«Антарктида». У. Гицарева.
Театр «На Литейном».
Режиссер Петр Чижов, художник Антон Батанов.
«Антарктида» Ульяны Гицаревой впервые была представлена в программе «Первая читка» двенадцатого театрального фестиваля «Пять вечеров» им. А. М. Володина. И спустя полгода вышла в Театре «На Литейном». Отдавая тогда тексты режиссерам, каждый отборщик ощущал себя немного Колумбом, то ли открывшим Америку, то ли застрявшим где-то на просторах необъятного драматургического океана. В такой ситуации никогда не знаешь, куда приплывешь, как к тексту отнесутся актеры, сможет ли их убедить режиссер, примет ли постановку руководство театра и так далее — миллион всевозможных «ли». В случае с «Антарктидой» встреча состоялась. Судно, начавшее свое движение 5 февраля, достигло берега 25 сентября. В роли капитана выступил выпускник РГИСИ (курс В. М. Фильштинского) Петр Чижов. А командой, без которой пьеса вряд ли нашла бы нужные широту и долготу, стали артисты Театра «На Литейном», художник Антон Батанов и видеохудожник Алексей Телеш. Полудокументальная история о геологах станции «Молодежная», закрытой после распада Советского Союза, уложилась в короткий театральный метр и стала попыткой игры Петра Чижова с театральной условностью.
Спектакль «Антарктида» строится как мокьюментари видео о хрониках полярной зимы. Причем делается все со знанием современного театрального этикета. Здесь и эффект одновременной съемки и моментальной проекции изображения сценического действия на экран, и псевдодокументальные монологи героев о себе с авансцены, и симультанное сценическое пространство, разбитое на несколько секторов, и многое другое.
В. Бочанов (Клюшников).
Фото — Д. Пичугина.
Трое взрослых мужчин, не считая собаки, которую, кстати, тоже играет актер (Игорь Ключников), документируют историю своего знакомства с Антарктикой. Подходя вплотную к камере, они подробно описывают причины, заставившие их уехать с материка на «белую землю». Грубо говоря, поясняют нам, зрителям, свою спонтанную любовь к Антарктиде. Для кого-то она стала местом силы, как, например, для юного участника полярной экспедиции Левона (Виталий Гудков), двадцатитрехлетнего мечтателя и романтика нового времени. Ученому, исследователю Арктики и Антарктики Петру Георгиевичу Клюшникову (Вадим Бочанов) — заменила дом и в одночасье рухнувший Союз. А бывшего испытателя парашютов отца Александра (Александр Кошкидько) на миллиметр приблизила к Богу.
Доверительная интонация русских чудиков, заложенная в самом тексте, перенимается режиссером и всячески транслируется публике. В самом начале действия при включенном свете из зала на сцену выходит молодой парень с камерой (он же в спектакле пес Мишка) и снимает лица зрителей. «Не только вы на нас смотрите, но и мы вас видим», — говорит герой и приглашает к совместной работе: созданию фильма о пропавшей во льдах экспедиции. Дутики, свитера, утепленные ботинки как бы настраивают нас на серьезный лад. «Здесь вам не равнина, здесь климат иной» — говорят серьезные взгляды актеров, но легкий ироничный текст их героев словно улыбается и подхихикивает в ответ. Вот полярники сидят за столом, «обедают, только обедают» (словно в пьесах Чехова), а в это время в соседнем секторе сцены датчики регистрируют сейсмическую активность. Вот они едут сквозь снежную пургу на бутафорской машине, операторы ловко снимают их сбоку и выводят изображение на большой экран.
А вот Левон и Петр Георгиевич замерзают в снежной пустыне (пожалуй, одна из лучших сцен), вспоминают, кто из русских классиков где похоронен и как им там лежится, параллельно гримируясь друг напротив друга, делая что-то наподобие посмертной маски. Их речь намеренно замедленна, экран каждую минуту фиксирует понижение температуры с минус 35 до минус 65. Но снова затемнение, перебивка кадра, и в следующей сцене они уже хлещутся вениками в бане после чудесного спасения.
А. Кошкидько (отец Александр).
Фото — Д. Пичугина.
Набор сцен — хроник первого, второго и т. д. дней зимовки — связывается Петром Чижовым в разномастный кинофильм. В нем есть место для застольных страшилок старого полярника про Ленина, который лежит посреди Красной Площади — охраняет рубежи, а пионеры ходят вокруг него дозором и смотрят под ногти Ильичу, а там кровь. И для трогательных откровений якутской лайки Мишки о собачьем боге. И для точных молчаливых оценок батюшки. И для холодных кадров бумажной Антарктиды, сделанной из папье-маше и выведенной на экран.
Всего разного интересного и, можно сказать, не пыльного в этом спектакле много. Не хватает главного — связного художественного или эмоционального обобщения, происходящего в театральном кадре. Постскриптума пьесы об исчезнувшей экспедиции, исчезнувшей стране, затонувшей Атлантиде. Не мрачного, злого и при этом чрезвычайно точного сорокинского перца в «Теллурии», а мягкого, но вполне графичного ощущения распада империи у Ульяны Гицаревой. Осознания брошенности людей не в литературе, а в жизни. Далеко не сказочного прочтения прошедших двадцати лет. А еще — иронии, гоголевского смеха над своими героями, безусловно, любимыми, но чудаковатыми жителями теперь уже прошлого века.
