В Магнитогорске прошел XX Фестиваль театров малых городов России (фестиваль Театра Наций при поддержке Министерства культуры РФ)

Да, пусть уже в названии современный драматург Настя Букреева, постановка чьей пьесы стала одним из главных событий фестиваля, обнимется с Львом Толстым. Потому что оба эти спектакля — и «Черная пурга» Филиппа Гуревича в Новокузнецкой драме, и альметьевская «Власть тьмы» Лизы Бондарь — может быть, точнее и глубже всего выразили мироощущение времени сегодня.

Сцена из спектакля «Власть тьмы».
Фото — архив театра.

В честь 20-летия фестиваля Театр Наций вместо двух главных призов — приглашения спектаклей на свою сцену в Москве — учредил в этом году три. Есть подозрение, что «Власть тьмы» не попала в этот список (получив спецприз губернатора) еще и потому, что два предыдущих года Альметьевск уже представлял свои работы в Театре Наций, и жюри хотелось расширить круг знакомства москвичей с провинцией. Но так или иначе, пьеса Толстого была представлена мощно, неожиданно, парадоксально во всех отношениях. Во-первых, полная православных мотивов и символики, она игралась на татарском языке (с аудиопереводом), что сразу задавало определенное остраннение и отстранение: на сцене развертывался странный герметичный мир, где смысл слов продирался к зрителю сквозь многословие невнятного для него бормотания. Во-вторых, вместо бытового места действие разворачивалось в лесу из голых, без листьев и даже коры, уродливых, подвешенных без корней деревьев-обрубков. Время тоже было явлено совсем не историческим, судя по манере населяющих этот мир людей говорить, носить костюмы, двигаться. Особенно поражало последнее — все персонажи, кроме Анютки и Акима, безобразно пьяны, их корявые ноги на протяжении всего действия плетут какие-то отвратительные узоры, чтобы хоть как-то удержаться на земле, которая будто отторгает, отказывается держать их на своей поверхности. Тьма характеризует здесь не только отвратительные поступки героев, она составляет и основную консистенцию самого сценического воздуха — филигранная работа света позволяет все видеть, создавая при этом ощущение полной тьмы, конца света, апокалипсиса.

Сцена из спектакля «Черная пурга».
Фото — архив фестиваля.

Замечательной по выразительности работой света — холодного, временами как будто действительно черного — отмечен и спектакль «Черная пурга». Парадоксальность здесь выражается прежде всего в яркой атмосфере праздничности этого «морока в 14 разговорах», умирания, конца, смерти. Всего — и мертвенного, похожего на главных героев всех романов Кафки сразу, главного героя Свéрдлова в блестящем исполнении Александра Шрейтера, и шахтеров — одного, второго, третьего, и других, как будто вывернутых наизнанку, персонажей города N, да, наконец, самого этого пустого, обесточенного (поскольку медведь перегрыз кабель) странного населенного пункта. Здесь слово перпендикулярно действию, событие — здравому смыслу, чувство — способу его выражения; отсюда ощущение ужаса от происходящего соседствует с эстетическим наслаждением от безудержного остроумия режиссерской фантазии, что создает какой-то особенный, близкий нуарному стилю, эффект.

Сцена из спектакля «Манкурт».
Фото — архив театра.

К этому же смысловому тренду фестиваля — художественному выражению глубинного настроения эпохи — несомненно, принадлежит и спектакль «Манкурт» Виктора Трегубова новокуйбышевского театра «Грань» (художественный руководитель постановки Денис Бокурадзе). Спектакль, как всегда в этом театре, отмеченный очень высокой актерской, хореографической, музыкальной культурой, филигранной работой как сценографа — художника по костюмам, так и художника по свету, завораживал, погружал в своего рода эстетическую медитацию. Знаменитая притча из романа Чингиза Айтматова о бесчеловечном лишении людей памяти обретала выразительный пластически-звуковой объем, но что касается смыслов, связанных с борьбой за память как в общественном, так и в индивидуальном сознании, не одно десятилетие уже витающих в социальном воздухе, то тут приращения не произошло, возникало ощущение некоторой вторичности высказывания.

Сцена из спектакля «Провинциальные дурачки».
Фото — архив театра.

