4-го января канал «Культура» показал запись юбилейного вечера Михаила Жванецкого. О нем и пишу, потому что не в силах молча снести увиденное.
Мой совет: не переживать по поводу чепухи, а по более серьезному поводу уже поздно.
Первый раз в жизни пишу в блог. Пишу и тем нарушаю мудрый, как всегда, совет Михал Михалыча (см. эпиграф), прозвучавший в заключительном слове Жванецкого — юбиляра и бенефицианта на посвященном ему вечере «Хрустальная Турандот».
Вечер, как и заведено создателями цикла «хрустальных Турандот», был коллективным прославлением Жванецкого и приношением ему: поздравительные слова одних, искусство других (временами талантливых и прославленных или считающихся таковыми). Поздравительные слова Инны Чуриковой, Михаила Левитина, Юлии Рутберг, надо сказать, были краткими и сердечными. Но на фоне концерта, «бившего через край» радостным восторгом, претендовавшего на праздничный блеск, юмор и эстетическую легкость, они смотрелись, мне показалось, как-то по-сиротски. Простые, от души идущие признания явно были несоразмерны и чужеродны общему помпезно-бравурному тону вечера, как закону, установленному для себя и для других его авторами.
Тон — штука по самой своей природе честная. В нем правдиво воплощается видение, понимание и переживание тех или иных явлений (в данном случае общий тон вечера, несомненно, передавал восприятие и отношение его создателей к герою события). Тону соответствовал и подбор поднесенных Жванецкому художественных «номеров», и их характер, или, если хотите, художественное качество. И из всего этого довольно быстро стало понятно, каким аршином меряют Жванецкого и его творчество и те, кто придумал этот вечер, и те, кто на нем дарил сдержанному в этот вечер, как никогда, и не очень веселому М. М. свое искусство.
Дарили, что имели и что могли, совершенно уверенные в том, что обращаются к себе подобному: к товарищу по искусству легких, сиречь развлекательных, необременительных для сердца и ума жанров. Жанров веселых и незамысловатых, не чуждых простому и грубоватому массовому вкусу, стереотипам обыденного сознания — тому, что и кормит сегодня многих «народных артистов» (Мария Аронова так прямо со сцены и призналась, что пришла с такого «мероприятия», где, чтобы успеть на праздничный вечер, пришлось играть быстрее; после чего с сознанием своего неотразимого мастерства превратила М. М. и всех присутствующих в невзыскательных зрителей собственной «бородатой» антрепризы).
Именно такое примитивное и пошлое восприятие Жванецкого и его искусства определили простодушный выбор тона и программы вечера: никаких серьезных художественных высказываний, хотя бы в чем-то соразмерных масштабу уникального творчества М. М. и его значению для современного российского общества и культуры. Михаил Жванецкий — редчайший деятель всей нашей культуры, кого не пресловутые рейтинги и жюри, не записные «-веды», а сам ищущий и пока не находящий убедительных ценностных ориентиров российский народ признал властителем дум и моральным авторитетом, чье слово с жадностью ловится гражданами — и не как только «юмор» или «сатира», а как насущный и верный ответ на проклятые вопросы нашего общего сознания и бытия.
Жванецкий, конечно же, большой, пока совершенно недооцененный специалистами писатель, Мастер. И он, конечно же, Маэстро — истинно народный артист. Но все мы (т. е. после этого вечера, оказывается, не все) знаем, что он собирает полные многотысячные залы не только и не столько поэтому. Жванецкий — уникальный случай современного мудреца, каждое слово которого жадно ловится людьми как слово правды, как слово вразумляющее, духовно поддерживающее и вдохновляющее. Как слово, чья непобедимая смеховая энергия несет и пробуждает дух свободы, веру в свободный интеллект и высшие ценности, человеческое достоинство — прежде всего.
