На лаборатории «ТПАМ-2012» прошел мастер-класс Эмира Кустурицы. Мы публикуем его высказывания о времени, пространстве и будущем герое.

ВРЕМЯ И ПРОСТРАНСТВО

Первое впечатление от режиссуры всегда связано со временем и пространством. Пространство — то, что определяет сознание героя. К сожалению, сегодня многие забывают об этом. Если мы будем вспоминать великих — Пудовкина, Довженко, Копполу, Чаплина, — то поймем, как они относились к пространству. Например, у Довженко оно напрямую связано с диалогом человека и природы. И несмотря на то, что это немое кино, отношения между умирающим старцем и ребенком, которому предстоит жить, показаны через призму природы. Если буквально природа не действует в кадре, ее можно почувствовать как естество отношения человека и времени. Допустим, свадьба — это событие, но и ритуал, позволяющий нам подчеркнуть стремительность развития событий.

Важно понять, что структура фильма напрямую зависит от киноязыка. Благодаря ему история выстраивается либо последовательно, либо калейдоскопично. Я помню, как нашел свой язык во время съемок первого фильма. Действие происходило в барочном дворце, где был длинный-длинный коридор. Я поместил туда мальчика-актера, и вслед за ним пробежался камерой вдоль стен, чтобы наполнить кадр воздухом. Спустя некоторое время я понял, что для нужного эффекта следует поменять угол. Помните фильм «Летят журавли»? Лучшая картина мирового кинематографа. Он сильно повлиял на мою дипломную работу. Именно оттуда я взял главный прием движения камер: чуть снизу, будто картина (живописное полотно на стене) наступает на моего героя, захватывает его. «Летят журавли» — настоящий 3D-фильм, проникающий в душу человека, а не то, что делают сегодня, тыча зрителю пальцем в глаз. Каждый фильм Витторио Сторары и Ласло Ковача — это 3D картины.

Сегодняшние фильмы потеряли душу, так как делаются на динамическом основании. Они следят за ускорением темпа и бегают по поверхности истории. Мой первый фильм был об одном мальчике, который в 1937 году увидел «Гернику» Пикассо. Потом наступил 1940-й, родителей по национальному признаку забрали, и мальчик остался один. На прощание он спросил отца, куда тот уходит. «По делам, заключить один договор и проверить нос», — поскольку он у него с матерью чуть длиннее, чем у всех остальных. В одиночестве мальчик вспомнил «Гернику», собрал все семейные фотографии и вырезал из них носы. Осознав масштаб содеянного, сложил из бумажных вырезок собственную картину.

В фильме любая связка между двумя кадрами должна быть метафоричной. Более того, художник должен учитывать время, когда происходит событие. Мой герой оказывался в суггестивном пространстве, обладающем своей эстетикой: мальчик режет фотографии, бегает, спит и т. д. Все это работало на создание художественного образа, рожденного из времени и пространства. Если сейчас кто-то попытается снять эту историю в Голливуде, то ничего не получится, — законы их режиссуры основаны на темпе, а темп, который они задают, убивает душу героя, потому что язык в фильме становится созвучным телевизионному. Мой оператор еще в 1977 году говорил, что нужно аккуратно ставить свет, учитывая то, что, возможно, фильм покажут по телевизору. Он пользовался прямым светом и отказывался от мягкого освещения. В его работах была высокая контрастность — kodec 500-700, что позволяло в дальнейшем корректировать свет кадра. Сегодня все поменялось. Свет вообще не главная характеристика киноэстетики. Почему я говорю о свете? В процессе создания фильма именно свет создает иллюзию пространства. И количество света показывает нам отношение режиссера к кадру.

О СВОБОДЕ

Примерно до середины 1970-х годов человек в кино являлся центром универсума. Именно тогда мы могли увидеть на экране рембрандтовские мотивы: тени на пол-лица, длинные коридоры… Вспомните «Таксиста», тот момент, где герой едет по Нью-Йорку, а вокруг клубится пар. Сразу возникает ощущение пространства. Телевидение изменило киноязык, перенесло фокус восприятия с героя на события. Режиссура в кино стала ситуативной, скорее похожей на работу психиатра.

