса сливаются на экране в страстном поцелуе, отчего забирает жуть.

Кто этот страшный зайка, у которого нет имени, только ник? Мы не знаем. Она сама не знает. Он сам не знает. Им обоим хочется простого человеческого тепла, не говоря — любви. 3D-проекция заполняет пустоту реального мира, но ненадолго, потому что ей пора бежать.

Она выходит из дома, а на экране тем временем появляются кадры с уличных камер видеонаблюдения. Вот она идет по улице. Вот она едет в метро. Вот она затерялась в толпе. Вот какие-то неизвестные люди. Кто? Где? Зачем? Куда? Безликий глаз наблюдает за безликой толпой. И мы, зрители, тоже с его помощью наблюдаем. Но вот сейчас мы выйдем из театра, и сами окажемся под прицелами камер. И вот уже я еду в метро, и за мной уже наблюдает кто-то или что-то, не имеющий имени и кому нет до меня никакого дела. А придумал это в целях моей личной безопасности кто-то еще, совсем другой, настолько от меня далекий, что его имени мне все равно никогда не узнать, да и неинтересно, так что его тоже проще считать безымянным. Ау! Люди! Где вы?

Между тем героиня добралась до места назначения. Что это: караоке? Киберпространство? Матрица? Если в начале спектакля режиссер дал знак, что границы реального и виртуального мира довольно зыбки, то теперь они вовсе рушатся. Красное вечернее платье (конечно, не такое эффектное как в фотошопе, и даже вполне нелепое на щуплом теле), розовый свет, падающий блестящий снег или льющийся дождь. Какое-то нереальное пространство. Полная фантасмагория. И только голос — живой, срывающийся, постепенно набирающий силу. Живой голос, который поет песенку АББА «Happy new year», песенку о счастье, незамысловатом и человечном, как «с новым годом!»… Эту песенку она напевает все время, с самого начала. Она поет, когда моется в душе. Поет, когда одевается. Поет, когда собирается выходить из дома. Эти слова в спектакле звучат контрапунктом. И это единственные слова, которые она произносит вслух. Потому что говорить ей все равно не с кем, кроме зайца из ноутбука.

Стоп. «linden66» вызывает «ундину». «Мне надоело быть зайцем, я хочу стать сиреной». — «То есть женщиной?» — «Нет, сиреной.» — «Значит, все-таки женщиной.» В жизни другого человека без имени, сидящего перед другим компьютером, что-то скорее всего оказалось не так, но что именно и почему — никто никогда не узнает. Произошел сбой, в результате чего ее виртуальный мир начал стремительно менять очертания. Выходит, единственного в ее жизни мужского существа больше не будет? А вместо него будет какая-то женщина? А может, его и не было никогда, а было только чье-то желание убедить самого себя в том, что он мужчина? Значит, даже в виртуальном мире она больше никому не нужна, и вообще никогда не была нужна.

Комната медленно дрейфует в сторону кулис. Зритель ловит себя на том, что в его голове тоже начинается дрейф в сторону легкого помешательства. Сама героиня сидит перед своим ноутбуком, в профиль, лицо опять закрыто челкой и подернуто дымкой. Видеопроекция показывает нам его крупным планом. На видео — она номер два. И тут на сцену неспеша выходит ее клон, еще одна она, номер три, подходит к себе первой, нежно проводит рукой по плечу и так же неспешно удаляется. Вот, собственно и все. Но это едва ли не самая сильная сцена в спектакле, подготовленная всей логикой действия, и тем не менее неожиданная. С этого момента само понятие реальности упраздняется вовсе.

А значит, в принципе, все позволено. Но мы же не мракобесы какие-нибудь из позапрошлого века. Мы — цивилизованные политкорректные люди, и никому не желаем зла, включая себя. Google и Yandex научили нас, как надо поступать во всех известных и неизвестных случаях. Все, чего ей хочется — счастья. В придуманном мире, где смерти нет, не страшно наглотаться таблеток и запить их водкой. Если кто-то другой что-то придумал не так, как тебе хочется, ты всегда можешь все исправить. Главное — верить в себя. Так говорит Google. Как захочешь, так все и будет. Значит, будет праздник: и вот она с рыбьим хвостом ундины плещется в ванной, а рядом — огромный и почти не страшный плюшевый заяц. Здравствуй, новый мир. Хэппи нью еар!

Для справки:
Фабрис Мюржиа — бельгийский режиссер.
Родился в 1983 году. В 2006 окончил Королевскую консерваторию в Льеже. Работал актером, снимался в кино.
Свои спектакли-перформансы строит на синтезе театра и видео.