Театрально-культурный центр им. Вс. Мейерхольда завершил набор в Пятую режиссерскую магистратуру Школы-студии МХТ и ЦИМа.

«Я начал заниматься “этим” еще в детстве…», «Однажды я попробовал “это” и мне понравилось…», «Меня, конечно, считали странным, потому что в нашем городе только я занимался “этим”…» — примерно так каждый из магистрантов, выходя в центр маленькой черной комнаты ЦИМа, представлял себя зрителям. Не трудно догадаться, что под «этим» подразумевался театр, зараженность которым и собрала здесь столь разных людей. Магистрантам было дано задание — рассказать о своей родной стране. Короткие отрывки, показанные нон-стоп, за сорок минут, явились своеобразными визитными карточками стран. География показа оказалась весьма обширной — от Сибири до Армении, от Литвы до Молдавии. Однако внутренняя сущность всех работ была примерно одинакова. Если попытаться обобщить, то нам демонстрировали некие «рефлексии в миниатюре»: каждый из режиссеров рассматривал настоящее своей страны в постсоветском пространстве.

Так, в отрывке Сергея Лысенко (Кыргызстан, Бишкек, театр «Место Д.») разыгрывалась сцена в паспортном столе. Герой рисовал в воздухе карту, надеясь объяснить таможенникам, где же на этой огромной территории затерялась его родная страна Кыргызстан. Но попытка доказать важное лишь приводила к аресту странного пассажира.

В отрывке литовца Видаса Барейкиса зрители оказывались на берегу холодного Балтийского моря, в небе над которым носились две безумные, крикливые чайки. Увидев цветную тряпку, птицы начинали яростно, огрызаясь друг на друга, её жевать. Но когда в зале раздались звуки национального гимна, всем стало ясно, что чайки жуют и давятся не просто тряпкой, а флагом. Маленькая зарисовка достигла гротеска: бессмысленные взгляды птиц, их жадная стычка из-за куска тряпки-флага напоминала о механическом, бездумном потреблении национальной идеи, которой так озабочены бывшие советские территории.

Эскиз Елены Шумейко-Роман (Украина, Харьков) начинался с того, что на полу мелом прочерчивали ограничительную линию, затем по сцене, возвещая об Оранжевой революции, катились шары-апельсины, победительно звучал гимн. Завершался эпизод остроумно: примиряющим народы и страны словом «Гоголь!» и веселой пляской.

Режиссер Лорета Васькова (Литва), выйдя на сцену, заявила зрителям, что сочинила пьесу. Затем (упомянув, что ее собственный дед «был русским строителем»), взяла троих актеров, нахлобучила каждому на голову треугольник из газеты и устроила читку своей шуточной пьесы. Текст был построен как опрос трех литовцев, в ходе которого становилось ясно, что ни один из них не хочет жить в родной стране.

Картины о русской жизни были представлены двумя режиссерами. Никита Рак (Красноярский театр драмы) придумал житейскую зарисовку о лютом сибирском морозе как о факторе человекосближающем. В отрывке саратовца Никиты Кудрявцева на сцене возник памятник Ленину. Памятник красному вождю — главный центр притяжения в городе. Точка, вокруг которой живут и занимаются своими делами странные, внешне отрешенные от реальности люди: дворники, смотрители, туристы, городские сумасшедшие.

В отрывке Антонян Заруи (Армения, Ереванский театр кукол), в отличие от других работ, не было конкретных указаний на место и время происходящего. Не было и слов. В центре маленькой черной комнаты сидел человек, и, напевая про себя песню, пойманную где-то в далеких и незнакомых землях, свернул из бумаги фигурку человечка. Секунда-другая, и фигурка в его руках ожила, и все внимание переключилось на неё, маленькую, неуклюжую, но живую. Бумажный человечек встал, неровно пошел. Оглядев этот мир, огромный и черный, в котором звучала лишь песня, он решил посадить дерево, чтобы на плоской пустой земле было что-то вровень и в помощь ему. Но дерево (маленькая веточка) то падало, то его уносило ветром, то гоняло по горам — коленям большого человека. Тогда бумажный человечек присыпал дерево землей. Но оно все равно падало, не желало расти. Тогда большой человек полил горстку земли водой, затем сгреб в эту земляную горсть и бумажного человечка, а после стал сминать, уничтожая и бумагу, массу вокруг дерева.

Маленький отрывок Антонян Заруи (её спектакль «Сказка, упавшая с небес» был в позапрошлом году на «Золотой Маске») словно подвел итог всем прочим режиссерским работам. Ведь нам рассказали не просто историю конкретной страны, но историю общую, универсальную. По сути — притчу. Было больно и страшно за маленького безымянного бумажного человечка. Внешне хрупкий, он, неожиданно для всех, оказался чересчур упорным и мужественным. Старая, как мир, истина о том, что зерно, попавшее в землю, должно умереть, чтобы дать жизнь чему-то новому, была обыграна и просто, и горько.