«Пиковая дама». П. И. Чайковский.
Ростовский музыкальный театр.
Дирижер Андрей Аниханов, режиссер Павел Сорокин, художник Вячеслав Окунев.
Эта опера, наверное, будет жить вечно, потому что в музыке Чайковского тоже есть тайна. Не меньшая, чем в повести Пушкина. Звучащие в интродукции три главные темы — магические три карты, летучий образ графини, любовное переживание Германа — в первой же картине чудесным образом сплетаются в одну. Уже ничто не существует отдельно. Все три линии нерасторжимы, и, по моему ощущению, их жестко держит злой дух несвободы. Будто кто-то неумолимый заранее распланировал судьбы, обозначил всем персонажам место друг подле друга, сделав зависимыми против их воли. Все зыбкое и логически необъяснимое музыка воплощает в абсолютно ясные образы, заставляя кожей ощущать неотвратимую гибельную бездну с ее ледяным холодом и потусторонним ужасом. Недаром об опере писали, что это «и симфония, и кантата, и поэма смерти».
Невидимое и неосязаемое, но очевидное присутствие высшей силы не сулит ничего хорошего. Еще никакого события не произошло, а уже всем страшно, включая благовоспитанного, сдержанного Елецкого и неунывающего Томского (знаменитый квинтет). Даже не предчувствие, а реальное ощущение близкой беды подтверждается предгрозовой сценой. В черном платье, с черными зонтами горожане, точно воронье, кружат возле Германа, стискивая его, и он отмахивается от них, как от дурных вестников.
Люди живут без солнца, в хмуром городе, где мрачные стены, сдвигаясь и раздвигаясь, воссоздают лишь сами себя в разных вариациях. А художник по свету Ирина Вторникова дополняет этот образ всеми оттенками серого и черного, мутноватыми лучами, неспособными рассеять мрак и умножающими ощущение безысходности. В ней постоянно пребывает графиня, хранящая, судя по всему, не только секрет выигрышных картежных чисел, но и тайну прошлой жизни. И ей больше не под силу хранить эту тайну в своей душе. Не Герман приносит с собой пистолет, он есть у графини. По правилам русской рулетки она пытается покончить с собой, несколько осечек доводят ее до слез, а когда является Герман, она перебрасывает пистолет ему.
Элина Однороманенко пела партию графини и в прежней постановке «Пиковой дамы» на этой сцене. То было дряхлеющее существо. Графиню переодевали ко сну, распускали замысловатую прическу, неживые волосы повисали паклей, усиливая впечатление уходящей жизни. Их клок оставался в руках Германа, а старуха отчаянно перебирала тусклые пряди, которые когда-то, видимо, были прекрасны.
В нынешней постановке графиня еще полна сил, «держит спину», признаков немощи не имеет и вряд ли могла умереть от испуга. Что ей наставленный на нее пистолет, если она только что сама держала его у виска? Незачем жить, а воспоминание о том, «кто танцевал? кто пел?», вероятно, таит более серьезный подтекст. Не желая того, визитер, свихнувшийся на стремлении разбогатеть за один вечер, помог графине замкнуть круг исчерпавшей себя жизни.
Безумие, одержимость, невозможность совладать с бурей чувств — это Герман Виталия Ревякина. И в любви он не знает краев, и idee fixe заглянуть за пределы земного мира поглощен настолько, что не помнит себя и не видит никого вокруг. Он впадает в гипнотический транс, когда поет в гибельном восторге: «Теперь не я, сама судьба так хочет!» Второй исполнитель этой партии, Виталий Козин — по преимуществу лирический герой, страдающая натура. Неудача ходит за ним по пятам. Цепенеющая воля не в силах преодолеть наваждения. Момент нежданного обретения тайны обоими исполнителями сыгран почти как пребывание во сне. Герман сомнамбулически покоряется тому, что происходит в эту минуту. В дверных проемах на тусклом фоне три фигуры в белом держат тройку, семерку и туза (это «групповое» явление графини). Карты бросают к ногам Германа, и он подбирает их. Как-то уж слишком буквально…
Две исполнительницы партии Лизы тоже оказались разными. У Натальи Дмитриевской это трагическая фигура во власти соблазна, и ее сильное сопрано с богатством тембровых оттенков как нельзя более соответствует такой трактовке. Екатерина Краснова создает идеальный образ кроткой, нежной, доверчивой девушки, которой невозможно пережить обман. Ария «Откуда эти слезы?» звучит в ее исполнении как взволнованная попытка разобраться в себе самой, преодолеть смятение, поверить в благосклонность судьбы.
В финальной сцене магический круг для Германа размыкается. Его последняя мысль — о Лизе, последнее лихорадочное желание — вернуть те дни, когда выше любви ничего не существовало. В этом была и подлинная страсть, и подлинная боль.
Наконец, давящая хмарность уступает место свету. Решетка Летнего сада, гуляющие дамы, играющие дети. Они тоже в белых одеждах, но все это выглядит не призрачно, а солнечно, дышит покоем и умиротворенностью. И Лиза среди праздной публики. Герман протягивает к ней руку, с надеждой ступает все ближе, видя ее ответный жест, но уже не дотянуться им друг до друга. Это посмертное видение Германа. Но свет ведь был и прежде, однако Герман либо не замечал его, заблудившись в потемках коварного мистического города, либо, как герой другого столетия, не заслужил света. Хотя хор и вымаливает ему прощение.
Комментарии (0)