Людям свойственно испытывать страх от увиденного ужаса и одновременно не верить в то, что это может произойти с ними. Кинематограф всегда знал об этом и с самого своего рождения демонстрировал публике устрашающие картины конца света, пугая и привлекая ее одновременно. Вспомнить хотя бы короткометражку Жоржа Мельеса «Извержение вулкана на Мартинике» (1902), в которой раскаленная лава пожирает город Сен-Пьер, или фильм Аугуста Блома с недвусмысленным названием «Конец мира» (1916), описывающий агонизирующее общество перед столкновением Земли с кометой. Перед зрителем представали либо уже свершившиеся события, специально воссозданные для фильма, либо предполагаемые — в фильмах-предостережениях, затрагивающих ближайшее будущее. Художественное преломление событий и в тех, и в других было связано, как правило, с сильными потрясениями, будь то война, мор или какой другой общественно-политический кризис. Так было и с экранными эпидемиями, которые, конечно, возникали не только как исключительно коммерческие сюжеты, но и как метафорические авторские высказывания. И каждый раз авторы всех этих фильмов, снимая истории о смертельной опасности, показывали, что кризис обязательно минует. А вот какой ценой — зависит только от нас. На сегодняшний день это как никогда актуально. Вынужденно разобщившись, мы можем оказаться не сильнее и не умнее природы, но гуманнее по отношению и к ней, и к самим себе. Если, конечно, этого захотим. Данная подборка «вирусных» фильмов нам всем в поддержку и помощь.

«Чума во Флоренции» (1919, Отто Рипперт)

Сценарий к фильму писал будущий гений киноэкспрессионизма Фриц Ланг, работавший тогда штатным сотрудником киностудии «Декла». Куртизанка Юлия приезжает во Флоренцию из Неаполя и повергает город в пучину разврата и кутежа, соблазняя своей красотой не только влиятельных жителей, но и монаха-отшельника. Положить конец этой вакханалии поднимается сама Чума.

В этой простой истории, созданной по мотивам «Маски красной смерти» Эдгара Алана По и «Эликсира Сатаны» Эрнста Теодора Амадея Гофмана, Лангу удалось соединить трагическое чувство безысходности с миром беспечности и карнавального веселья. Многие небезосновательно усматривают здесь влияние «Немецкого театра» Макса Рейнхардта, о котором не говорил тогда только ленивый. Театрального в этом фильме вообще много, начиная от будуарных сцен куртизанки Юлии, в роли которой снялась настоящая баронесса Маргарета фон Керска, и заканчивая бодро ходящей с поднятыми руками Чумой в исполнении Юлитты Брандт. Впрочем, это неудивительно: в фильме снимались артисты театра Рейнхардта, а воплощал этот амбициозный проект известный театральный и кинорежиссер Отто Рипперт, прославившийся до этого фильмом «Гомункулус» (1916).

Поражает другое. Несмотря на более чем столетнюю от нас дистанцию, «Чума во Флоренции» кажется неожиданно актуальной — страшная эпидемия в фильме существует исключительно как месть природы за излишнюю беспечность людей.

Для тех, кто не верит в возмездие.

«Доктор Эрроусмит» (1931, Джон Форд)

Многие ставили в укор Джону Форду, что он отошел от своей темы и снял нетипичный для себя фильм. Но если присмотреться внимательнее, то становится очевидно, что этот Вергилий Дикого Запада ничуть не изменил себе и рассказывает о пионере медицины докторе Эрроусмите, который так же, как и первопроходцы прерий, отодвигал границу чумы все дальше и дальше от людей. Связь эту Форд демонстрирует наглядно еще в прологе фильма, показывая бабушку будущего доктора управляющей повозкой первых переселенцев. Но фронтир здесь будет обозначен не ружьями и выстрелами, а вереницей повозок с мертвыми телами под ритуальные песнопения вуду где-то на Карибских островах, куда Эрроусмит отправится усмирять чуму, претворяя в жизнь слова его компаньона Густава Сонделиуса: «Нам больше не нужны солдаты в форме, нам нужны новые солдаты науки».

Здесь тоже будет все, как на передовой, и без жертв никак не обойтись, но урок своего отца — «В библиотеке доктора должны быть только три названия: „Анатомия“ Грея, Библия и Шекспир», — Эрроусмит усвоил очень хорошо. Знание, дух и человеколюбие — вот что отличает настоящего врача от записного шарлатана.

Для тех, кто не верит в настоящих ковбоев.