Даже короткие цитаты из Жванецкого, зачитывавшиеся Турандот — Ольгой Прокофьевой между «номерами», напоминали о его подлинном масштабе и обозначали пропасть между ним — и теми, кто, ничтоже сумняшеся, «с уважением и любовью», хотел бы его «встроить» в собственные конформистские ряды развлекательной культуры «второй свежести».
Чем больше я смотрел, тем сильнее нарастали чувства изумления, стыда перед Жванецким и отчаяния от открывавшейся картины коллективной культуры организаторов и исполнителей вечера. При этом приветствовавшие М. М. театральные артисты особенно «не заморачивались», не сочиняли собственных «капустных» номеров, а брали из своего репертуара что-либо «легкое» и «веселое» (студенты, например, «сбацали» гусарскую песенку из «Холопки» — и пристегнули к этому «спецбантик» для М. М.). «Спецбантиком» от бригады МХТ, выступившей с песенкой из «Конька-Горбунка», оказался сам Олег Табаков. В тельняшке, с воблой, которую он называл Чехонь Абрамовной (юмор, так сказать) и на хвост которой было надето кольцо, О. П. без особого воодушевления и без былого блеска изобразил якобы одессита, сравнил М. М. со «Спартаком» (в пользу М. М., разумеется) и пояснил, что кольцо пойдет на зубы юбиляра (еще один «юмор»…).
В этот натужно-воодушевленный парад пошлости и попсы, очевидно, по недосмотру, все-таки попали, выпав из общего ряда, три художественных выступления, в которых артисты вступили в адекватный диалог со Жванецким. Нина Шацкая проникновенно спела песню Харрисона. Елена Камбурова с помощью старой песенки Юлия Кима напомнила о драме противостояния художника и власти, а Андрей Макаревич (будто наперед зная, что М. М. придется целый вечер глотать всю эту «вторую свежесть») посвятил ему прелестную песенку о жизненных тяготах и особой миссии подлинного художника — человека с абсолютным слухом. Даже через телеэкран в этот момент становилась ощутимой совершенно иная, чистая и честная, будто враз поумневшая атмосфера в зале, собравшем, что ни говори, почитателей настоящего Жванецкого.
Наконец, на сцену вышел сам Жванецкий. Он был утомлен и выступал недолго. Но и нескольких минут ему хватило, чтобы перевернуть установленный на вечере ценностный порядок. По случаю нового года он, в частности, призвал: «В последний раз предлагаю надеяться на себя. Будем счастливы снизу!». А один из его следующих новогодних призывов прозвучал как оперативный отклик на бедную «Хрустальную Турандот»: «За общее движение от пения и танца к чтению и уму!».
Я говорю «бедная Турандот», потому что безумно жаль, что жертвой нашей культурной деградации стала и она — образ-символ настоящего искусства.
Последним на вечере выступал его автор и организатор Борис Беленький, говоривший о якобы случившемся сегодня «празднике любви». И о нем хочется сказать: бедный Беленький. Разве ж он виноват? Мелкое сознание ведь не осознает своей мелкости. Как и пошлое своей пошлости.
Как горько.
Жванецкий не писатель. Читать его скушно. Но слушать — наслаждение.
Таким он стал не сразу: покойный Владимир Воробьев вспоминал, как в молодости Товстоногов направил его режиссером к Райкину. Тот принял Воробьева на даче, где им обоим прочитал свои монологи Жванецкий. Было очень скучно и не смешно. Тогда Райкин взял и перечитал все сам. Воробьев задыхался от смеха.
Время Жванецкого, увы, прошло. Исчез тот задор и огонь в глазах и гортани. Это естественно. У всех талантов есть точка невозврата в прошлое. Он прошел эту точку.
