«История Нарспи». А. Асламас.
Чувашский государственный театр оперы и балета.
Хореограф Данил Салимбаев, художник Валентин Федоров, дирижер Никита Удочкин.

Жила-была девушка в тихом благостном селе (художник Валентин Федоров подвесил над сценой маленькие домики, в них тепло светятся окошки). Звали ее Нарспи. Была влюблена в небогатого своего сверстника, которого звали Сетнер. Но папа девушки решил выдать ее за богатого мужика много старше. Влюбленные пытались бежать, но их поймали, парня избили, а девушку таки выдали замуж. Не вынесла она жестокого нрава мужа, отравила его грибами, сбежала к любимому. Дружина покойного нагрянула в ее село, убила Сетнера, Нарспи же покончила с собой. Это сюжет одного из главных произведений чувашской литературы — написанной 115 лет назад поэмы Константина Иванова, что была названа по имени главной героини.

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Денисов.

Поэма эта в Чувашии известна всем и каждому — она входит в обязательную школьную программу, в театре эту историю впервые сыграли в 1922 году, после чего шесть раз ставили заново. Есть опера Григория Хирбю на соответствующий сюжет (1967 года), есть мюзикл Николая Казакова (2008), есть музыкальный фильм (созданный на основе мюзикла). Теперь появился и балет: несколько лет назад в архиве Национальной библиотеки Чувашии обнаружили партитуру местного классика Анисима Асламаса (1924–2000), и было решено рассказать историю Нарспи и в танце. Музыкального материала для полномасштабного двухактного спектакля оказалось маловато — и дописать необходимую музыку попросили петербургского композитора Светлану Нестерову. Премьеру посвятили замечательной балерине Надежде Павловой — уроженка Чебоксар, ставшая звездой всесоюзного масштаба, в середине мая отпразднует очередной день рождения.

Худрук Чувашского балета Данил Салимбаев смягчил историю, решив обойтись без неприятных подробностей — в частности, без демонстрации на сцене отравления грибами. И потому, что не хотел превращать балет в ужастик, и потому, что именно эта история в Чувашии точно не нуждается в подробностях — абсолютно любой зритель помнит, что там и в каком порядке происходило. Это дало хореографу свободу в не-пересказывании деталей сюжета — и в спектакле торжествует поэзия танца, а не уголовная хроника.

Д. Ведерников (Сетнер), А. Серегина (Нарспи).
Фото — Алексей Денисов.

Герои балета живут в вечном присутствии потусторонних сил: Пастушок (Ульяна Альпидовская) и Шаман (Дмитрий Абрамов) не то чтобы воплощения Добра и Зла, они скорее невмешивающиеся наблюдатели. Трогательный подросток с дудочкой и тяжело шагающий мрачный знахарь не участвуют в событиях, они просто время от времени проходят по сцене, напоминая, что вот этим — несправедливым и жестоким — миром вселенная не ограничена. Поначалу кажется, что сцена заведомо принадлежит музыке пастушка — беспечный девичий хоровод говорит о доверии к миру, а адажио Нарспи (Анна Серегина) и Сетнера (Дмитрий Ведерников), выстроенное в традициях советского классического балета второй половины ХХ века, полно ясной лирики, в которой каждое движение плавно и надежно одновременно. Но идиллия рушится, как только родители сообщают девушке о будущей свадьбе с богачом: вихревые вращения, отчаянные прыжки — в хореографии четко прорисована картина душевного смятения Нарспи. И, наконец, в светлый и бывший когда-то надежным мир вторгается темнота — черная дружина сватающегося Тохтамана (Алексей Рюмин).

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Денисов.

Тохтаман — лошадник, и его люди — с короткими хлыстами, что бьют по полу, а кажется — по людям. Танец этой дружины полон агрессии, он движется вперед, захватывает сцену и в какой-то момент прямо заставляет зрительный зал вжаться в кресла — вдруг эта команда сейчас перелетит оркестровую яму? Всего-то восемь человек мужского кордебалета, а занята вся немаленькая площадка — все, они уже здесь хозяева. Пытавшихся сбежать влюбленных растаскивают в разные стороны, волокут как тряпье по полу — быстро, жестко, без сопротивления. И в следующей сцене — Нарспи идет с Тохтаманом под венец под звук церковных колоколов. Под фатой голова опущена, спина сгорблена — вся фигурка полна такого горя, что никакая «игра лицом» не нужна, все рассказывает пластика.

Второй акт начинается со сцены поразительной красоты — являются девушки-ивы. В чувашской мифологии ива — дерево волшебной силы, которому безразличны добро или зло, оно реагирует только на силу эмоций и хорошо их запоминает, потому, например, с его помощью колдуют, чтобы приворожить мужчину. Салимбаев строит выступление женского кордебалета на струящихся линиях, перетекающих па, непрестанном и слегка пугающем волнении. То, что называется женской силой, пробуждается на горе злодеям-мужчинам — а вот и подходящий негодяй нарисовался.

А. Рюмин (Тохтаман), А. Серегина (Нарспи).
Фото — Алексей Денисов.

Тохтаман на следующий же день после свадьбы решает со всей дури «поучить» свою молодую жену — и вот тут режиссер-реалист припас бы миску с грибами. Хореограф же просто предоставляет ивам возможность плотно окружить Тохтамана, а когда девушки расходятся — молодожена уже нигде нет. Балетоману сцена чисто теоретически напомнит сцену из второго акта «Жизели» — но построена она принципиально иначе: в старинном балете Ганса в болото загоняет активное движение, бурное проявление магических сил; здесь — иной темперамент и тихая непреклонность вместо ярости — растворили нехорошего человека, и ладно.

Все последующие события — побег Нарспи в дом возлюбленного, счастливое воссоединение, приход людей Тохтамана — показаны очень кратко, самоубийства и вовсе нет. Просто ясно, что следующая встреча героев происходит уже за пределами Земли, о том говорят и музыка, и умиротворенный свет. Впереди у них — вечность, ну а хореограф решает не затягивать спектакль. От которого в памяти останутся прежде всего нежнейший дуэт первого акта, мрачное и впечатляющее войско Тохтамана и — главное — текучий, опасный, завораживающий кордебалет ив.

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Денисов.

Эй, злодеи, не надо обижать женщин — мимоходом напоминает он. Никогда не знаешь, с каким деревцем рядом окажешься.