«Человек из Подольска Сережа очень тупой».
Театр «Практика» на Втором фестивале театра «Мастерская» «Школа. Студия. Мастерская».
Режиссер Марина Брусникина, художник Савва Савельев.

За последний год пьесы Дмитрия Данилова «Человек из Подольска» и «Сережа очень тупой» поставили уже в паре десятков театров — столичных и региональных. Только в Петербурге в течение двух ноябрьских недель прошли премьеры «Человека» в Театре «На Литейном» и «Приюте комедианта». В театре «Практика» пока пошли дальше всех: в одном спектакле режиссер Марина Брусникина объединила оба текста. В течение вечера их играют одновременно, дважды, но на разных сценах: часть зрителей смотрит «Сережу», часть — «Человека». В антракте публика меняется местами.

До начала первого акта к бродящим по фойе зрителям подходят молодые люди в серых робах и вежливо интересуются, можно ли задать несколько вопросов. Зрители с энтузиазмом откликаются, особенно когда узнают в опрашивающих восходящих театральных и кинозвезд Василия Буткевича и Петра Скворцова. Шаблонные формулировки «сколько вам полных лет?», «замужем/женат?», «есть ли дети?» и т. п. перемежаются неожиданными — «вы хороший человек?» (интересно, хоть кто-то ответил «нет»?), «какого цвета стены в вашей парадной?», «знаете ли вы группу Einstürzende Neubauten?», «любите ли вы Родину?» и т. п. Спрашивают, конечно же, неспроста: статистические итоги можно будет увидеть на плазменных экранах после финала.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В «Сереже» череду выходящих за рамки стандартного понимания ситуаций запускает, казалось бы, банальная реплика «мы будем у вас в течение часа». Ее произносит один из курьеров, звонящих по телефону с предупреждением, что герою скоро доставят посылку. Сережа (Алексей Любимов) безуспешно пытается узнать, что за посылка такая и от кого, но все-таки соглашается: пусть-де приходят и приносят. Спустя мгновение на пороге возникают три бодрых молодца (Василий Буткевич, Гладстон Махиб, Михаил Плутахин) в хорошо узнаваемых желтых жилетах и с такого же цвета термосумками. В однокомнатной Сережиной квартире, где стены покрыты белой кафельной плиткой, отчего пространство напоминает врачебный кабинет или научную лабораторию из фантастического фильма, начинает твориться из ряда вон выходящее. Сначала курьеры объясняют, что сказанную ранее фразу про час следует понимать буквально — сказали час, значит, столько тут и останутся. А могло быть и два, и пять, и даже сутки. Но время необходимо как-то провести, и нежданные гости сначала представляются: всех зовут Николаями, все родом из Грязей, все учились в одной Академии, куда, разумеется, непросто поступить и откуда прямой путь только в эту таинственную курьерскую службу. После знакомства принимаются рассказывать про предыдущих клиентов: один пытался повеситься, неудачно, но они ему помогли завершить начатое; другой скончался во время приема заказа, и пришлось похоронить его под деревом в углу двора; третьего прооперировали прямо у него дома, без наркоза. В финале каждой истории курьеры зажигают принесенные с собой кресты, устанавливая их на цветочные горшки или вешая на крюк над Сережиной кроватью. Далее следует игра в города, причем принимаются необычные названия, а по ходу на дверь холодильника лепят магниты, из которых позже складывают иконический лик. Кульминация пребывания — инфернальное исполнение якобы казачьей песни. Нацепив резиновые конские морды, трио поет о том, что все негодное следует вырубить (сухую яблоню), бросить в темной чаще (собаку), утопить (слепую жену) и повеситься самому, прежде прокляв Родину великую, уже полвека без войны живущую. Нелепость, абракадабра происходящего подкрепляются филологической игрой, временами вероятно слишком прямолинейной, но что важнее — действенной. Выдернутый из своего упорядоченного состояния, Сережа развоплощается, но заново воплотиться попросту некуда, и потому после ухода уже ставшего почти родным трио посланников (все же от кого?!) он возвращается к прежнему рутинному существованию — на пару с деспотичной женой Машей (Анастасия Великородная) они утыкаются в смартфоны, лишь изредка перекидываясь короткими репликами.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

«Человек из Подольска», который я смотрела вторым по порядку, выглядит логическим продолжением «Сережи» и развитием его фабулы и мотивов, хотя написана пьеса была годом раньше. Полицейский участок, куда доставляют редактора районной газетенки Фролова Николая Степановича (Петр Скворцов), проживающего в Подольске, напоминает усовершенствованную пыточную родом из антиутопии. Та же слепящая кафельная белизна стен, посреди кабинета прозрачная бокс-камера, внутри которой все действие просидит Сережа — Человек из Мытищ (Юрий Межевич), ее обвивает помост, достаточно широкий для того, чтобы и на небольшом велосипеде можно было лихо проехать. Парадокс в том, что полицейские, служащие здесь, допрашивают не посредством известных и стандартных методов («отмудохать в мясо, подбросить пять граммов порошкообразного вещества, повесить пару висяков»), а используют психологическое и, что совсем уж поразительно, интеллектуальное давление. Разве можно было ожидать от сотрудников этой структуры глубоких познаний в области современной музыки, искусства, филологии, истории кино и нестандартности мышления?! Резкий, громогласный Первый полицейский (Алексей Мартынов) сыпет задания на бывшего историка Фролова с той же скоростью, с какой на митингах избивают дубинками: требует признания в любви к абсурду; заставляет исполнить танец мозга, спасая от усыхания; допытывается, что арестованный знает об истории Подольска, и требует описать все, что тот ежедневно встречает по дороге на станцию и видит из окна электрички. Прехорошенькая кукольная капитан Марина (Алиса Кретова) откровенно флиртует с Николаем, как бы между прочим спрашивая, какой же город он предпочел бы — Подольск или Амстердам? Тот опрометчиво выбирает второй и выслушивает экспрессивные аргументы в пользу первого. То и дело выползающий из стены или окна Второй полицейский (Даниил Газизуллин) усиливает ощущение чертовщины. Невысокий, худой, с обведенными черным глазами, подвижный и гибкий, он похож на мелкого беса, подручного дьявола — Первого полицейского.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Как и в «Сереже», комическое здесь рождается из словесных гэгов, продолжающихся в физическом действии. И та жизнь, которую до попадания в кутузку вел Человек из Подольска, утрачивает смысл и оправданность. Встряхнуть человека возможно только иезуитски изощренными способами воздействия, физическое насилие перестает работать по причине привыкания к нему. Перевертыш, который в результате происходит в сознании героя и зрителей, несомненно философского свойства: авторская ирония здесь направлена не на отдельные явления, а на действительность как таковую. Что очевидным образом роднит драматурга Дмитрия Данилова с драматургами немецкого романтизма. Страшный, бесперспективный мир здесь обманчиво светлых оттенков. На самом же деле это мир фикций и мнимостей, и полицейские-интеллектуалы в любой момент обернутся настоящими мучителями. Как, собственно, и происходит: стоит только покинуть стены театра.