В мае в Красноярске при поддержке фонда Прохорова в восьмой раз прошел фестиваль «Драма. Новый код»
Восьмой «ДНК» как будто бы вышел из недолгой спячки — в прошлом году, несмотря на любопытные эскизы, казалось, что интерес к современной пьесе поугас, по крайней мере в Красноярске. Чувствовалась усталость — фестиваль шел спокойно, без особого ажиотажа, на скамейках зрителей сидели все те же люди, и их было не то чтобы много. В этом году, кажется, вернулась былая бодрость — по крайней мере, на читке «Пьяных» администраторы раскладывали поролоновые седушки под ноги первому ряду. Многие стояли.
Что еще свойственно ДНК? Увлекательные дискуссии. В принципе, смешивать жанры — зрительские впечатления и обсуждения экспертов — дело опасное. Обычно — не работает: критики не хотят мешать чистым эмоциям зала, зал скучнеет от занудливого умничанья профессионалов. На ДНК это смешение происходит как-то естественно — видимо, ежегодная практика воспитала определенную публику: вдумчивую, свободную, открытую, самостоятельно мыслящую. Взять, например, разговор после читки пьесы Юлии Тупикиной «Учебник дерзости». Пьеса — о мужчине средних лет, одержимом пафосом спасения: как мифический герой, он идет сквозь строй одичавших тоскливых женщин, вливая в них новую жизнь. Говорили о том, как выстроена пьеса, о драматургических «неправильностях», о «мужском и женском», о комедийном и сентиментальном. И только кто-то из зрителей заговорил о социальном — о том, что в обществе, в государстве нет механизмов, которые позволяли бы людям удовлетворять естественную потребность в помощи. Удовлетворять желание делать мир лучше, хотя бы на уровне микропоступков. Не помню, чтобы раньше, до ДНК, говорили об этой пьесе в таком ключе. А ведь интересно.
Еще одно наблюдение — раньше бывали эскизы, теперь все больше читки. Хотя, конечно, театрализованные — с придуманными персонажами, у которых есть своя манера речи, даже своя пластика, как в читке Андрюса Дарялы «Победоносец» по пьесе Юрия Клавдиева. Или, например, Вячеслав Тыщук в читке «Учебника дерзости» придумал «взрослым» героям особую, механическую, лишенную каких-либо эмоций речь. Тем не менее, фестиваль получился больше про драматургию, чем про театр. Хотя, конечно, одно без другого, в общем, не живет. Но говорили — исключительно про тексты.
Из пьес, которые раньше на читках больших фестивалей не звучали, — «Победоносец» Юрия Клавдиева. История, заставившая всех вспомнить известную пьесу Вадима Леванова, периодически появляющуюся в театрах, — «Святая блаженная Ксения Петербургская в житии». Взяв за основу житие, Клавдиев написал пьесу, стилистически и идейно близкую к его драматургии — к «Собирателю пуль», к «Анне». В прошлом году все обсуждали пьесу «Ночь и туман» — историю про Варфоломеевскую ночь, про Медичи, полную аллюзий на современную политическую ситуацию в России. Казалось бы, «Победоносец» — из той же оперы, но лишь на первый взгляд. Пространная пьеса на французские темы была саркастична, многословна, пародийна. «Победоносец» написан просто и ясно: это история о святом, панке и анархисте, чья жизнь, мировоззрение существуют вне рамок какой-либо нормативной системы. Именно такого персонажа предлагает автор в качестве героя нашего времени. Ключевой момент пьесы — провидческий монолог Георгия о будущем — будущем, в котором будут фейсбук и селфи, но люди останутся теми же, будут так же любить и так же воевать. Самое ценное в пьесах Клавдиева — всегда личность автора, его интонация. Может быть, поэтому эти тексты не так просто ставить. В отрыве от личности автора теряется именно это уникальное простодушие, эта осознанная уязвимость, с которой Клавдиев пишет о простых, даже банальных вещах, не стесняясь обязательных упреков в инфантильности. Но в случае «Победоносца», в котором мера пафоса и мера иронии выдержаны деликатно, есть и еще одна важная тема. Герой «Победоносца», в отличие от предыдущих героев Клавдиева, связан не с современными неформальными движениями, а с христианством. По сути, пьеса, утверждающая свободу, любовь и мир как идеалы христианства, возвращает веру, приватизированную ныне государственными и церковными структурами, в общечеловеческое, философское и художественное поле.
