«Биография».
Театр Karlsson Haus в рамках «БТК-ФЕСТа».
Режиссер Алексей Лелявский, куклы Юрия Сучкова, пространство — Эмиль Капелюш.

Спектакль «Биография» Алексея Лелявского удивительно похож на своего героя — андерсеновского лебедя. Премьерный показ его на «БТК-ФЕСТе» был такой же нервный, сбоящий, непричесанный, хрупкий. Это история на трех бродячих артистов-музыкантов (Михаил Шеломенцев, Анатолий Гущин, Наталья Слащева) — гитара, гармошка, кларнет. Они перемежают кривую, сбивчивую поэзию кривой же музыкой, зонги чередуют с лацци. Они вместе сочиняют этот мир, объясняют законы, по которым он живет, и будто бы вместе мучаются от созданной ими реальности. Их «неполучившийся» герой, неказистый птенчик с торчащими перьями, кажется, так и не сможет превратиться в прекрасного лебедя. По крайней мере не здесь, не в этом мире. Невозможность преображения нам практически дают пощупать, попробовать на вкус, переплетая в спектакле две очень разные ниточки — грубую, брехтовскую, площадную материю и поэтический театр, где герой спектакля и актер Михаил Шеломенцев почти тождественны, почти едины маленькая кривая птичка и ее высокая байроническая тень.

М. Шеломенцев в сцене из спектакля.
Фото — архив театра.

Соединение, или вернее столкновение этих двух театральных стихий происходит не только на уровне актерского исполнения. Лелявский буквально сталкивает в своем спектакле две художественные системы. Пространство, созданное Эмилем Капелюшем, — маленькая черная коробочка (новая сцена театра Karlsson Haus на Фурштатской, 30), а в ней подвешены на веревках треугольные и квадратные прозрачные пластины — будто осколки какого-то распавшегося калейдоскопа. Из этого же стекла-пластика сделаны и ждущие своего эффектного появления лебеди. Под самым потолком прикреплен рулон белой бумаги, длинной дорогой спускающийся вниз. Там наверху, высоко-высоко, дотягиваясь в прыжке, Анатолий Гущин нарисует три едва различимые черные фигурки больших белых птиц.

Внизу же на планшете сцены мир — птичий двор, созданный художником Юрием Сучковым. Желтые резиновые утята с моторчиком. Коричневая деревянная утка с откидывающимся клювом, передвигаемая по полу, как опасная шахматная фигура, и белая резиновая курица, водруженная на голову Анатолия Гущина. Есть еще советский плакат крестьянки в платке, с накладным подбородком, тоже, в общем, большая бумажная кукла, управляемая и озвучиваемая Натальей Слащевой. Плакат поет свои бабьи песни долго и невыносимо, а в это время Анатолий Гущин с резиновой курицей на голове жонглирует снесенными у нас на глазах яйцами.

Взаимодействуя с куклами и объектами, расставляя их, как фигуры на шахматной доске, рассказчики все меньше и меньше оставляют пространства тому птенчику, которого носит с собой в деревянной коробке Михаил Шеломенцев, и в конце концов вытесняют его с этой птичьей планеты, где все как один должны кривить коленки, пригибать головы, послушно крякать, выгибать спинку, нести яйца и ждать порцию зерна. Правила жизни здесь вколачиваются с рождения. В этом мире, в тесной темной комнате, перерождение невозможно: ты либо встаешь в строй криволапых заводных утят, либо будешь отбракован, что и происходит с героем Шеломенцева, слишком большим для этого кукольного мира.

А красивые белые птицы с длинными гибкими шеями летят слишком высоко, летят где-то за границей этой черной тоталитарной коробочки, а, может быть, они и вовсе привиделись нам.