Х.-С. Синистерра «Любовь после жизни» («Ay, Carmela!»)
Молодежный театр на Фонтанке
Режиссер Магуи Мира (Испания), художники-постановщики Магуи Мира, Ольга Морозова
В 1990 году знаменитый испанский режиссер Карлос Саура снял фильм «Ах, Кармела!», получивший 13 премий «Гойя» в различных номинациях. Если попробовать кратко передать смысл его высказывания, в конце концов упрешься в элементарную формулу: «действие происходит во время гражданской войны». И этого достаточно, чтобы все остальные вопросы (к примеру: «на что готов человек, чтобы выжить?», «какова судьба художника в стране, где набирает силу фашизм?» и пр.) казались лишь частностями. Магуи Мира на глобальность не претендует: ее камерный спектакль, премьерой которого открыла сезон Малая (кто-то по привычке говорит «старая») сцена Молодежного театра, исследует всего одну, но очень конкретную проблему. «Мы, актеры, в политику не лезем!..» — звучит со сцены, и зрители, рассчитывавшие посмотреть «про любовь» — а чего еще можно ждать от спектакля с таким названием?! — как-то ежатся, чуть не вздрагивают, а потом следят за происходящим непривычно тихими и серьезными глазами. По сюжету, героиню-актрису расстреляют прямо во время выступления… но дело не в этом, и даже не в том, что вульгарное «С кем вы, мастера культуры?», увы, становится все актуальнее. Неожиданно другое: в театре, который давно считается уютной обителью некоего коллективного Утешителя, театрального Луки (не так давно моя юная коллега вообще предлагала театру задуматься о смене названия, дабы не вводить прогрессивно мыслящую молодежь в заблуждение), ведут-таки разговор о гражданской позиции/ее отсутствии, конформизме, и (бывает же!) совести тех, кто сам называет себя комедиантами. Возможно, разговор этот сбивчив, немного сентиментален; то строг, то срывается в крик и рыдания, но ни минуты не скучен и бесспорно искренен.
Напомню: это второй опыт совместной работы М. Мира с труппой Молодежки. Первым была, на мой взгляд очень обаятельная «Зимняя сказка» (2009), и уже ясно — режиссерская манера постановщицы не агрессивна, «внедрение» не будет разрушительно для театра.
Александр Черкашин (Паулино), Регина Щукина (Кармела).
Фото — Юлия Кудряшова
…резкие звуки взрывов и выстрелов. Черная сцена обнажена до предела, с нее будто содрали кожу. Человек в мешковатых брюках и сером пиджачке, отдаленно напоминающий киногероев Дастина Хоффмана, суетится, мечется, пытается спрятаться под опрокинутым стулом в надежде спастись. Потом, как потерянный, бродит между разбросанными полукругом предметами: тазик, листы бумаги на полу, граммофон, столик… и вдруг, резко швырнув об стенку трехцветное полотнище (желтый-красный-фиолетовый), горько плачет… Граммофон не заводится, и Паулино (Александр Черкашин) негромко запевает сам: «Ах, Кармела!..». Песня-символ, песня-знамя. 1938 год, гражданская война, республиканцы- фашисты. Жестокая реальность, требующая самоопределения от всех и каждого. Сегодня городок Бельчите, где происходит действие — лишь руины, музей под открытым небом Испании, печальное напоминание о трагических событиях прошлого века в Европе. Для драматурга Хосе Санчеса Синистерры (к слову, знакомого петербуржцам по спектаклю М. Бычкова «Театр химер» в Театре на Литейном) — это город-призрак (в пьесу вплетен элемент мистики) и одновременно точка отсчета, предлагаемое обстоятельство места и времени.
Однако при всей конкретике исторических реалий, необходимой автору для того, чтобы персонажи оказались в ситуации драматического выбора, природа пьесы условна, жанр неоднороден, композиция достаточно сложна. Сюжетное течение прерывается «флешбэками» из прошлого. Здесь и сейчас Паулино, ныне — уборщик, а раньше актер маленького бродячего варьете, беседует с привидением — но действительно ли перед ним бывшая партнерша и возлюбленная Кармела (Регина Щукина), казненная за отказ играть издевательский скетч перед пленными-смертниками? Или это лишь бред воспаленной совести, навязчивое воспоминание потерпевшего крах конформиста (а может, просто человека, поддавшегося «интеллигентской слабости» и всю жизнь терзаемого чувством вины…)?
Прием ретроспекции дает возможность исполнителям «переключаться», и в камерном спектакле на двоих мы видим, по сути, четырех персонажей. Особенно интересно наблюдать за тем, как «переключается» актриса. Сыграть мертвую — цель практически недостижимая (во всяком случае, по Станиславскому), и если в первом акте Р. Щукина чуть более стеснена в выразительных средствах: внимательно и чуточку удивленно, как в первый раз, рассматривает самые простые предметы, медленно двигается, словно не чувствуя собственного тела, искусственно улыбается, поправляя искусственную прическу «волной», а-ля
Александр Черкашин (Паулино), Регина Щукина (Кармела).
Фото — Юлия Кудряшова
Кульминационная сцена — выступление труппы варьете перед нацистами (роль которых исполняет зрительный зал Молодежного) — решена стильно и сдержанно. Прием «театр в театре» — прямоугольник света на полу, в тени у задника «костюмерная»: столик, вешалка, старые афиши. Череда эстрадных номеров (очень смешных!) — будто ступени к трагической развязке, а свист по трансляции — как звук потусторонних сил, от которого нервно вздрагивают герои. Любовь играется именно здесь — любовь-партнерство, любовь-творчество… слегка в опереточном стиле, но после представления все выходит на новый философский виток.
Так что же с гражданской позицией?.. Финальная мизансцена красноречивее любых слов: Паулино с остервенением драит пол, будто пытаясь стереть, как ластиком, из своей памяти то, что случилось много лет назад.
Не получается.
Комментарии (0)