Между пьесами фестиваля заметны переклички: предапокалиптическая тревога «Озера» Михаила Дурненкова (читку делал сам автор) отозвалась в пьесе Натальи Ворожбит «Саша, вынеси мусор» единством мира мертвых и мира живых. В этом тексте нет ничего мистического — разговор покойника с его родными написан буднично: мелкие ссоры, воспоминания о былых обидах, переругивания. Любовь в пьесе растворена в бытовых подробностях — в том, как раскладывают конфеты по пакетикам для поминок, как говорят шепотом, чтобы не испортить подходящее тесто, в нелепом тексте эпитафии, выбранном для памятника, из какого-то попсового сборника. Ворожбит, чьи тексты всегда выстроены на тонких различиях мужского и женского, в новой пьесе испытывает эту разницу войной. Женщины как будто всегда готовы: никаких громких слов, только хозяйственные заботы. Утепляют загородный дом, закупают продукты. От мужчин же требуется подвиг, и вот уже мертвые готовы вернуться. Но женщинам не нужна война, они не хотят прощаться и снова хоронить. Есть здесь и еще одна, очевидная в своей беспощадности, тема — война реабилитирует людей: униженные в мирной жизни, замороченные бытовухой, они вдруг стали значимы и нужны.
Уже второй год ДНК занимается «выращиванием» местных авторов — в этом году победителем конкурса пьес стал молодой драматург из Красноярска Василий Алдаев. «Все будет хорошо» — текст, прозвучавший в читке Олега Рыбкина, — опыт метафорического театра, поиск формы описания мира, проба конструирования языка. Смесь бытовых реплик и парадоксальных сентенций маскирует обыденность ситуаций. Несмотря на поэтически описанную реальность, герои Алдаева — одинокие, какие-то нескладные люди, скитающиеся по миру в поисках несформулированного ими счастья. Старушка, живущая прошлым, спившийся моряк, отставной милиционер, болтающиеся по улицам молодые, запутавшаяся девочка, закончившая самоубийством. Впрочем, трагедия в пьесе Алдаева, назревающая исподволь, наступает внезапно — как будто реальность прорывается сквозь поэтический флер.
ДНК, будучи фестивалем не только про драматургию, но про театр в целом, старается реагировать на заметные колебания воздуха, на изменения в контексте — не первый год программа спектаклей и читок разбавлена кинопоказами. В этом году можно было увидеть два фильма учеников Марины Разбежкиной — «Неуходящие натуры» Андрея Ткаченко о бабушках-дружинницах из Калуги и «С. П. А. Р. Т. А.» Анны Моисеенко о коммуне сектантского типа под Харьковом. Впервые зрителей ДНК познакомили со сторителлингом, входящим в число наиболее модных сегодня направлений современного театра: один из мастеров жанра Алексей Розин пересказал повесть Гоголя в спектакле «Страшная месть». Сторителлинг, в какой-то степени наследующий чтецкой традиции, а с другой стороны — черпающий истоки из древнего опыта устной истории, стал актуален сейчас еще по одной причине. Сторителлинг — рассказ от первого лица, не только интерпретация, но и личное отношение. Важна роль рассказчика, а роль личности на сцене сегодня особенно велика.
Закончился ДНК демонстрацией еще одной очевидной тенденции текущего момента — сближения театра со смежными областями, в первую очередь, с миром современного искусства. Перформанс швейцарского режиссера Корин Майер «Questioning», предложивший зрителям заняться самопознанием через узнавание незнакомого человека, сидящего напротив, с одной стороны, напоминал психологический тренинг, а с другой — предложил театру новую, не свойственную традиции, модель отношений со зрителем. Становясь не только участником, но и соавтором перформанса, зритель отказывался от комфортной роли пассивного наблюдателя и брал на себя личную ответственность за происходящее.
Комментарии (0)