А. П. Чехов. «Чайка». Театр-фестиваль «Балтийский дом».
Режиссер Йонас Вайткус, сценография и костюмы Йонас Арчикаускас
Спектакль продуман и красив красотой изящной шахматной партии, хотя начало е2е4 традиционно и даже банально. С первого же хода — антидеревенской сценографии и экстравагантных, буффонных костюмов со средневековыми деталями — режиссер открещивается от традиционного прочтения и решительно переводит Чехова в фаустовскую систему координат, не меняя, впрочем, и не сокращая почти ни одной реплики, уже на первых минутах не остается сомнений — перед нами «сюжет из области отвлеченных идей».
К чрезмерной, нарочитой театральности, поначалу раздражающей, привыкаешь, и открывается новый, другой Чехов, упорно называвший комедиями настоящие трагедии. Вайткус и не скрывает, что дело кончится плохо — и ружье висит, и гроб с часами на крышке уже заготовлен, и зловещая тень несостоявшегося «другого» Дорна в прозрачном цилиндре зорко наблюдает за развитием событий, и отличная музыка Гедрюса Пускинигиса делает саспенс. А белые фигуры, прорезанные на черном занавесе — кабаретные, развеселые, женские скульптурные ножки и нарисованные огромные губки говорят — смейтесь пока.
Сцены из спектакля «Чайка».
Фото — Юрий Богатырев
И колдовское озеро — проекция волн, то и дело потопом накрывающая всю сцену — с декорацией и людьми, задает мучительный, неотвязный ритм беспокойства. Особенно, если разглядишь среди дробящейся ряби одинокую фигуру в лодке. Долго раздумывая, человек из лодки все же прыгает в воду. И не выныривает. И выстрелы — пока без цели, случайные. Спектаклю Треплева придан масштаб едва ли не античный — декорация преображается, поворачиваясь на кругу, меняется от благополучного буржуазного интерьера с белым роялем — к страшным руинам с надгробиями. Еще миг, поворот — и белый рояль возвращается на «круги своя». Надгробия причудились. Все в порядке.
Переломный момент «партии» наступает, когда Треплев (Антон Багров) пропускает мимо ушей совет Дорна (Регимантас Адомайтис) изображать только важное и вечное, тихое внятное предостережение о том, в каком случае Треплеву грозит гибель: «Вы должны знать, для чего пишете, иначе, если пойдете по этой живописной дороге без определенной цели, то вы заблудитесь и ваш талант погубит вас».
Этот эпизод — высший пилотаж актерского мастерства, действительно Адомайтис делает потрясающего Дорна, играет в нескольких репликах тему спектакля — способен ли этот человек, Треплев, справиться со своим талантом? Что? Служить толпе или быть верным предназначению, данному свыше? Истинное искусство или успех? И все — роковой выбор сделан: Виноват, где Заречная? С этого мгновенья становится понятно, что смерть Треплева — не случайность, он не выдержал испытания и должен умереть. Он пока не понимает этого, но поймет постепенно — в четвертом акте, увидев — как в зеркале — Тригорина в таком же, как, как у него, «успешном» гламурненьком белом плаще с голубыми страусовыми перьями, таким же равнодушно-вежливым жестом приподнимающего шляпу. И наконец, прозреет окончательно, разглядев Нину, несбывшуюся Аркадину, напыщенную, вульгарную, крикливо утверждающую свою принадлежность к «искусству». Нина — отличная, отважная работа молодой актрисы Дарии Михайловой.
Актерские работы — и Леонида Алимова, и Натальи Индейкиной, и Романа Громадского, и Регины Лялейките, — все интересны и достойны подробных оценок, не умещающихся в данный формат. Особое любопытство и ожидания вызывает также полный состав прибалтийского десанта, по болезни не принимавшего участие в первых спектаклях.
И персонажи и предметы покидают Константина, выбирают «другую» сторону — дворня, увлеченно помогавшая делать спектакль Треплеву, в результате умащает благовониями Аркадину, восседающую в «римской» ванне. Сорин, когда то с восторгом подававший реплики для представления, теперь, тихо угасая, спит. Нина же, вышедшая после прерванного спектакля «к обществу» не колеблется ни секунды — она страстно хочет примкнуть к «успеху», ее завораживает эффектное комикование «старых форм», манерная Аркадина с повадками эстрадной примадонны и знаменитый писатель гипнотизируют ее, в трактовке Вайткуса она абсолютно лишена одухотворенности, — вполне современное существо, зараженное смертью духа. И наряду с другим существом — извивающейся «чайкой», неуправляемым демоном творчества, она и убивает Треплева, показательно страдая на гробе, который сама же красиво вместе с «чайкой» и принесла. Игра в лото превращена в спиритический сеанс — и представители, проводники демонического мира, которые — признаем мы их, или нет, но всегда участвуют в человеческой жизни, а в жизни Артиста — тем более, в своей борьбе за душу здесь — победили вполне. Своеобразная эстетика спектакля, на мой взгляд, не может заглушить чрезвычайно ясную и горькую мысль — в сегодняшнем мире с большим отрывом побеждают не «старые или новые формы», а черные силы в обличье гламурных и зачастую — весьма обаятельных персонажей, духовных мертвецов. Залитая кислотным розовым светом площадка в финале — готова для очередного шоу.
