Сериал «Раневская». 8 серий.
Первый канал.
Режиссер Дмитрий Петрунь, художник Назик Каспарова.

То, что вы прочитаете ниже — спойлер иронический. Я смотрела сериал на платформе Kion до федерального показа.

И это отнюдь не рецензия байопика, не профессиональный анализ художественного продукта.

Терпение, понимание, надежда. Три, как мне кажется, составляющие при просмотре любого сериала, если, конечно, это не «Острые козырьки», которые затягивают в свой омут с первых тактов. Пять серий «Раневской» я отсмотрела спокойно.

Вспоминаем знакомый закадровый прием: «В предыдущих сериях…» Так вот. Если в двух словах про пять серий.

Юная Фаина Фельдман из Таганрога, дочь еврейского купца первой гильдии, одержима двумя любовями: к театру и Василию Качалову. Перечит воле родителей, бросает их, уезжает брать Москву, Станиславского/Немировича. Талантом. Театральная Москва остается поначалу холодна. Она не принимает девушку непомерного роста, с низким голосом, легким заиканием. Мытарства. Нищета. Предательство подруги. Но! Счастливые встречи с Екатериной Гельцер (Э. Спивак), Ольгой Садовской (О. Науменко) — и все начинает налаживаться. И сам Качалов (А. Домогаров) — вот он, предстает как живой. И благоволит.

А в родном Таганроге все, напротив, худо: погромы/нагайки вовсю. Отец (С. Стругачев) в крови, горе и без выбора: оставаться в России нельзя. Значит — эмиграция всей многочисленной семьи. Без любимой дочери. Она не уплывет с ними. И почти сразу мы понимаем (или знаем априори) про будущую большую русскую актрису. Хотя нам показали и опыты в Керчи в театрике Ирины Лавровской, где не задалось капитально. Зато задались дружба и натуральные уроки мастерства у Павлы Вульф (П. Кутепова). То была судьбоносная встреча в поезде. И единение на всю жизнь.

И вновь Москва. Таиров ищет актрису на роль проститутки. Выбирает из всех предложенных фото Фаины. Успех-успех. И тут же Ромм с предложением «Пышки». И вновь — успех, успех. И «Подкидыш», естественно. Дальше — война. Ташкент. Встреча с Ахматовой.

Сериал смотрелся добродушно, хотя и с изрядным числом возникающих недоумений. Но глум до души допущен не был. Не царапал ее.

Юные, искренние порывы свежей, молодой Фаины (М. Цигаль-Полищук), подлинный драматизм артиста С. Стругачева в роли ее отца микшировали общую банальную раскрашенность картинки.

Терпение и надежда!

Они покинули меня ровно на серии 6. И не возвратились. С этого момента, ну, не отказать себе в подробном вам пересказе.

Таком, какой в живой жизни каждый из нас часто практикует. Есть даже среди театральных людей легенда-быль, как две почтенные дамы — сотрудницы петербургской Театральной библиотеки — когда-то упоенно/потаенно изо дня в день посвящали друг друга в то, как Иден посмотрела на Круза и не пошевелил ли пальцем Сиси, лежащий в коме (сериал «Санта-Барбара»).

СЕРИЯ № 6

Любовь.

Она окунает нас в большие чувства Фаины / бравого благородного мужчины (К. Лавроненко). Он из публики. Но! Военный чин, достигший высочайших степеней. Плюс выправка. Стать.

Чуть отступлю от серии 6.

Короткий контакт Раневской с офицером случился в другой серии. В театральном фойе при суке-жене. Вспыхнувшее чувство, похожее на электроток, Лавроненко явил. Она — чуть-чуть заметный интерес. Далее мы увидели их нечаянную встречу в Ташкенте, где генерал понял, что любить Фаину ему до гроба.

Не суждено. Не смогла она унестись с ним туда, куда звал, так как выбрала пробы к/ф «Иван Грозный». Расстались.

Шло время.

И вот в первый послевоенный год беспартийную Раневскую злые органы, благодаря ходатайствам Любови Орловой, выпустили-таки в Прагу на съемки эпизода, в котором Орлова — героиня, а Раневская ее горничная.

Сердечность Орловой этим не ограничилась, и она чисто сказочно устроила подруге свидание с этим самым генералом.

«Идите, — говорит, — Фаина в такое-то кафе!»

Фаина взволнованно идет, за ней по пятам чешет карикатурный стукач. Входят в кафе.

(Нет, нет. Сцены Штирлица с женой никто не ждал.)

Герой Лавроненко ловко перехватывает Фаину, выводит ее через черный ход стремглав в машину. И… в следующем кадре — аэродром. Стоит вдали самолетик. Людей нет. Он жестом приглашает ее на борт, а я в этот момент думаю, что интим в гостинице, наверное, чрезвычайно опасен, а в пустом и, м. б., заброшенном самолете — возможен.

Тоже, знаете, ума у меня палата. Такое вообразить!

От волнения даже не вижу, что лопасти-то медленно кружатся.