Если мы сравним Аки Каурисмяки с любым голливудским режиссером, поймем мастерство первого и ничтожество остальных. Потому что его фильмы транслируют целостную человеческую проблему, а голливудское кино не выражает абсолютно ничего: ни содержания, ни формы. Когда-то Голливуд был центром мирового идеализма, но лишь до конца 1950-х годов. Это работы Фрэнка Капры, где воплощается идея человеческого сна и того, что жить должно быть хорошо. Стилистически Голливуд обозначил кинематографию всего мира до 1970-ых годов. Потом на сцену вышли Спилберг и Лукас, именно они изменили американскую кинематографию. И это уже идеологическая характеристика Голливуда. Если мы возьмем США как центр западной цивилизации и сравним героя 1970-ых с героем сегодняшнего дня, то не найдем между ними ничего общего. У персонажа «Таксиста»; есть политические, социальные, исторические убеждения, он сочувствует другим людям, а сегодняшний герой лишен всех этих характеристик. Мало того, операторы направляют весь свет вверх, нивелируя саму возможность какой бы то ни было эмоции на лице актера.

Мастер-класс Эмира Кустурицы.
Фото — С. Щагина

Кино — сложная архитектура, и важно понимать, что крупный план сегодня никогда не попадает в тень. Полутени, политические доктрины, эмоции, способные превратиться в революционный взрыв, ушли. И я считаю, что это решение идеологическое, потому что самые большие перемены в людях происходят раз в миллион лет, а у нас за тридцать появился абсолютно аполитизированный герой. Как это сделано? Огромным количеством пустых фильмов, заполонивших рынок. Когда я был в Каннах в 1980-ых, мой фильм конкурировал с 600 работами, сегодня это число достигает 3500. Когда молодой режиссер входит в профессию, он испытывает колоссальное давление. И зачастую режиссеры ломаются, убирают тени.

ДОРОГОЙ МОЙ ФЕДОР

Я уже очень долго пишу роман, который называется «Дорогой мой Федор». И уже 15 лет обдумываю, что же произошло с Раскольниковым. В студенчестве, будучи панком, я не понимал его переживаний. В чем его беда? Бери топор и убивай. Сегодня мне ясно, что «Преступление и наказание» — главный роман христианской антропологии. Экранизации его — глупые, так как исключают время происходящих событий и иллюстрируют страницы литературы. Понимаете, очень большой груз лежит на Раскольникове? У современного человека за плечами нет такого груза ответственности — либо он оказывается в сумасшедшем доме. Сейчас нет моральных дилемм. Мораль попутна жизни. В деревне, где я живу, люди говорят: «Морально то, что мы должны». Но если мы сейчас убираем мораль как тему, то Раскольникова нет. Да и кто бы был Наполеон? Военный преступник или директор гуманитарного фонда. Не знаю.

Я пишу о человеке, который сбежал во время войны из Югославии, зарабатывает рекламой и живет с девушкой-актрисой, фанатично влюбленной в Достоевского. Мой герой ждет богатого спонсора, способного помочь снять фильм. Он долго пытается продать идею, но все безуспешно. Девушка решается ехать в Санкт-Петербург, стучится в дверь внука Достоевского и говорит: «Я хочу от вас ребенка». К тому времени главный герой все-таки выходит на очень богатого русского, который дает внушительные деньги за одну небольшую услугу. Богатый русский предлагает убить Раскольникову свою жену. Герой сомневается, мечется, но десять миллионов дают о себе знать. Он соглашается. Для начала олигарх предлагает поставить свой День Рождения в виде взятия Зимнего Дворца. Революционер (наш герой) входит в Зимний и настоящим, не бутофорским камнем бьет по голове жену. Но проблема в том, что наш герой влюбляется в Соню, из-за которой олигарх хочет убить жену олигарха. И так далее, и так далее.

Конечно, есть опасность, что фильм может превратиться в комедию, потому что мораль и идеи устарели, деградировали и девальвировались. Поэтому я долго пишу, но финал знаю. «Раскольников» не убьет жену, ему помешают. Он сбежит из тюрьмы, окажется в Косово и попадет в самую драматичную ситуацию нашего времени. Вы знаете, что албанцы в Косово брали органы у живых сербов и продавали их на Запад? Все это происходило на заводе «Coca-Сola». Такая жизненная драматургия. Итак, моему герою уже начали доставать почку, но — чудо! Бывшая девушка, внезапно оказавшаяся в Косово, спасает его. Очень серьезная и очень смешная одновременно вещь, как и наша жизнь.