Подробную рецензию на спектакль читайте в № 63 «Петербургского театрального журнала»
Странно, что так мало комментариев: спектакль Вайткуса – точно не скучный, конечно, не радикальный, но провокативный – должен, казалось бы, возбуждать полярные мнения, вызывать либо писк восторга, либо гнев, уж точно раздражение, должен рождать азартные театроведческие концепты. Ан не рождает. А ведь это система ребусов, шарад, знаковых деталей набросано столько, что иди хоть от громадной скульптурной женской ножки, хоть от гранитных скал, хоть от лодки с надписью «Чайка», хоть от белого рояля с нею же… А уж окровавленная чайка-гимнастка, которая все никак не может умереть, танцует и танцует, и даже в виде чучела не может угомониться, все тянется красными ручонками к Нине, обнимает ее, требуя, видно, захоронения (успокаивается только когда Нина хватается за белый гроб, торчавший весь спектакль без дела). Тут уж кровавая птица приходит на помощь и помогает безумной Нине тащить этот гроб – то ли для себя, то ли для Треплева.
Все хочу понять, почему и у меня спектакль не вызывает ни восторга, ни неприятия. Казалось бы – садись, пиши фельетон. Не тянет, что-то явно симпатичное есть в этой вайткусовской дури, в этом «литовском нашествии». Симпатичное – а мыслей не рождает.
Но коли уж режиссер предлагает столько визуальных манков, то пойду я от карточного домика, притулившегося возле левого портала. «Сон Треплева», а это он (прием не новый, Треплев уже не раз спал, а пьеса Чехова приобретала формы его пьесы, вспомним хотя бы давний спектакль Б. Гранатова в изгибах клоунско-модернистских линий), развивается в формах пасьянса. Раскинул Вайткус игральные карты из разных колод – и смотрит, как поведут себя трефовая дама Полина Андреевна, пиковая Маша, король Дорн и валет Треплев… Кто станет королем, как «выйдет в червовые дамы» к финалу Аркадина, как поведут себя два короля одной масти (Тригорин и Треплев одеты к финалу абсолютно одинаково) и т.д. В костюмах мотивы карт точно есть, и домик не зря стоит, но пасьянс не сходится. Почему?
Думаю, потому что если снять с героев экзотические фантазийные одежки (как там советовал Мейерхольд про бояр из «Годунова»: отодрать бороды, раздеть и посмотреть, какие они бывают голые в бане), то получится совершенно традиционная «Чайка». Я имею в виду способ актерского существования. Они играют – не как герои фантасмагории, а как «нормальные» исполнители: тут с психологизмом, а там с эксцентрикой. Как придется.
Пасьянс этот произволен, тут нет концепции (если бы она была, вряд ли на одну роль Тригорина режиссер назначал бы антиподов Багдонаса и Алимова, а на Сорина внешне схожих Будрайтиса и Дубанова. Где логика?). Вообще «литовское нашествие», видимо, не вполне состоялось (афиши уже не обещают нам Багдонаса). И только хочется крикнуть наподобие «Браво, Сильва!»: «Браво, Адомайтис!» Дорн сыгран с той ленивой иронией, с какой, видимо, и надо раскладывать такой пасьянс. В халате. За кофе. Понимая, что смешаны карты из разных колод и пасьянс не сойдется даже во сне. Потому что во сне ничего сойтись и не может, сколько ни старайся.
У меня тоже не сошлось. Поначалу Маша играет в намеренно аффектированной манере, а потом — реализм. Вроде как костюмы провокационные, фарсовые, ан, опять не все. Тогда костюмы просто не нравятся. Вспоминала «спектакль в спектакле», точнее, в фильме — в «Успехе». Вот там было стильно и свежо! А литовцы были очень органичны, рада, что на них посмотрела вживую.
Мне ближе оказалась «Чайка» Томашевского.
Как-то не складывается у литовцев с нами, видать — темпераменты очень розны. В переводе на «язык родных осин» хвалёные литовские метафоры начинают напоминать наскоро сколоченные пионерами скворечники, или наоборот — литовец вдруг ставит/играет что-то посконно-психологическое (иногда это один и тот же литовец — Вайткус ведь поставил у нас не только «Чайку», но и «Дрозда чёрного»).
Возникло у меня давеча одно подозрение при просмотре «Калигулы» Някрошюса в Театре Нациий (подозрение настолько страшное, что гнал его от себя поганой метлой куда подальше!): а не являются ли метафоры даже Някрошюса метафорами только до тех пор, пока озвучены «литовским языком» в широком смысле этого слова? И не станут ли они в переводе на столь же широко понимаемый «русский язык» всего-навсего знаками и аллегориями — причём, весьма расхожего и примитивного свойства (не случайно же в чайке Й.Вайткуса это тонко подмеченное М.Ю.Дмитревской почти дословное совпадение с давешней постановкой Б.Гранатова)?
Если так, то — да здравствует моё языковое невежество, и — да сгинут попытки российского театрального руководства скрестить наши театральные школы чрезвычайно размножившимися в последнее время совместными постановками!
Отличная рецензия, спасибо автору. Блистательный спектакль Чайка Балтийского дома, сыгранный вчера в Минске в рамках театрального фестиваля Панорама. Спектакль яркий, точный, интересный, потрясающие декорации, точная, острая, комичная, трагичная игра артистов, начиная с Натальи Индейкиной. Современная история о нереализованности каждого.
Спасибо за рецензию, многое понял. И за комментарии спасибо. В Минске был вчера, потрясающее впечатление, как игрой актеров и литовскому великому клану и русскому…отдельное спасибо Адомайтису и Индейкиной!!! И также Чайке художественной гимнастке Кристине Христовой!
Не понимаю, как этот спектакль может НЕ рождать мыслей??? О чем же вы думаете, Марина Дмитревская в свободное от написания рецензий время?
Спектакль просто супер, Актёры неподражаемы, спасибо ребята что делаете такие спектакли!