Было или не было… Сегодня главное в спектакле есть: человеческие судьбы и Антарктида как их финал. Буквально по Гумилеву: «несравненное право самому выбирать свою смерть». Это право, ценность которого сегодня выглядит анахронизмом на фоне приоритетов безопасности жизнедеятельности и прочих актуальных смыслов и бессмысленностей… Но, оказавшись лицом к лицу с героями спектакля, буквально воочию наблюдаешь, как этот ценностный «айсберг» переворачивается — и в твоем сознании, и в глазах соседей по залу.
Про людей перед лицом смерти — убедительно, внятно, без перехлестов в «героические» страсти и рефлексирующие сопли. На сцене ничего лишнего… В том числе и постскриптума, который был бы в данном случае так же необходим, как пояснение анекдота.
В конце- концов, мы давно признали, что спектакль — самостоятельное произведение, автору которого не возбраняется выбирать ракурсы, акценты. Пьесе — пьесово. Театру — театрово.
В спектакле есть обаяние открытого театрального приёма, подчёркнутой условности происходящего. Слышал как кто-то в публике сказал: «Это похоже на музей Арктики и Антарктики». И правда — вспоминается детство — все эти наивно анимированные и механизированные витрины, включавшиеся кнопкой, напоминавшей дверной звонок. Что-то безумно милое и безумно же устаревшее — навсегда оставшееся в нашем коллективном прошлом, но продолжающее будоражить…
Там, где ничего нет, невозможно потерять себя. Антарктида — пустое пространство, где герои спектакля пытаются решить проблему самоидентификации. Трое мужчин и якутская лайка (собака живет на южном полюсе на правах человека) — каждый из них выбрал для себя Антарктиду, как место для поиска смысла. Юноша двадцати трех лет чувствует себя в Антарктиде Левоном, а не Левончиком(Виталий Гудков). Петр Георгич (Вадим Бочанов) только здесь ощущает, что он занят нужным для страны делом. Отец Александр (Александр Кошкидько) хочет, чтобы православная вера первой пришла на «белую землю». У собаки Мишки тоже есть своя вера — вера в людей. Ради них он здесь. Но что делать, если все рушится, и твоя «нужность» этому миру оказалась фикцией? Если тебя предает твоя страна? И существует ли еще эта абсурдная родина с Лениным и церквями, или она стала затонувшей Атлантидой? Смысл утрачивается, страна расползается по швам — история драматичная, но к ней подобран такой театральный язык, который сохраняет в спектакле ироничную интонацию и мужество героев.
Конечно, такой подход спровоцирован самой формой пьесы. «Антарктиду» открыла программа «Первой читки» прошлого года. Уже тогда было видно, что Петр Чижов создал эскиз спектакля и вскрыл тот пласт пьесы, который был интересен ему — взаимоотношения людей, которые живут в пространстве, где ничего нет, и где жизнь всегда немного смерть. Пьеса основана на документальных фактах — события происходят в середине 90-х годов XXвека. В стране все перестраивается, но этот слом истории показан через жизнь на советской антарктической станции «Молодежная». Режиссер Петр Чижов делает из записей, которые ведут полярники, игру, разворачивающуюся здесь и сейчас, и зритель становится ее частью. Главный прием спектакля — моментальная фиксация театрального действия на экран. Актеры предлагают воссоздать вместе с ними недостающие записи в работе станции «Молодежная». Зрители тоже попадают в кадр — узнают себя на экране. Актеры говорят: вы нас видите, и мы вас видим. Тем самым, еще в начале действия обозначив, что создателям спектакля не наплевать на зрителя, и очень важно его заинтересовать, затянуть в историю.
Такой прием позволяет актерам существовать отстраненно от своих героев, как бы все время напоминая, что это лишь игра, и она подразумевает иронию. На это работает и игрушечный кусок «антарктиды», по которому едет ненастоящий трактор, но на экране все тут же становится документальной фиксацией. И муляжный Мишка, душу которого играет актер Игорь Ключников, раздваивается на неживое и живое, и превращает все в игру.
Прямая видеотрансляция всего, что происходит на сцене, оправдывает и документальность пьесы, и придает всему какой-то ностальгический характер. Когда зритель видит героев на экране, слушает их исповедальные истории, они как бы автоматически попадают для него в разряд прошлого. Полярникистановятсязафиксированным воспоминанием. Кажется, зритель смотрит на людей, которых уже давно нет. Начинаешь ждать трагедию. Кто-то должен погибнуть во льдах, но этого не случается. Действие обманывает зрителя. Когда Петр Георгиевич и Левон замерзают, они не играют приближающуюся смерть — они накладывают на свои лица синюю краску, красной рисуютпотрескавшиеся губы. Герои как бы сами себя хоронят, замуровывают под слой вечной мерзлоты. Смерть художественно обозначается — такая игра в смерть. Но эти мужчины не погибнут от холода. Их может уничтожить только предательство. Когда центр сообщит, что станция перестает существовать из-за упавшего рубля, да и страны вместе с ним, вот тогда мир героев, действительно, рухнет.
Вдруг людям дают понять, что они совершенно не нужны стране, и ей безразлична их судьба, которая сломалась в одночасье. Все, что казалось важным — обесценивается. Оказывается, мир обойдется и без работы станции «Молодежная». Обретенный смысл жизни утрачивается. Но ведь он был в ту зимовку. И Антарктида стала для Петра Георгича, Левона, отца Александра и якутской лайки домом. Здесь, в пустом пространстве, где нет никого, кроме пингвинов, они нашли себя. Это их Антарктида — их свобода.