«Быть ангелом».
Площадка «Скороход».
Авторы Евгений Анисимов, Александр Кошкидько, Игорь Устинович.

Глядя на актерский «послужной список» Евгения Анисимова, Игоря Устиновича и Александра Кошкидько (участие в проектах Максима Диденко, Джулиано ди Капуа, Инженерного театра «АХЕ»), казалось бы, можно без труда представить, из каких компонентов будет состоять их самостоятельная работа — хаотичный поток эпизодов с размытым сюжетом, экспрессивный пластический язык, сочетающий в себе множество танцевальных техник (непременно с элементами буто), игра с предметом… Но спектакль опровергает эти предположения — артисты, не пытаясь подражать языку «учителей», пробуют отыскать собственный оригинальный стиль.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Петров.

Постановка построена на пластических этюдах — исполнители, усложняя задачу, отказываются от одного из главных невербальных средств выразительности — мимики. Прологом служит эпизод среди гримерных столиков, за которыми спиной к зрителям сидят двое (Евгений Анисимов и Игорь Устинович) в черной прозодежде, их головы обтянуты плотной черной материей. Безликие манекеноподобные фигуры оживают и разыгрывают небольшую интермедию, используя исключительно пластическую выразительность рук, облаченных в белые атласные перчатки. Зрителям демонстрируется поток нарочито тривиальных образов: пульсирующее сердце, падающий или уносимый ветром листок. Четыре руки изображают двух лебедей, скользящих по водной глади: собранные пальцы одной руки — лебединая голова, локоть другой, приставленной к ней, — вихляющий хвост… В этих наивных зарисовках — легкость, с которой из пустоты рождается красота.

За театральным игровым прологом следует череда пластических сцен, в которых создатели спектакля, как указано в программке, пытаются найти ответ на вопрос «почему человек стремится к счастью, но обрекает себя на страдания?». Однако эта тема считывается далеко не всегда: по пути к финалу нить, объединяющая сцены в смысловом отношении, теряется. Неоднороден по своему составу и набор сюжетов — от бульварно-детективных, бытовых сцен до историй, достойных артхаусного фильма.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Петров.

Актеры моделируют пространство, легко обходясь без декораций и реквизита (за исключением возникающего в финальных сценах цветка, скрученного из двух салфеток, не будь которого, спектакль, вероятно, ничего бы не потерял), — главным подспорьем служат свет и электронный аккомпанемент (за него отвечает А. Кошкидько), а также «документальные» звуковые вставки — записи радио- и телеэфиров, шум шагов и пр. Некоторым сценам эти включения сообщают излишнюю иллюстративность: кажется, что богатые пластические возможности актеров позволяют конструировать образы, не прибегая к активному использованию звуковых эффектов.

Артисты надевают «фарфоровые» белые маски, перевоплощаясь из театральных фокусников в универсальных безликих исполнителей, готовых с помощью жеста, движения обрисовать образ любого персонажа.

Вопрос, волнующий авторов постановки — «быть или не быть ангелом, и если не быть, то зачем?», наиболее четко сформулирован в эпизоде со случайными любовниками. Образ девушки легкого поведения дается одной характерной чертой — она привлекает внимание прохожего карикатурно-кокетливым, чуть изломанным шагом (артист при этом не двигается с места), ее пластика напоминает движения шарнирной куклы. Герою без труда удается заманить даму в постель — вместе они замирают в красноречивой позе. Проснувшись, она высвобождается из-под его руки, устремляясь к комоду, где хранятся его сбережения. Девушка нервно пытается застегнуть сапоги на дрожащих икрах, внезапно сцена заливается ядовитыми вспышками света — героиня встречается лицом к лицу со своим отражением (его изображает второй актер): двойник синхронно воспроизводит ее движения, а затем отвешивает ей пощечину. Дурное видение заставляет ее оставить украденное и вернуться в объятья еще не проснувшегося мужчины.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Петров.

В другой сцене девушка пытается покорить сердце знаменитости, но герой сосредоточенно полирует ногти, выказывая тем самым полное к ней безразличие. Однако вскоре ей удается обратить на себя внимание, и тогда молодой человек увлекает героиню в свой гламурный неоновый мир, напоминающий сцены из «Входа в пустоту» Гаспара Ноэ: модельные показы, вспышки фотокамер, вечеринки — все это проносится мимо, будто кадры кинофильма. Сюжет закольцован — в финале маникюром увлечены и он, и она.

Тема равнодушия по-своему обыгрывается и в сцене с пожилой парой, где жена поглощена телевизором настолько, что забывает о существовании мужа, и в остроумно сыгранном эпизоде с неудачным свиданием, где артист, сидя за воображаемым столом, ужинает с воображаемой возлюбленной, которая отвергает его, оставляя в одиночестве.

И. Устинович, А. Кошкидько, Е.  Анисимов.
Фото — М. Петров.

В финале, после весьма затянувшейся музыкальной паузы, на сцену все же сходит ангел — понурый, в белом хитоне, в колпаке из папье-маше, с торчащими из лопаток ногами (его изображают двое артистов).

Кажется, что в попытках найти свою стезю авторы спектакля намеренно двигались «от обратного», избрав, вместо метафорического языка «АХЕ» и пр., иллюстративный способ повествования, вместо абстрактного сюжета — предельно конкретный, бытовой. Однако формальная сторона спектакля превалирует над его содержанием — пластические этюды с мастерством выполнены технически, но за поверхностной дидактичностью сюжета не обнаруживается внятного высказывания. Несмотря на большой потенциал артистов, спектакль, лишенный стройной драматургической основы, остается многообещающей заявкой, эскизом к будущим работам.