Меньше всего ожидаешь разговора об актуальных событиях времени, когда начинаешь смотреть дурашливый, полный простодушного юмора спектакль в жанре ненаучной фантастики глазовского театра «Парафраз» — «Провинциальные дурачки» Дамира Салимзянова, автора как пьесы, так и спектакля. На далекую маленькую планету — колонию Земли, с которой уже триста лет не было связи, вдруг поступает предупреждение о скорой инспекции. Весь первый акт жители уморительно-смехотворно к ней готовятся. Во втором — имперцы в военизированных костюмах астронавтов 60-х годов появляются на этой наивно-невинной в цивилизационном отношении планетке с направленными на жителей огромными автоматами, а те выставляют вперед нарядных улыбающихся женщин в цветочных венках на головах и с хлебом-солью в руках. Инспекторы быстро находят планетку бессмысленной, достойной только «зачистки». Но затем возникает мысль об эффективности рекрутирования воинов для Империи, об отправке жителей на Землю для участия в звездных войнах, которые она постоянно ведет. Этой темой не исчерпывается содержание спектакля, но надо слышать, как замирает и без того чуткий зал, когда речь идет о мобилизации всех жителей мужского пола от 15 до 50, о способности к убийству как показателе нормальности людей и т. п. Интересный факт: спектакль поставлен при поддержке проекта «Культура малой Родины» партии «Единая Россия». На фестивале он получил приз мэра Магнитогорска.

Сцена из спектакля «Папа».
Фото — архив театра.

Другой тематический блок фестиваля связан, как это ни удивительно, с темой детства, возраста, поколений. Бесспорный фаворит фестиваля — «Папа» из Комсомольска-на-Амуре в постановке Дмитрия Акриша по горьковским «Мещанам». Причина изменения названия очевидна почти сразу — герои к мещанам не имеют никакого отношения, перед нами современная семья, все одеты в соответствии со своим возрастным стилем в настоящем, и можно только удивляться, как по-сегодняшнему звучит в их устах оригинальный текст пьесы, удивляться интонации, акцентам. Вся сценография Геннадия Скоморохова состоит из длинного стола, покрытого огромной белой скатертью, и табуреток. На протяжении действия скатерть будет съезжать в разные стороны и обнажать стол, состоящий из отдельных небольших столов, которые будут раздвигаться, поворачиваться, переворачиваться, а мать Ларисы Гранатовой («лучшая женская роль») будет все время пытаться собрать, соединить, восстановить единство не только семьи, но и этой ее материально воплощенной метафоры. Предельно узнаваемая проблема невозможности современных отцов и детей услышать друг друга, какая-то бытийная пропасть, разделяющая их представления о жизни, которая не дает при всем их желании (а оно, как отчетливо показано в спектакле, есть!) разрешить этот тотальный конфликт, прекрасное актерское воплощение — словом, победа этого спектакля была бесспорна для всех.

Сцена из спектакля «Делай все, что хочешь, пока я тебя люблю».
Фото — архив театра.

В номинации «Надежда» победил молодой режиссер Мурат Абулкатинов за спектакль Прокопьевского театра «Делай все, что хочешь, пока я тебя люблю» по пьесе Светланы Баженовой, где вместе с актрисой Александрой Булатовой — это практически моноспектакль — он исследовал острые противоречия подросткового мировосприятия. Трагические коллизии еще более раннего возраста тоже были предметом рассмотрения на фестивале в спектакле Андрея Шляпина «То самое» из Набережных Челнов. Это спектакль-воспоминания о детском, так вдохновлявшем тогда «том самом», недовольного настоящей жизнью офисного работника Димы — «лучшая мужская роль» у Алексея Ухова. Семилетних здесь играют взрослые и по-взрослому, что создает удивительный эффект серьезности тех страстей, любви-нелюбви, обмана, верности мечте, предательства, которые переживают люди вне зависимости от возрастных периодов жизни.

Сцена из спектакля «Дневник Алены Чижук».
Фото — архив фестиваля.

Победу в негласной номинации «худший спектакль фестиваля» получила постановка из Мичуринска «Дневник Алены Чижук», где была попытка представить четыре возрастные периода из жизни женщины. Автор пьесы Юлия Воронова, режиссер Яна Гловацкая и четыре актрисы специально, казалось, собрали все мизогинские штампы и представили их в грубой эстетике откровенного комикования. Было жаль, что знакомство с этим театром на фестивале прошло в атмосфере абсолютного непонимания.

Сцена из спектакля «В рождественскую ночь...».
Фото — архив фестиваля.

