В Новокузнецком драматическом театре прошла лаборатория «Трансформация мифа» под руководством Павла Руднева

Лаборатории в Новокузнецке — дело привычное, они проходят как минимум раз в сезон. В течение нескольких лет режиссеры и актеры погружались в творчество писателей, чьи тексты уже были неоднократно поставлены или никогда не появлялись на сцене. В этот раз лаборатория была другой — у творческой команды не было готового материала. Режиссеры выбрали мифы, причем не были ограничены в том, к какой именно мифологии обращаться, и дальше вместе с драматургами работали над сочинением текста. Постановщики пытались разобраться, как древние сюжеты встраиваются в нашу реальность, как они могут быть преобразованы, остаются ли узнаваемы при перемещении во времени, возможно ли включение сегодняшнего человека в мифологическую картину мира.

Эскиз «Идиллия». Режиссер А. Маликов, драматург А. Житковский.
Фото — Никита Важенин.

Антон Маликов и Алексей Житковский в эскизе «Идиллия» трансформировали миф о Кассандре. Мы помним его, например, из первой части «Орестеи» Эсхила — Кассандра, будучи пленницей Агамемнона, которую он привез в Аргос после Троянской войны, предсказывает убийство царя Клитемнестрой. В наше время Кассандра превратилась в Сашу, кассира продуктового магазина «Идиллия», изнуренную неинтересной работой и неудавшейся жизнью. Она недавно отказала Полю (Апполону), и он, страдающий от своей небезупречности, наделил ее даром предвидения, но сделал так, что ей никто не верит.

Маликов выстроил действие на чередовании актерских сцен и видеозаписей, которые транслируются на огромное полотно во всю ширину площадки (эскиз проходил на Большой сцене). В начале эскиза мы видим Марлен (Людмила Адаменко), Поля (Александр Коробов) и Германа (Евгений Котин), они сидят на диване, рядом с которым батарея пустых бутылок. Они говорят про убогость нашего мира, где нет ничего настоящего, даже молоко из супермаркета, такого как «Идиллия», не прокисает, а гниет. Про этих персонажей ничего неизвестно, кроме того, что Герман и Поль — сыновья Марлен, и если они боги с Олимпа, то мы не знаем, почему они такие и почему вдруг вторгаются в жизнь людей, которые в них не верят. Они наблюдают за Сашей (Илона Литвиненко) через экран — растрепанная, она смотрит в зеркало в туалете магазина, и в ее глазах ужас от тех картин, которые ей являются. Чтобы это прекратить, она, по наставлению Марлен, должна провести ночь с солдатом Стасом, убить его, родить от него ребенка и стать счастливой. Только отказ от знания о трагедиях, которые уже происходят или еще произойдут, только заточение в своем тесном мирке могут дать героине ощущение безопасности, и ради него она соглашается на преступление.

Эскиз «Идиллия». Режиссер А. Маликов, драматург А. Житковский.
Фото — Никита Важенин.

Действие эскиза разворачивается между двумя встречами: встречей Саши со Стасом и финальной встречей Саши с сыном, которого тоже зовут Стас (и отца и сына играет Андрей Ковзель). Солдата мы видим на пресс-конференции, где он рассказывает, как ему жилось на войне. Он сидит спиной к зрительному залу, и для нас это человек без лица, перед ним — ряды стульев и всего четыре слушателя: Саша и троица олимпийских богов. По монотонности речи солдата понятно, что он выжжен и опустошен, в нем давно уже нет жизни (она вспыхивает лишь на несколько мгновений, когда его «замыкает» и на экране над сценой появляются фотографии людей в форме — живых? погибших?), поэтому физическая смерть для него — избавление, а не наказание. После он превращается в 20-летнего, но не выросшего Стаса, который носит белый костюмчик с шортами и гольфики. Саша оберегает его от всех ужасов, поджидающих за пределами комнаты, где он играет с мягкими игрушками и качается на деревянной лошадке. Но как только сын узнает, что случилось с отцом (благодаря Герману и Марлен), происходит узнавание, и он моментально взрослеет. Знание снова ведет к преступлению: Стас мстит Саше за убийство отца, но не может с этим жить и поджигает их обоих. В двух сценах история о Кассандре совершает следующее превращение — в финале эскиза мы видим сегодняшнего Ореста, который, узнав, как умер Агамемнон, убивает свою мать Клитемнестру.

Счастливую семью сегодня мы чаще всего встречаем в рекламе молочных продуктов — это миф, с которым работает массовая культура. Как можно разрушить показное благополучие, после «Идиллии» Маликова — Житковского мы увидели в эскизе «ЗАТО» по тексту Даны Сидерос в режиссуре Юрия Алесина. В качестве основы авторы выбрали легенду об Иове — праведнике, которого бог разрешил сатане испытать всеми бедствиями, возможными в земной жизни, а потом наградил за терпение. Современного Иова зовут Николай, он уже прошел все испытания и живет с семьей в закрытом городе (ЗАТО). Про прошлое Николая известно только то, что много лет назад его обвинили в преступлении, которого он не совершал, какое-то время он провел в СИЗО, а трое его друзей делали все возможное, чтобы его оттуда вытащить.