«Паника на улицах» (1950, Элиа Казан)

По сути, анекдотический сюжет о поимке преступников, предположительно зараженных легочной чумой, которая может перекинуться на весь город, усилиями Элиа Казана был превращен в надолго опередивший свое время нуар. В нем виртуозно соединились энергия преследования и бюрократическая волокита властей, не желающих бить тревогу.

Снятый в полудокументальной манере и наследующий немецкому экспрессионизму вместе с итальянским неореализмом, этот фильм обладает цепкой визуальной хваткой. Убийцы здесь показаны как верткие крысы, шмыгающие по темным углам реального Нового Орлеана, снятого не в павильоне, а прямо на улицах города. Спустя двадцать лет в подобном стиле будет работать практически весь Новый Голливуд, вплавляя выдуманных персонажей в сложную структуру реального мегаполиса и явив миру новый тип актера, который был рожден в недрах открытой когда-то Казаном «Актерской студии».

Именно в «Панике на улицах» режиссер впервые продемонстрировал новаторский для того времени стиль работы с исполнителями, разработанный на основе системы Станиславского. Как итог — критика говорила об «обостренном реализме и первоклассной актерской игре», а конкуренты из «Коламбии пикчерз» срочно запустили похожий проект под названием «Убийца, запугавший Нью-Йорк».

Для тех, кто не верит в серьезность происходящего.

«Седьмая печать» (1957, Ингмар Бергман)

На этот шедевр шведского гения Ингмара Бергмана вдохновила фреска Альбертуса Пиктора «Смерть, играющая в шахматы», написанная в 1480 году для церкви Тэбю.

Так родился сюжет, в котором рыцарь Антониус Блок в негромком, но выдающемся исполнении Макса фон Сюдова возвращается в свой замок из долгих крестовых походов по выкошенной чумой земле. Он встречает по дороге Смерть и предлагает ей сыграть в шахматы, поставив на кон свою жизнь. С этого момента начнется один из самых, пожалуй, мрачных роуд-муви в истории кино, где эпидемия чумы выступит не столько фоном печального путешествия, сколько метафорой фатума, близость которого заставит обнажить и пороки, и благородные порывы рыцаря и его спутников.

Для тех, кто просто не верит.

«Последний человек на Земле» (1964, Убальдо Рагона, Сидней Сэлкоу)

Это первая экранизация романа Ричарда Мэтисона «Я — легенда», повествующего о пандемии вампиризма, вызванного распространением неизвестного науке вируса, который оставил в живых только одного человека на Земле — доктора Роберта Нэвилла. У него к этому заболеванию иммунитет вследствие давнего укуса летучей мышью. Знакомая версия, не правда ли? Но в фильме Убальдо Рагоны и Сиднея Сэлкоу нет никаких зубов, крыльев и прочего антуража современных вампирских саг. Инфицированные на самом деле больше похожи на зомби, которые способны еле волочить ноги по земле, да и то только по ночам. Несмотря на такой фантастический сюжет, фильм снят в традициях, близких к нуару, и не пытается быть развлекательным шоу, каким, к примеру, стал плохой аттракцион 2007 года «Я — легенда», снятый по этому же роману, с Уиллом Смитом на спорткаре и в сопровождении собаки.

Версия 1964 года последовательно и не спеша рассказывает о непреодолимом и гнетущем одиночестве человека в мире, который когда-то был его домом, а теперь стал огромной зоной самоизоляции.

Для тех, кто не верит в самоизоляцию.

«Маска красной смерти» (1964, Роджер Корман)

Лента культового режиссера, короля фильмов категории «B», стоявшего у истоков независимого кино Америки и открывшего для мира, как минимум, Питера Фонду, Джека Николсона и Роберта де Ниро. Роджер Корман создает в этом фильме беспросветный готический колорит с местным тираном Просперо во главе. За ним в конечном итоге и придет выкосившая всю округу болезнь под названием «красная смерть». Иногда кажется, что Роджер Корман наследует в этом фильме французскому поэтическому реализму в лице Марселя Карне с его склонностью к романтизации действительности и любовью к средневековым сюжетам. Все это есть и в этом фильме.

Замок, окруженный со всех сторон лесом, разлученные влюбленные и обязательный бал-маскарад, где и случится развязка. Мрачнейший финал, стильное визуальное решение и завораживающая игра Винсента Прайса, показавшего себя в роли Просперо в качестве героя с отрицательным обаянием, сделали этот фильм культовым в киноманской среде и у музыкантов металлической направленности.