Этот спектакль можно с равным успехом отнести к третьему тематическому тренду — гендерному, с акцентом на женскую составляющую. Острые разногласия вызвал спектакль Минусинской драмы «В рождественскую ночь…» по мотивам маленького рассказа Чехова. Авторы додумали предысторию к происходящим у Чехова событиям, и получилось развернутое повествование о драме женской жизни, нежеланном замужестве, трудной беременности, мучительных и неудачных родах, и, главное — о нелюбви и в то же время каком-то тяготении к мужу. Спектакль, на взгляд автора этих строк, завораживал своей слегка размытой, насыщенной выразительными метафорами эстетикой. Да и сам образ героини Ирины Вахраневой — хрупкой, ломкой, с бледными тонкими чертами болезненного лица, обрамленного (!) огромной спутанной копной рыжих волос, — не мог не притягивать, не оказывать воздействия. Отсутствие четкой структуры повествования, пятнистость впечатлений, за которые обвиняли спектакль на обсуждении, на мой взгляд, составляли одну из черт его природы, его прелести, поскольку недопроявленность была и смыслово оправданна здесь. Председатель жюри Марат Гацалов, не проронивший ни на одном обсуждении ни слова, видимо, разделял мои чувства, поскольку свой личный приз — а им стала режиссерская стажировка в Москве — он отдал молодому режиссеру Ирине Дремовой.

Сцена из спектакля «Рассекая волны».
Фото — архив театра.

Но самое сильное впечатление вызвала в этом блоке сценическая версия знаменитого фильма Ларса фон Триера «Рассекая волны» театра из Шарыпово в постановке Галины Зальцман (премия АТК). Это действительно был ошеломляющий спектакль, который у меня вызвал противоречивые страстные чувства: восхищение его волшебной формой и абсолютное несогласие с содержанием послания. Речь в нем о девушке Бесс, так страстно любившей своего мужа, что по его просьбе буквально уничтожила себя, сначала душевно, а затем физически: парализованный в результате аварии муж требовал от нее вступать в половые отношения со всеми мужчинами, а затем рассказывать ему о произошедшем подробно — только так, по его словам, он мог выжить. Бесс регулярно советовалась с Богом или своим представлением-образом Его. Местный пастор и вся паства, понятное дело, ненавидели ее и избивали, если не камнями, то сумками. И все было в спектакле организовано так (художник Катя Никитина), что мы, зрители, тоже оказывались в этой толпе, пассивно позволяющей травле происходить, поскольку персонажи спектакля сидели среди нас: пастор со своими обвинительными речами обращался ко всем нам, церковный хор тоже был рассеян среди зрителей и завораживал дивным исполнением баховских распевов. В результате героиня устами одного из персонажей была обозначена святой, ее тело уносили куда-то в пространство абсолютного света, а в углу зала появлялось женское распятие. Впечатление, повторюсь, потрясающее — но более противное христианству, чем такая рабская зависимость человека от своего любовного чувства, которую истово продемонстрировала в своей роли актриса Таисья Иванова, трудно найти. Христос призывает к любви совсем другого, едва ли не противоположного свойства — беда в том, что в богатом русском языке для этого корневого в человеческой жизни чувства есть только одно слово (в древнегреческом, например, их было пять). Речь там идет о любви не как о чувстве, страстном, часто разрушающем человека, а как о состоянии души.

Сцена из спектакля «Лавр».
Фото — архив фестиваля.

Христианская тематика тоже была представлена на фестивале не только в этом спектакле. Она оказалась в центре и не очень удачного спектакля Дмитрия Егорова «Ксения Петербургская» в Великолукской драме, и, конечно, самого крупного полотна — спектакля «Лавр» по роману Евгения Водолазкина Магнитогорского театра — хозяина фестиваля, в постановке и сценографии его главного режиссера Алексея Вотякова. Это еще один обладатель главного приза фестиваля, поразивший своим эпическим размахом, многообразием красоты сценографических решений, выразительностью костюмов и ансамблевой слаженностью всей занятой в спектакле большой труппы театра.

В завершении не могу не заметить, что есть несправедливость в том, что в анналах СМИ фиксируется только театральная часть фестиваля. А ведь опять была невероятно насыщенная образовательная программа, вызывающая восторг актеров-участников — ежеутренние тренинги, семинары, лекции, творческие встречи, индивидуальные консультации лучших театральных профессионалов страны. А также замечательная обильная кинопрограмма, прекрасные гостевые спектакли (чего стоила одна «Школа жен» Миндаугаса Карбаускиса!), музыкальные концерты, экскурсии. Браво, ФТМГ, грандиозно!