«Мойры Богудонии». К. Федоров.
Таганрогский камерный театр (ТаКТ).
Режиссер Нонна Малыгина, сценограф Константин Илюхин.
Яркий круг на заднике: это и окно в мир, и волшебный экран, по которому проплывают знаковые места города. Они составляют обычный экскурсионный маршрут: от паровоза, который стоит на привокзальной площади как символ победы восставших ополченцев над юнкерами-белогвардейцами в январе 1918 года, до памятника Петру Первому. Будут на маршруте и скульптурные портреты Александра I, Чехова, Раневской… А вот и торговые вывески. Заканчивается этот «информационный портал» надписью «Бог и я», потом «и» деликатно отодвигается, пропустив несколько букв, и возникает имя: Богудония (на сцене она обозначена снастями, сетями, бочкой, досками…).

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Плишенко.
Бога тут никакого нет, но есть богини судьбы — мойры — с четким распределением служебных обязанностей: кому нити прясть, кому жизненный срок продлевать, кому ниточку обрезать. О мойрах речь еще впереди, а обрисовать Богудонию следует безотлагательно.
Дело было еще в позапрошлом веке. Отставной поручик Александр Богудон обнаруживает в себе предпринимательскую жилку и с двумя рыбопромышленниками ставит завод по переработке рыбы в козырном месте — у моря. Скоренько тут и поселок возникает, к позднему времени обидно захиревший, лачугами смахивающий на фавелу, но с лица земли не стертый, манящий. Сегодня вас встречают проулочки, в которых разве что на самокате можно протиснуться, скользкие в непогоду камни и рискованные спуски к морю. И старые халабуды сохранились, но кое-кто этот экзотичный приморский закуток покидать никак не хочет: здесь дышится вольно, азовская волна перед глазами качается. Уже и добротные каменные дома строятся. Отчаянные смельчаки с отличной координацией движений рыбачить сюда приезжают. Ну разве это не идеальное место для загадочных происшествий со смертью и воскрешением, с ДТП, которое должно было закончиться неизбежным летальным исходом, а у водителя — ни царапины?
Начинается история, рождающая напряженное ожидание событий, и их почему-то невозможно поименовать. Все здесь зыбко и странно, и вовсе не предугадать, что случится в следующую минуту. А случается столкновение двух космосов: одного, где по сей день обретаются греческие боги, и другого, привычного и понятного, да, оказывается, не очень…

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Плишенко.
Пора сказать, что мы в Таганроге. И хотя Константин Федоров написал пьесу «Мойры Петроградского района» совсем о других географических широтах и вдобавок для кукольного театра («ПТЖ» писал о спектакле Александры Ловянниковой в Московском областном театре кукол), парафраз этого сочинения играется в южном драматическом театре по имени ТаКТ.
Драматург и актриса Екатерина Андрейчук (с согласия автора!) перенесла действие поближе к адресу театра. Вместо 50-летней Белки того же возраста Рыба запутывает нити — их прочерчивают разноцветные лазерные лучи. Куклы же тут в своем праве. Трех безответственных мойр представляют Людмила и Константин Илюхины, Екатерина Андрейчук, остальных персонажей — планшетные куклы. Актеры — в черных балахонах с капюшонами, которые они редко откидывают, потому что не только играют сестер-богинь, но и оживляют кукольных персонажей: фольклорного старичка в ушанке — Сергея Аркадьевича, бизнесмена-пофигиста Вадима Юрьевича, франтиху Леру на высоких каблучках, печального вундеркинда Вову, злодея Парикмахера, малолетних насмешников из детдома и собачку — зовут ее, естественно, Каштанка.
На создание этих фигур, абсолютно соразмерных пространству камерной сцены, потрачены проволочки, веревочки и, конечно, нити, причем проволочные лица и руки вырезаны «в эскизной манере»: сквозь них можно увидеть детали скромного декора прибрежной полосы.

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Плишенко.
Характеры кукольных персон детально проработаны: и поведенчески, и голосово. Строго говоря, богини, которых играют артисты, — не люди, а сплетенные из ниток существа, вполне человеческие, включая «категорически беспородную» собачку. И весь спектакль проникнут нежнейшей приязнью к ним, в том числе и не к самым лучшим представителям рода людского, снисходительностью к их слабостям, капризам и прочим недоделкам. И непримиримостью к злу, воплощением которого становится Парикмахер с глазами-фарами, горящими безумным красным огнем. Он нашел ножницы, оброненные одной из богинь, понял, что за инструмент оказался в его руках, и решил перекроить мир по своему людоедскому разумению. А в суровой деятельности мойр, напротив, все съехало с основ, они «инфицировались человечностью», нарушив строгие инструкции, и перестали обрезать земным существам нити жизни. Удлинили век неблагодарной прожорливой Рыбе, спасли бизнесмена от неминуемой гибели, а жертве Парикмахера Каштанке нить соединили. Правда, стала она короче — но это все же лучше, чем уйти в мир иной. Короче говоря, в Богудонии перестали умирать.
Стремительная смена событий на сцене размывает начальное ощущение неустойчивости бытия. Персоны, которые вряд ли когда-нибудь могли пересечься, оказываются знакомцами и довольно быстро находят общий язык. Бизнесмен Вадим, склонный к экстравагантным поступкам, вышвыривает кейс с деловыми бумагами, а любознательный Вова их подбирает и находит ошибку в расчетах. Ну конечно, им есть о чем поговорить. Не только о бумагах. Их вторая встреча происходит у решетки детского дома. К концу разговора решетка складывается, создавая некое подобие ковра-самолета, на котором оба медленно поднимаются и, умолкнув, зависают. А тут некстати оказываются рядом Вадим с Лерой, и в их очередной перепалке Вова слышит, что Лера рожать детей не хочет, потому что «они шумные». Ковер-самолет резко приземляется. Какие уж тут выси?

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Плишенко.
И все же мистическая сказка, не лишенная иронии, делает явный крен в сторону благополучной развязки. Изживая свое легкомыслие, Вадим с Лерой решают усыновить Вову, эту удивительную «энциклопедию с ножками». И сами мойры, уволенные за превышение своих полномочий, вовсе не огорчены, а рады близкой пенсионной беспечности. И только представитель племени младого, незнакомого — мальчик индиго — озабочен глобальной проблемой: как бы так сделать, чтобы все были счастливы. Исключительно на Вову у нас вся надежда.
Вместе с Вадимом, Лерой и Каштанкой он располагается на крестовине из досок, которая начинает карусельное кружение. Все тихи и недвижны. То ли вглядываются в лицо судьбы, то ли прислушиваются к звукам жизни. И зрителям дается немалая пауза на ловлю этих впечатлений…
Комментарии (0)