Для тех, кто любит погорячее.

«Карантин» (1968, Суламифь Цыбульник)

Киностудия имени Довженко, словно вспоминая заветы своего «крестного отца», иногда создавала фильмы, отмеченные наличием особенного поэтического начала со сложной рифмой и ритмически непростым повествованием. Вспомнить хотя бы «Тени забытых предков» Сергея Параджанова, «Полеты во сне и наяву» Романа Балаяна, альманах «Начало неведомого века», а то и вовсе «Радугу» Марка Донского — фильма, по мнению некоторых критиков, повлиявшего на весь итальянский неореализм. «Карантин» в этом ряду не исключение, хотя и не шедевр первого ряда. Тем не менее, история утечки смертельного вируса в научной лаборатории, вследствие которой пятеро сотрудников остаются закрытыми на карантин, неожиданно вырастает в нем до глобальной темы беспокойства о будущем всего человечества.

Суламифь Цыбульник практически сделала невозможное — привила производственной драме поэтический реализм под песню Владимира Высоцкого «Давно смолкли залпы орудий». Замедленный ритм, смещенная композиция, эмоциональный стоп-кадр и практически постоянно идущий дождь. Во всем этом видно определенное влияние Антониони, Годара, Трюффо.

Для тех, кто не верит в карантин.

«Смерть в Венеции» (1971, Лукино Висконти)

В шедевре Лукино Висконти соединились новелла Томаса Манна, биография Густава Малера и собственные взгляды отца неореализма, «красного графа» и «леопарда» итальянского кино, предок которого дружил с Данте и был упомянут в «Божественной комедии», а фамильный дворец расписывал сам Джотто.

Его неизменная тоска по утраченному миру вместе с поисками абсолютной и недостижимой красоты, перед которой он был беспомощен, становятся характерными чертами и главного героя этого величественного и в то же время печального полотна о крахе последних надежд, связанных с миром искусства.

Перед нами подробная история болезни и смерти автора, какой предсказал ее Ролан Барт за четыре года до выхода картины в свет в своем знаменитом эссе. Переживающий глубокий внутренний кризис композитор Густав фон Ашенбах в виртуозном аристократическом исполнении Дирка Богарда приезжает в Венецию накануне эпидемии холеры, которую, конечно же, надо понимать как прогрессирующий разлад с миром самого героя. Там он встретит прекрасного ангела смерти, мальчика-поляка Тадзио, который проведет его по узким, путаным улицам умирающей души, воплотив в себе всю утраченную красоту этого мира.

Для тех, кто не верит в искусство.

«Штамм Андромеда» (1971, Роберт Уайз)

Фильм, созданный по роману Майкла Крайтона — авторитетного специалиста по технотриллерам, написавшего «Парк Юрского периода» и новейший сериал «Мир Дикого Запада».

«Штамм Андромеды» — его первый роман, в котором речь идет об инопланетной угрозе: в результате падения исследовательского спутника неподалеку от американского городка, затерянного в пустыне, смертельный вирус внеземного происхождения вырывается на свободу. Задача команды, собранной из ведущих ученых, найти способ обезвредить угрозу заражения. В фильме практически нет ничего, кроме военной подземной исследовательской станции и кропотливого изучения инопланетной заразы. Захваты, щипцы, центрифуги, осциллограммы, протокомпьютеры и человеческие отношения — против опасной инфекции из космоса. Но оторваться от просмотра этого «лабораторного» кино крайне сложно. Фильм превосходно работает со страхами своего времени — ядерной угрозой и освоением космоса — и является прорывным для начала 70-х как в спецэффектах, так и в качестве самой темы, особенно если учесть, что Джордж Лукас, совершивший очередной фантастический прорыв в 1979 году своей сагой «Звездные войны», в это время только учился правильно держать камеру и снимать странное футуристическое кино.

Для тех, кто ждет пришествия инопланетян.

«Перевал Кассандры» (1976, Джордж Пан Косматос)

История с зараженным чумой поездом, которого впереди ждет неминуемое крушение, — прекрасный способ описать весь мир, который пребывает в затяжном политическом и экономическом кризисе. При этом еще и упакованный в обертку блокбастера с блестящим звездным составом. Только посмотрите на эти имена: Ричард Харрис, Софи Лорен, Ава Гарднер, Мартин Шин, Ли Страсберг. Всем этим «священным чудовищам» грозит смертельная опасность от дыхания шведского террориста, умудрившегося при нападении на офис Всемирной организации здоровья разбить склянку с вирусом.

Даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять — это путешествие точно не будет скучным. Тем более что руководит операцией по предотвращению заражения всей Европы Берт Ланкастер в роли генерала МакКензи. Взрывы, перестрелки, погони и в то же время любовные интриги, выяснение отношений и песня Дэйва Джордана «I’m still on my way», исполненная в типичной лирической размеренной манере повзрослевших хиппи. Одним словом, такого динамичного протекания болезни еще поискать.

Для тех, кто решил ехать до конца.

«Год чумы» (1979, Фелипе Касальс)

Один из реформаторов мексиканского кино Фелипе Касальс, составивший в 1969 году вместе с тремя другими режиссерами группу «Независимое кино Мексики» (впоследствии в нее вступит и сюрреалист Алехандро Ходоровски), снял откровенно критикующее власть политическое кино по сценарию Габриэля Гарсиа Маркеса и Хуано Артуро Бреннана. Они перенесли чуму 1665 года, описанную в книге Даниэля Дефо «Дневник чумного года», из Лондона в современную Мексику.

По сюжету, двое врачей, пытаясь предупредить эпидемию, сообщают властям об обнаружении чумы, но правительство под предлогом сдерживания паники населения решительно замалчивает эту проблему. А через некоторое время по ночным улицам затаившегося города желтые грузовики, похожие на чумные телеги, собирающие по городу умерших, начинают свозить в общий котлован многочисленных жертв смертельного вируса. Метафора здесь слишком прозрачна — лицемерие властей, скрывающих правду от народа. Но подана она в той эстетике жестокости, что присуща как средство художественного воздействия и кинематографическому стилю Касальса, и репортажному письму Маркеса. Одним словом, «революционное кино» от основателей жанра, которое в 1980 году Мексиканская киноакадемия наградила золотыми и серебряными «Ариэлями» в трех главных номинациях: «лучший сценарий», «лучший режиссер» и «лучший фильм».

Для тех, кто перестал верить политикам.

«Маленькие трагедии / Пир во время чумы» (1979, Михаил Швейцер)

Как известно, «Маленькие трагедии» Пушкин писал в Болдинскую осень, вынужденно сидя в своем имении на холерном карантине. И далеко не случайно этот цикл заканчивается у него грандиозным по замыслу и мрачным по атмосфере «Пиром во время чумы», который был заимствован из трагедии Вильсона «Город чумы». Таким и изобразил его Михаил Швейцер в своем бессмертном фильме, окрашенном в романтические багровые тона, с Александром Трофимовым в роли председателя Вальсингама и Ларисой Удовиченко в роли Луизы, которые вместе с другими участниками этого безумного собрания оказываются способны противостоять неизбежному финалу своей неистребимой жаждой жизни. Вопреки всему. Даже смерти, которая чумной телегой проезжает мимо уличного пиршества, устроенного не покоренными страхом.

Сквозь сжимающую сердце горечь от многочисленных утрат и пьяный восторг от продолжающейся жизни на фоне чумных костров лишь двое пройдут по этой самоубийственной грани и встретят новый рассвет. Одна из лучших экранизаций Пушкина.

Для тех, кто не боится выходить из дома.

«Эпидемия» (1987, Ларс фон Триер)

Как всегда, у Триера все начинается издалека: компьютерный вирус уничтожает записанный на дискету сценарий, и у двух друзей есть пять дней до встречи с продюсером, чтобы сочинить новый — о молодом враче, который самоотверженно отправляется в регион, охваченный чумой, не подозревая, что он сам источник болезни.

В этом фильме нет конкретной истории, он скорее об опасности самой природы творчества, которая, подобно эпидемии, проникает в любые отдаленные области сознания. А еще это редкий пример постмодернистского хоррора о творческом карантине, в течение которого двое друзей пишут сценарий фильма, в прямом смысле слова заряженного чумным вирусом искусства, крайне опасного для любого, кто в него проникнет. Финал тому лишнее подтверждение. Так вымысел становится реальностью, способной навсегда изменить мир. Кажется, наше время это только лишний раз подтверждает.

Для тех, кто не верит в силу слова.

«Эпидемия» (1995, Вольфганг Петерсен)

Фильм авторитетного специалиста по блокбастерам Вольфганга Петерсена в остросюжетно-игровой форме наглядно демонстрирует механизм появления новых вирусов и их распространения по планете. В этом смысле его можно рассматривать как более зрелищную и увлекательную альтернативу герметичному и рациональному «Заражению» Стивена Содерберга.