Следующий буквально кадр — еврейское кладбище. Идут молча.

Что думаю я?

Что после любовной встречи на борту самолета герой знакомит актрису со старинным, потрясающим по силе воздействия, пражским кладбищем.

Вопрос, отчего он не гуляет ее по Карлову мосту, не задаю.

Генерал жестом показывает Фаине направление к одной из могил. Она подходит к ней в скорбно-однозначном предчувствии. Под плач скрипки гладит надпись на иврите, трогает землю, кладет к изголовью памятника камушек. Плачет. То была могила отца, связь с которым, как и с остальными членами семьи, была оборвана уж 30 лет как. Банальная сцена. Открытий нет.

Фаина приникает к любимому, тихо вопрошает: «Где мы?» «В Дании», — буднично отвечает Лавроненко. А я подпрыгиваю.

То есть, влюбленные советские люди в Праге в 46 году сели вдвоем в самолет, укатили в Данию на кладбище. И тут же возвернулись. А стукач-сволочь стоит как влитой под дверью ее гостиничного номера. Ждет. Раневская подходит к номеру, стукач хочет ее схватить, но за ней появляется фигура рыцаря-Лавроненко. Он почти дает соглядатаю по носу.

Влюбленные с достоинством входят в номер. И там у них все отлично.

СЕРИЯ № 7

Боль утрат.

Шестая серия не доведена мной до конца! Беру седьмую не сразу.

…Диагноз, с которым генерал (Лавроненко) оказывается на смертном одре Кремлевской больницы, нам не ясен.

Сцен в финале шестой серии две.

В первой — жена устраивает Фаине прилюдный скандал прям в вестибюле Кремлевки. Официального развода оформить не успели, вот жена и главная. Дурным голосом актрисы, которую не стоит использовать ни в театре, ни в синеме, жена кричит Фаине: «Жидовка». Причем раза два-три, а также желает бывшему мужу смерти, но никак не Фаининой любви.

Раневская слушает сидя, опустив голову. Медперсонал в вестибюле весь шокирован.

Далее Полищук на негнущихся ногах спускается по огромной пустой лестнице и тут же сталкивается с каталкой, на которой увозят на операцию генерала. Он обещает ей никогда не ходить дома в пижаме. Она держит его за руку. В последнем кадре к ней подходит врач.

Мы не слышим его слов, но понимаем, что у Лавроненко больше съемочных дней не будет… Титры бегут чуть скорбнее обычного.

Да, Лавроненко отыграл. Фаина лежит лицом к стене восемь дней. Я столь уверена, что именно восемь, т. к. Качалов (А. Домогаров) приходит к ней на девятый день кончины возлюбленного. С целью вернуть ее к жизни. Ключевой репликой к возвращению является не предложенное пюре, а призыв пойти на девятый день в храм! Чтобы по-людски.

Но создатели фильма отчего-то меняют поход в церковь на приход к Кремлевской стене, где и похоронен герой Лавроненко. У стены Качалов под бой курантов обещает достать Фаине фотографию любимого.

Обещание сдерживает в следующем кадре, посвященном съемкам «Золушки».

…Не без пронзительной многозначительности решена сцена Фаины в Ленинграде, откуда родом наш генерал. У самой Невы она покупает в киоске игрушечный самолет и долгим, гордым таким взглядом смотрит и на воду, и на панораму.

«Что сделает Раневская с самолетом», — думаю я? — Спустит на воду, как кораблик? Но генерал же был летчиком! К чему тогда Нева?«

Намерение актрисы остается загадкой, т. к. подбегает к ней мальчик маленький, и она безо всяких сомнений дарит ему самолетик. Малыш убегает, но тут же возвращается с грушей и пряником. Лицо Фаины озаряется улыбкой, она прижимает дары к сердцу.

…Царственная проходка Фаины с Ахматовой по аллее почему-то венчается их заходом в сугубо грязную пивнушку, где чистят они воблу, пьют пиво, а окружают дам ужасные пьяницы.

И тут же мы понимаем, что и Домогаров отыграл.

Фаина на кладбище под немыслимым дождем, без зонта, в слезах выливает из поминального стакана дождь, наливает свежую водку в стакан на могиле Василия Качалова.

Если вы сами без меня включите в интернете на двадцатой минуте — увидите разыгранный фрагмент из спектакля Театра им. Моссовета «Рассвет над Москвой». Описанию он не поддается!

Новоселье Раневской в доме на Котельнической — поддается. Гости все именитые. Особо хочется отметить приход Улановой, к которой Фаина обращается: «ГалиноЧКА Сергеевна».

Тут я иду курить и не обращаю уже никакого внимания ни на саму Уланову, крайне неприятнейшую, ни на ее подарок — картину (балерина в пачке, холст, масло), ни на реплику героини: «Эту картину я повешу в кухне, чтобы не жрать на ночь».

СЕРИЯ № 7. ПРОДОЛЖЕНИЕ

Добрый/Злой.

День у меня прошел мучительно.