Конечно, чтение афоризмов — не то чтение, которое ЧТЕНИЕ. Но поздние тексты Жванецкого как раз этого рода. И время его не ушло, только из сатирика и юмориста он стал философом. Невесёлым. Остроумие, слетающее с языка, — одно (хотя этим в принципе отличается его речь. Недавно, видела сама, вышел на одном вернисаже, где не было микрофона: «Я за звук не отвечаю, только за изображение…»), острота немолодого ума — другое. Его тексты стали напоминать Ларошфуко (м.б. даже иногда Монтескье). И напрасно ждать от него «по четыра, по шесть, по восемь…», знание умножило скорбь.
Мэй би. Подарили мне как-то трехтомник Монтескье. Двадцать лет украшал мой книжный шкаф. Так и не одолел. Выставил на столик у консьержки. Пролежал денек и исчез. Дай Б-г кому-нибудь одолеть…
Всегда было понятно, что наш всеобщий «дядя Миша из Одессы» — мудрый и печальный человек. Даже когда было смешно до колик. Даже когда вдесятером в восьмидесятые наклоняли поближе головы к сипящему кассетнику и взрывы хохота заглушали «Собрание на ликёро-водочном». Слушать его, без сомнения, интереснее, чем читать глазами. Слушать Высоцкого тоже интереснее, чем читать. Это говорит не о слабости авторства, а о силе исполнения. Жванецкого глубоко уважаю и восхищаюсь. И в «Дежурном по стране» мне всегда было интересно его мнение по любому поводу, о чём бы ни спросили. Ну мудрый человек. Что ни скажет, всё ценно.
Концерт был такой тухлый, что не досмотрела. А у юбиляра было такое выражение лица «Вот чёрт, и зачем я согласился…»
Чаще всего юбилейные вечера (за редким исключением) грешат «попсовостью» — как-то привыкли — жанр такой. Вон у Смелянского вечер был качеством лучше, а все равно временами не без «натужности». А вечер-юбилей Дома Актера весь в чудовищных «стихах» — вот где разгуляй-пошлость. Думаю, Жванецкий примерно этого и ждал. И народного от Путина получил перед этим. Как ритуал. И вечер — как ритуал, который нужно перетерпеть… Noblesse oblige..
ну не знаю… странная статья. о повышении культуры общепита?
Месседж статьи — профессорское брюзжание о банальных очевидностях..Зачем публикуете? какого смысла нашей жизни прибавляете?..
Коллегам. «Все, что посылает нам судьба, мы оцениваем в зависимости от
расположения духа». Ларошфуко.
Чаще всего юбилейные вечера (за редким исключением) грешат "попсовостью" — как-то привыкли — жанр такой. Вон у Смелянского вечер был качеством лучше, а все равно временами не без "натужности". А вечер-юбилей Дома Актера весь в чудовищных "стихах" — вот где разгуляй-пошлость. Думаю, Жванецкий примерно этого и ждал. И народного от Путина получил перед этим. Как ритуал. И вечер — как ритуал, который нужно перетерпеть… Noblesse oblige…..
«Учти и помни, что лягушка строго критикует бредовый полёт ласточки». Лорка
Ольге Наумовой. Посмотрела вечер Смелянского. Не приглянулись лишь Смехов и Филипенко. Все остальные продемонстировали и вкус, и стиль, не плоский юмор. Телеверсия удалась на все сто!
Верно сказано о нынешней России: «Бывали времена и подлее, но такого еще не было». Сейчас выжившие хорошие люди вспоминают, что тогда «не сидеть было нехорошо, неприлично». Вот и о нынешнем периоде сплошных властных подлецов непременно будет сказано, что от их главаря получать цацки и звания было гадко. Да и опасно — потому как до полной (простите за физический термин) аннигиляции человеческих и иных достоинств получившего.
Фото такого «получения» сохранит интернет.
Да, видеть Жванецкого в согбенном поклоне этой власти было стыдно. Как и в прошлые разы, когда его награждали… Мог бы и больным сказаться, а не сказался… После этого странно было бы иметь «свободу слова»…
И все — в полупоклоне и согнувшись, буквально все.