Схема проста и до боли напоминает одну из версий сегодняшней пандемии. Редкая в природе обезьянка капуцин попадает на корабль, идущий из Африки в Америку, и оказывается там на свободе, успев укусить одну из жертв. На сей раз спасать человечество в одном из калифорнийских городов суждено звезде Нового Голливуда Дастину Хоффману в роли врача-эпидемиолога и его команде, наглядно доказывающим, что войны выигрывают не на поле брани, а в лабораториях. Хотя стрельбы в фильме предостаточно. Одна только воздушная погоня на вертолетах чего стоит.

Эталонный фильм-катастрофа, в котором есть ювелирное сочетание триллера, детектива, мелодрамы и экшена.

Для тех, кто еще верит в аналоговых героев.

«Дыра» (1998, Цай Минлян)

Самый неординарный фильм про самоизоляцию. За окном идет дождь. По радио постоянно звучит сообщение об эпидемии необычного вируса и закрытии на карантин большей части Тайбэя, в центре которого, в квартирах друг над другом, живут парень и девушка. Неожиданно сантехник, пришедший чинить трубу, делает в полу верхней квартиры дыру, через которую двое молодых людей начинают свое долгое и молчаливое общение. Больше похожая на психоделический сон о боге со вставными музыкальными номерами, снятыми в антураже какой-нибудь типичной пятиэтажки 90-х, «Дыра» на самом деле говорит о серьезной проблеме окончательного отчуждения, той самой некоммуникабельности, о которой так ярко в свое время высказался Антониони. Цай Минлян идет дальше и снимает мелодраму времен постапокалипсиса с библейским непрекращающимся ливнем и отсутствием инструмента для молитвы, кроме непритязательных попсовых песенок.

События, происходящие в фильме накануне миллениума, закольцовывают человеческую историю, показанную как жизнь в удручающих коммунальных условиях на фоне катастрофически растущей кучи бумажных салфеток (привет любителям скупать туалетную бумагу!). И этот метафорический конец цивилизации сопряжен в «Дыре» только с одним событием — внезапным вознесением на этаж выше.

Для тех, кто не верит в одиночество.

«Инферно» (2016, Рон Ховард)

Пример насыщенного и бессмысленного квеста на культурологическую тему, отсылающего к пергаменту «Карта Ада» Сандро Боттичелли в качестве иллюстрации к первой части «Божественной комедии» Данте с ее девятью кругами ада, в которых зашифрован ключ от деактивации смертельного для человечества вируса. На передовой — Том Хэнкс в роли специалиста по религиозной символике и истории искусств профессора Роберта Лэнгдона со своей привлекательной спутницей в исполнении Фелисити Джонс.

Особенность этого терапевтического кино в том, что оно не предназначено для интеллектуальных штудий, оно как раз для полного отключения мозгов с поеданием попкорна. По сути, «Инферно» — это большой и иногда даже увлекательный туристический путеводитель по Флоренции, Венеции и Стамбулу, главное достоинство которого в стремительности происходящих событий: у вас просто не останется времени разбираться в логических неувязках и абсурдных поведенческих мотивах.

Идеальный фильм на выходные или чтобы разгрузить голову от окаянных дум.

Для тех, кто устал от плохих новостей.

«Поезд в Пусан» (2016, Ён Сан-хо)

Этот южнокорейский зомби-хоррор неожиданно триумфально пронесся по всему миру со скоростью того самого скоростного поезда, в котором происходит его действие, и сорвал самый большой куш у себя на родине. В нем рассказывается о массовом безумии во время поражения страны неизвестным вирусом, стремительно превращающим людей в агрессивных зомби. В этом видится прямая социальная метафора, понятная сегодня во всем мире. Но хитрость заключается в том, что, в отличие от многочисленных и часто бессмысленных картин о зомби-апокалипсисе, в «Поезде в Пусан» сделан упор не на нечисть, а на людей.

Так, меняя оптику на противоположную, режиссер Ён Сан-хо кардинально сменил и приоритеты всего последнего столетия, подкладывая в их основание все тот же шекспировский гуманизм. В этом поезде уже недостаточно выжить, здесь нужно постараться остаться человеком. Потому что важно не насколько зомби страшные и кровожадные, а насколько ты сам готов не поддаться этой всепоглощающей массовой истерии и чем готов жертвовать ради свободы остаться собой.

Добро пожаловать в Зомбиленд!