«Саша, вынеси мусор». Н. Ворожбит.
Молодой театр (Киев).
Режиссер Тамара Трунова.

Пьеса «Саша, вынеси мусор» впервые прозвучала на фестивале «Неделя актуальной пьесы» в ноябре 2014-го, а после, в течение трех лет, была поставлена в Москве (режиссер Виктор Рыжаков), Минске (режиссер Дмитрий Богославский ), Паневежисе (режиссер Станислав Моисеев). И только теперь на родине, в Киеве (режиссер Тамара Трунова). Более того, с момента премьеры «Саша…» уже успел побывать в числе номинантов на премию «Золотая Маска — 2017» и съездить на читку в рамках фестиваля «PEN World Voices: International Play Festival 2017» в Нью-Йорк.

В центре сцены огромный, похожий на основание глиняной печи, массивный стол зеленого цвета; по периметру, как в хатах, выложены плетеные тряпичные коврики. На задник, будто вместо иконы, выведено проектором огромное черно-белое фото членов семьи: Катя, Оксана, Саша. С третьим звонком этот дом погружается во тьму. Бесконечная черная дыра: будто сидишь в темноте с закрытыми глазами, открываешь — и снова темнота. Только вдали брезжит бледный огонек — мерцает проектор. Начинается кино: история жизни одной семьи, хотя, по сути, — жизни каждого присутствующего в зале.

Вместо фотографии на стену теперь проецируется видео: исполнение (с субтитрами) Марлен Дитрих песни Sag mir, wo die Blumen sind («Скажи мне, где цветы»), посвященной одной из войн ушедшего века. Где цветы?.. Рисованные тюльпаны, как конфетти, сыплются на монохромном видео, словно автор спектакля пытается внести в жизнь, которую сделала невыносимой Вторая мировая, хоть какие-то краски. Песня-эпиграф подводит зрителя к тому, что будет происходить далее: еще одна война. И снова темнота. На заднике появляется надпись «2012»: история этой семьи для зрителя берет начало в 2012-м — еще до военных действий.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Угловатая беременная Оксана (Анастасия Евтушенко), смертельно жаждущая селедки, ее мать Катя (Виктория Авдеенко), «волчьей песней» тихо пропевающая рецепты поминальных пирожков, и где-то в темноте затаившийся, как призрак отца Гамлета, Саша (Валерий Легин). Катя пеняет мужу на прошлое, жалуется на бедность, буднично корит за «дотла» съеденные конфеты, но все-таки ждет его дома. Такая себе бытовая беседа «муж-жена», только вот муж умерший: в один непрекрасный день Катя овдовела.

Потерявшие отца семейства женщины готовят поминальный обед. Никаких пирогов они, конечно, не пекут: вообще все бытовые действия в спектакле только произносятся, лишь изредка иллюстрируются жестом. Разговаривают все герои суржиком. Оксана периодически осторожно поглядывает на мать, будто та уже не первый месяц сходит с ума. Обе в черном и сливаются с темнотой: освещены только бледные изможденные лица. Словно расставляя акценты в музыкальной партитуре, время от времени списком произносит кто-то из героев названия известных всем с детства конфет: «Белочка», «Дарницкая», «Желейная», «Кара-Кум», «Рачки»… Они, как те цветы на видео, — будто попытка разбавить ужас войны.

Все до боли узнаваемо. В воспоминаниях двух героинь кроются истории каждого второго (если не каждого) украинца: потери родных во время столкновений на Майдане и дальнейших боевых действий (текст пьесы создавался как раз во время Евромайдана и несколько позже, когда уже начались военные действия на востоке Украины), — постановка, конечно, связана с ними напрямую. Война здесь — в каждом слове, звуке, жесте (что, например, совершенно отсутствует в белорусском «Саше…» — там сюжет о «двух с половиной» героях — скорее, сугубо личная трагедия), причем спектакль получился очень украинским: Оксана утирает слезы жовто-блакитними лентами, надевает на себя и мать браслеты национального окраса; в другой сцене обе женщины, как восставшие покойницы, в бледно-зеленом свете возникают из-за стола, словно две панночки, в национальных венках.

Хотя автор текста не пыталась углубляться в вопросы политические, режиссер ставит их чуть ли не во главу угла. Но само историческое событие интересно ей не вообще, а через призму конкретных воспоминаний, переживаний, ощущений — «звуков времени». Реквием, гул Майдана, клокотание догорающих покрышек, редкий стук колес, пулеметные очереди, треск старой кинопленки, всхлипы вдовы, шуршание фантиков от «Рачков», резко тормозящий автобус, захлопнутая в чувствах дверь, контральто Марлен Дитрих, «их с Сашей» песня (рок)… — все это звуки не только спектакля, но и того самого времени.

На экране, как круги на секундомере, «фиксируются» текущие своим чередом годы (2012, 2013, 2014). Вперемежку с изображениями предметов быта и фотокарточками Марлен Дитрих в темноту «вкрапляются» видеоколлажи-истории из жизни семейства: похоже на уютную, сделанную в технике скрапбукинга ретрооткрытку. Двадцать пятым кадром к воспоминаниям героев, как ложка дегтя, добавляются «картины дня сегодняшнего»: в коллаже мелькают фото «беркутов» со щитами — узнаваемый Евромайдан.

Спектакль Труновой условен. Условно (на грани с абсурдом) существование актеров: засунутая под кофту беременной Оксаны подушка с манекена из магазина для будущих мам; нарочитые замедленные па в бытовых ситуациях; существование на память физических действий. Несложные многофункциональные декорации (художник-постановщик Юлия Зауличная), такие как печь-стол и клумбы-могилы, и формальное, по сути, обозначение дат.

«Саша» — спектакль-короткометражка, внутри которого, помимо прочего, будто есть специально отведенное время для сугубо личных воспоминаний зрителя. В зале звонкая тишина, звонкая темнота и звонкое отчаяние. Война всегда заканчивается одинаково, везя за собой груз-200, однако спектакль заканчивается не этим, а, как и пьеса, — многоточием. На стене загорается лаконичное «2017». Что дальше?.. Ответа нет. Как остались без него и строки «эпиграфа» спектакля: «Где цветы?.. Где они остались?..» (…wo die Blumen sind? Wo sind sie geblieben?..).

Новый год, новые жертвы, новые вопросы. «Когда же они, наконец, поймут?..» (Wann wird man’s je versteh’n?). Многоточие.