Рассказ о сущности седьмой серии я почему-то лишила темы «Раневская и власть». Как так? Не могу не возвратиться.

В предыдущей серии № 6 нам был явлен топтун, соглядатай, чин низкий, неказистый. Из журнала «Крокодил».

В серии № 7 на авансцене появляется перший друг покойного генерала — настоящий майор с перспективами, ответственный за государственную нашу безопасность ого-го как!

Он — мужественная, благородная Зая, а не монстр с водянистыми глазами. Он верен памяти друга / исполнен дружеских чувств к актрисе, и сделает все буквально, чтобы она встретилась с родными (Бухарест — Париж).

Поведенческий дайджест майор дает Фаине быстро, четко. Близ гримерки. Фаина не верит ушам, пылко-пылко обнимает.

Реакция нашей сегодняшней публики какова? Она смотрит и голосит: «Вот же, вот, какие люди, какие мужчины, нечего наговаривать!»

Но против исторической правды попереть режиссер Петрунь не может. И впускает в кадр — мерзость. Мерзость имеет пышущую внешность упитанного вурдалака. Он грубо-грубо стремится заделать из Раневской вульгарную стукачиху.

Раневская ни в чем себе не отказывает в диалоге с ним. Предстает в паре реплик диссиденткой всех времен и нашего народа. Он молча ретируется в гневе.

А тот, который благородная Зая, чуть позже пеняет ей. Но в интеллигентном словесном обрамлении.

СЕРИЯ № 8

Уже через силу…

«Шо вы грите?» — прозвучало сразу, в первом эпизоде. Но не c той гомерической силой, чтобы весь (!) партер оказался в антракте в гардеробе.

Публика покидала и «Шторм», и кадр, а Завадский (Д. Спиваковский), как будто из другого кино, — смотрел удрученно на зрителя.

И опереточному Белоцерковскому отвечал, как из другого фильма, и Фаину спросил «вы хотите стать центральной фигурой спектакля?» так, что за него стало реально больно.

И еще больней, когда Марецкая (Л. Нифонтова) — белая от актерской ревности — почти ударила его букетом по лицу. Реплика Завадского машинистке — «сцена допроса Маньки из спектакля ʺШтормʺ удалена по причине жанровой несовместимости с концепцией постановки» — прозвучала почти трагически.

В следующем эпизоде мы теряем Павлу Леонтьевну Вульф. Фаина Георгиевна с большим надрывом в голосе напоминает нам, кем именно для нее была покойная. Зрительскую скорбь усугубляет дальнейшее. Героиня почти в темноте. С болью проводит пальцем по именам в своей записной книжке. Музыка печальная, согласно моменту, а в черно-белых воспоминаниях плывут Качалов, Эйзенштейн, Вульф. Мое же сердце, видимо, очерствело. Нет слезы. Но она все-таки выступила, т. к. пришла Любовь Орлова с известием об изъятии Маньки из «Шторма». Я опустила голову и услышала реплику Раневской: «Это же моя жизнь…»

Естественно, мне жалко актрису. Ей в кадре уже немало лет; халат не очень; голубей, которых она кормит, на подоконнике тьма, воркование их бесит.

Повеселей, правда, становится тут же. Приходит верный друг и поклонник, тот, который из органов и порядочный. Никто не счел нужным чуть состарить Вадим Иваныча. Он весь, как при первом появлении. Но с благой вестью в виде телеграммы. К Раневской навсегда приезжает из эмиграции сестра.

Встреча сестер в аэропорту через разлуку во всю жизнь сыграна максимально скромно. Будто Белла прилетела после недолгого отпуска. Жизнь с Беллой — пропускаем. Чтобы, упаси бог, забывшись, не заостриться на актрисе, ее играющей.

К финалу как-то все струится вяловато. Тема одиночества передана через нечаянную встречу с подругой юности. Неприятная сцена. Грубый, кондовый текст. Прямо в лицо Фаине Георгиевне подруга лепит про ничтожность актерской жизни и прелесть жизни, когда одиннадцать внуков…

Кадры озвучания фрекен Бок могли бы нас взбодрить. Но мы, видимо, устали. Создатели фильма это чувствуют и ведут нас на кладбище.

Фаина Георгиевна подробно обходит любимые могилы на Новодевичьем. Яркая драматургия здесь связана с Эйзенштейном. Она проходит мимо его могилы гордо, обиженно и как бы равнодушно. Но! Оборачивается, возвращается и все-таки пылко кладет цветы.

А сопровождающему ее рабочему не без деловитости в голосе сообщает, что путь теперь на Донское, Ваганьковское, ну и… к Кремлевской стене. Он быстрее, чем мне бы хотелось, прощается с ней. Как будто опасается, что она попросит себя сопровождать.

Ну и в самом-самом финале сериала настоящая Фаина Раневская и настоящий Ростислав Плятт — в сцене прощания из спектакля «Дальше тишина».

Р. S. Вы спросите, а как же Мальчик? Был, был пес. Но, увы, мельком.