«Васса». М. Горький
Нижегородский театр юного зрителя
Режиссер Илья Ротенберг, художник Наталья Симакова

Опозоривший семейство капитан Железнов (Леонид Ремнев) театрально заламывает руки и корчится в притворных муках (настоящие случатся за сценой), дядя Прохор (Игорь Авров) с опереточной прытью волочится за служанками и племянницами, ведет свою грубую игру лакей Пятеркин (Федор Боровков), излишне театральна, кажется, даже революционерка Рашель (Дарья Андреева), играющая любовь к сыну в статуарных классицистских позах…

Спектакль Ильи Ротенберга «Васса» идет на малой сцене ТЮЗа, в декорациях, бережно воспроизводящих типичный зал любого мемориального музея. И в ней живут пестрые герои одной из самых театральных эпох. Купцы, мещане, лакеи, революционеры, вырожденцы и нахлебники исполняют скабрезные частушки и ходят вприсядку. А еще этот театральный, кривляющийся мир — очевидно мужской, патриархальный, и как бы его ни перекосило и ни накренило, иерархия проста: мужчина — хозяин и господин, даже если это вконец опустившийся братец-приживал. И все героини спектакля, ведя свою сложную игру, никогда не упускают это главное обстоятельство.

И.   Страхова (Васса), А. Энская (Людмила).
Фото — архив театра.

А как же Васса? Васса Железнова Ирины Страховой не только не играет в этот всем привычный театр, но будто бы и не подозревает о его существовании. Первый раз мы видим Вассу сидящей к зрителю спиной. Она за столом для приема посетителей разговаривает со своим управляющим. Низкий властный голос, повелительные интонации, короткие быстрые фразы в ответ на просьбы о прибавке. Воображение достраивает Вассу обыкновенную — большую пожилую бенефициантку. Но посетитель уходит, и к нам поворачивается Васса другая — хрупкая молодая женщина. И она с первых сцен играет не по правилам. Например, эта Васса боится своих мужчин. Ожидая капитана Железнова, она забивается в угол, за комод, инстинктивно закрывая спину от возможных побоев. Эта Васса просит муженька свести счеты с жизнью так бесхитростно прямо и просто, словно верит, что и он понимает, что после всех его преступлений другого выхода нет. В облике этой Вассы нет ярких красок, и мимика ее скупа. Кажется, что актриса Ирина Страхова попала в декорации купеческого дома прямиком из скандинавского кино, а ее героиня управляет домом, устройства которого просто не в силах постичь, потому что, кроме того, что ей вообще не свойственно притворство, она совершенно не может замечать его в других. Блаженненькая Людмилка назовет Вассу «человеческая женщина». Здесь это звучит как признание ее принадлежности к другому виду. Единственная «человеческая женщина» в мире нечеловеческих мужчин, женщин и отношений, она, конечно, не жилец, потому что не умеет играть в слабого, как делают все остальные: горничные, наперсница Оношенкова, дочь Людмилка, сноха Рашель.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Вот только, пожалуй, в старшей дочери Наталье обнаруживается похожий изъян. Наталья Анны Бледниковой будто бы создана для обыкновенной женской игры в слабую. Она, в отличие от Вассы, видит, как устроен этот мир: кто здесь на самом деле хозяин, кто брюхатит горничных и развращает их с сестрой, кому в любом случае все сойдет с рук, а кто, играя свою скромную роль, при первой возможности урвет кусок. Она, в отличие от Вассы, в этом мире своя, но все же ненавидит его, а более всего ненавидит мать, которая никак не может их с сестрой защитить. А она и правда не может, потому что живет где то над всеми их мужскими-женскими играми, сложносочиненными интригами. Васса, как древнегреческий Эдип, погибает по неведению, а Наталья разрушается, как Кассандра, которая не в силах предотвратить предначертанное.

Когда в финале спектакля Васса вдруг оседает у стены, Оношенкова (Надежда Афанасьичева), ходившая до этого хмурым двойником хозяйки, суетливо обыскивает ее тело, не переставая играть роль убитой горем подруги. В комнате никого, кроме нее и покойной, а тихая компаньонка все равно играет слезную мелодраму, пока нащупывает ключ от сейфа. Потом ворвется дядя Прохор и предложит Наталье исполнить тот же номер, а она вдруг не сможет. Главный враг своей матери, Наталья оказывается более всего похожей на нее в этом отвращении к обыкновенному притворству, в котором родилась и воспитывалась. Отчасти и она тоже «человеческая женщина», а лучше бы была обыкновенной.