Эскиз «ЗАТО». Режиссер Ю. Алесин, драматург Д. Сидерос.
Фото — Никита Важенин.

Мы встречаем Николая во время праздника — Малая сцена театра заставлена коробками, большими и маленькими, на них написаны имена дарителей. Каждый год в один и тот же день жители города приносят подарки и дарят что-то одно, определенное, какую-нибудь дребедень. Уже были алкоголь и посуда, в этот раз все дарят фонарики, и Николай (Александр Шрейтер) расставляет их на коробках. Этот день он отмечает со своей семьей, в радостной атмосфере (как в рекламе молочных продуктов), правда, его жена Елена (Алена Сигорская) иногда неожиданно вздрагивает или улыбается через силу, а дети задают много неудобных вопросов, потому что вдруг понимают, что это довольство ненастоящее. Молодые артисты Екатерина Пономарева и Артем Четыркин играют настырных подростков Настю и Артура. Они любой ценой хотят узнать, что происходит; они не собираются всю жизнь прятаться в ЗАТО и бояться того, что может с ними произойти, и, конечно, не предполагают, что правда, которой они так жаждут, будет обжигающей. Они узнают от родителей, что у них были старшие брат и сестра, которые поехали с Еленой в Москву и погибли во время теракта, а теперь в день памяти семью заваливают подарками. В пьесе упоминается, что в ЗАТО есть завод, где делают бомбы, точнее, как поправляет Николай, «изделия». Получается, что каждый, кто там работает, а это все работоспособное население, причастен к трагедии — этот город производит смерть и никак не может быть безопасным.

Узнавание приводит к тому, что и Николаю теперь не нужно делать вид, что все прекрасно, и он может разрушить им же построенную клетку, перестать быть мучеником, идолом для народа. В тексте Даны Сидерос, конечно, есть отсылки к мифологическому сюжету, но он так прочно встраивается в современность, что воспринимается как история про сегодняшнего человека, который должен справляться с травмами и решать экзистенциальные вопросы. Но при этом, несмотря на сложные обстоятельства, история зрительская. Действие и в пьесе, и в эскизе строится на интриге, то есть приковывает внимание зрителя. Он пребывает в нервном напряжении, ожидая развязки. Это чувство похоже на то, которое появляется во время просмотра сериалов, и кажется, что у «ЗАТО» может быть продолжение.

Эскиз «Начало». Режиссер М. Соколов, драматург А. Букреева.
Фото — Никита Важенин.

В эскизе «Начало» режиссер Максим Соколов и драматург Анастасия Букреева работали с мифом об Апокалипсисе и показали, как сознание современного человека сталкивается с ритуальной культурой. По сюжету, Анна и Владимир ищут экодеревню, а находят секту, где люди верят предсказаниям пророка о конце света и ждут, когда пойдет черный снег и человек из розовой слизи превратится во что-то иное. Перед началом эскиза мы слышим гортанные звуки, которые сливаются в пугающую мелодию, а потом видим, как сектанты с посеребренными лицами, в длинных одеждах танцуют вокруг деревянного помоста под современный рэп, сначала медленно, а потом все быстрее, приближаясь к экстатическому состоянию. Мы сидим на большой сцене, лицом к зрительному залу, где горит хрустальная люстра, освещая плафон с советскими рабочими, горят бра, освещая ложи, — театр превращается в храм, где свершается ритуальное действо. Правда, зрители в ритуале не участвуют, а только наблюдают за тем, что происходит (четвертая стена на месте). Столкновение обывателей и сектантов решается иронически. Попытки затянуть эту парочку в свой круг встречают сопротивление. Монологи Монаха (Даниил Нагайцев) опрокидываются грубой лексикой Владимира (Владислав Сарыгин), а их перепалка в результате превращается в состязание за женщину. Именно Анна (Мария Захарова), по мысли авторов, начинает новую эру в мире, где не остается мужчин (Владимир умирает странной смертью, Монаха убивает сама Анна). Конец света — начало новой жизни, только просуществует ли долго эта жизнь, и будет ли после нее новое начало?

У Максима Соколова и Анастасии Букреевой было меньше всего времени на сочинение текста, но лаборатория показала, что даже за два дня, в экстремальных условиях, можно придумать замысел и воплотить его на сцене. Вообще проекты, в которых драматург привлекается в театр, чтобы на месте создавать текст для спектакля, стали возникать повсеместно. Самый масштабный, «Практика постдраматурга», был в театре «Практика», где драматурги нескольких сессий работали с театроведами, композиторами, художниками и хореографами. В региональных театрах такие истории случаются, например, когда драматурги собирают материал про город (знаю про опыт омского «Пятого театра» и тюменского театрального центра «Космос»). Важно, что сегодня не только фестивали и конкурсы занимаются продвижением текстов и драматургов, но и театры наконец-то заинтересовались новыми авторами — возможно, теперь путь современной пьесы на сцену будет менее витиеватым.